Первый кубанский («Ледяной») поход - Сергей Владимирович Волков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец и погрузка на пароход, кажется, что она идет до бесконечности медленно. Пароходик паршивенький, маленький, принять всех не может, но я все-таки на него попал. В трюм не спустился, а остался на палубе. Грузились мы долго, а потом почему-то кружились около станицы и только далеко за полдень, наконец, пустились в путь.
В полночь причалили в станице Аксайской и узнали поразившую нас всех новость. В Аксае – немцы. Какими судьбами они попали в Аксайскую, сколько их было и зачем они здесь, конечно, на этот вопрос никто не мог ответить. Говорили, что наш пароход посетили немецкие офицеры, узнать, чем они могут нам помочь. Наше начальство вежливо отстранило какую-либо помощь с их стороны, заявив, что добровольцы ни в чем не нуждаются, у них все есть.
Утром на другой день мы причалили около Васильевской Мельницы, возле железнодорожной станции. По выгрузке посадили нас на извозчиков и отправили в Епархиальное училище, где расположен был лазарет. О! Чудо! Кругом чистота, белизна постелей, сестер – хоть отбавляй. Кругом забота, ухаживание, внимание. Я немедленно попросил одну из сестер сообщить моим родителям, что я в городе. Прошло несколько томительных часов, как после обеда в дверях палаты показалась мама.
По выздоровлении я опять попал в полк в станицу Мечетинскую, но на этот раз для того, чтобы получить бумаги и попрощаться с родным полком. Я никого не нашел из старых корниловцев своей роты. Все были для меня новые лица, по преимуществу кубанцы. Когда же я попал к заведующему хозяйственной частью для окончательного расчета, то при виде меня он остолбенел. «Да вы же остались в Дядьковской?! Какими судьбами вы здесь?!» Я рассказал ему мою одиссею. «Как я рад за вас! Вы долго не давали мне покоя, часто вспоминал вас. Слава Богу! Жив-здоров». После чего он стал рыться в бумагах, извлек из них небольшой листок и показал мне. «Узнаете?» Это была моя расписка, подписанная мною в Дядьковской, о получении мною жалованья за два месяца. «Будем считать, что вы лично ничего не получили». Перечеркнул ее крест-накрест, сделал на ней какую-то пометку и положил обратно в свои бумаги. Получив все, что мне причиталось, и сердечно попрощавшись, двинулся в обратный путь. На сердце было грустно и печально, я покидал свой родной полк. Прощай, черно-красный погон!
Прошли десятилетия, казалось бы, что отошли в область преданий минувшие радости и горечи побед и поражений.
Улеглись страсти – потеряно все.
Но сколько грязи, безответственной злостной лжи льется и поныне на тех, кто первые когда-то, из вони, грязи, из кровавого кошмарного угара подняли Русский национальный флаг. Что можно ответить на все это? Нам, корниловцам-первопоходникам.
Пусть вокруг одно глумленье,
Клевета и гнет,
Нас, корниловцев, презренье
Черни не убьет.
Р. Гуль[244]
Ледяной поход[245]
В Ольгинской расположилась вся армия. День солнечный, теплый – тает снег, на улицах – черные проталины, в колеях дорог – вода. По станице снуют конные, пешие; кучками ходят казаки, с любопытством смотря на кадетов (так называли нас на Дону и Кубани. – Р. Г.)…
Через день выступаем в степи на станицу Хомутовскую. Шумит, строится на талых улицах пехота, скачут конные, раздаются команды, крики приветствия… Армия тронулась. В авангарде – генерал Марков, в арьергарде – корниловцы.
День весенний. Небо голубое. Большое блистающее солнце. Прошли станицу – раскинулась белая, тающая степь без конца, и в этом просторе изогнулась черной змейкой маленькая армия, растянулись пешие, конные, обозы…
«Корнилов едет! Корнилов едет!» – несется по рядам сзади. «Полк, смирно! Равнение направо!» Все смолкло, выровнялись ряды, повернулись головы…
Быстро, крупной рысью едет Корнилов на светло-буланом английском коне. Маленькая фигура генерала уверенно и красиво сидит в седле, кругом него толпой скачут текинцы в громадных черных, белых папахах… Генерал поравнялся с нами. Слегка откинувшись, сдерживая коня, кричит резким, не идущим к его фигуре басом: «Здравствуйте, молодцы, корниловцы!» – «Здраем желаем, ваше высок-дитс», – на ходу, нестройно, но громко и восторженно отвечают корниловцы. Генерал рысью пролетел, за ним перекатываются нестройные приветствия. Появление Корнилова, его вид, его обращение вызывают во всех чувство приподнятости, готовности к жертве. Корнилова любят, к нему благоговеют.
К вечеру пришли в Хомутовскую. По улицам мечутся квартирьеры. Не хватает хат. Люди разных частей переругиваются из-за помещений. Переночевали… Ранним утром торопятся, пьют чай, звенят, разбирая винтовки. Та-та-та – протрещало где-то. «Что это? пулемет?» – «Какой пулемет – на дворе что-то треснуло». На минуту все поверили. Но вот ясно затрещал пулемет, а за ним с визгом разорвались на улице две гранаты. «В ружье!» – командует полковник. «Большевики нагоняют», – думает каждый.
Быстро идем на край станицы. Мимо нас скачет обоз, вон коляска с парой вороных коней – в ней генералы Эльснер и Деникин. А навстречу идет Корнилов с адъютантами. «По обыкновению, наши разъезды прозевали, ничего серьезного, будьте спокойны, господа», – говорит генерал. Мы рассыпались в цепь за станицей. Редкие выстрелы винтовок, редко бьет артиллерия. Большевики ушли. Все смолкло.
Опять идем по бескрайней белой степи… Один день похож на другой. И не отличить их, если б не весеннее солнце, начавшее заменять белизну ее – черными проталинами и ржавой зеленью… Прошли Кагальницкую, Мечетинскую, движемся в главных силах. Корнилов идет вместе с нами. То там, то сям запевают песни. Кругом дымится, потягивается от солнца уже черно-пегая степь. Приостановилась колонна. Около нее стоит Корнилов, в зеленом полушубке, в солдатской папахе, в солдатских сапогах, – задумался, смотрит вдаль, окруженный молодежью.
За войсками скрипит обоз. На телеге – группа штатских: братья Суворины с какой-то дамой. Подвода текинцев с Федором Баткиным (Баткина ненавидят гвардейцы, но он взят Корниловым и выступает вместе с ним перед казаками. – Р. Г.). Трясется на подводе сотрудник «Русского слова» – Лембич. В маленькой коляске – генерал Алексеев с сыном… Едут кругом подвод прапорщики-женщины. Везут немногих раненых, взятых из Ростова, рядом идут сестры…
Из станицы Егорлыцкой мы должны идти в Ставропольскую губернию. Всех интересует: как встретят неказаки? Ходят разные слухи: встретят с боем, встретят с хлебом-солью. Стало известно: к Корнилову приезжала депутация из села Лежанка. Корнилов сказал ей: пропустите меня – будьте покойны, ничего плохого не сделаю, не пропустите – огнем встретите, за каждого убитого жестоко накажу. Депутация изъявила свою
