10 вождей. От Ленина до Путина - Леонид Млечин

На заседании политбюро 22 декабря, за полтора месяца до смерти генерального секретаря, был одобрен текст выступления Андропова на предстоящем пленуме ЦК партии. Выступление было направлено членам ЦК. В начале речи говорилось:

«Дорогие товарищи!

К большому сожалению, в силу временных причин мне не удается присутствовать на заседании пленума… Я много думал над нашими планами, готовился выступать…» В речи генсека утверждается, что «начали осуществляться некоторые меры по совершенствованию нашего хозяйствования, по укреплению государственной, трудовой и плановой дисциплины… Это только начало, и нельзя потерять набранный темп, общий положительный настрой на дела».

В тексте речи много старых «программных» мотивов со ссылками на Ленина о «соревновании и самодеятельности масс», руководстве «ленинскими принципами в работе», необходимости «повышения производительности труда» и других подобных штампов{897}. Составители речей генсека не могли вырваться за рамки традиционных заклинаний. Эта непроизнесенная «автором» речь, пожалуй, наиболее ортодоксальная за время пребывания Андропова на высшем в партии и государстве посту.

Через три дня «соратники» генсека соглашаются с его предложениями по повышению партийного статуса Воротникова, Соломенцева, которых переведут на очередном пленуме из кандидатов в члены политбюро, введут в его состав председателя КГБ Чебрикова в качестве кандидата в члены, в сан секретаря ЦК возведут Лигачева{898}.

Смертельно больной Андропов ежедневно после мучительных медицинских процедур по-прежнему пробегал глазами документы. Но теперь уже не сотни страниц, как обычно, а десятки. Ракетной теме было суждено сопровождать Андропова все 15 месяцев его правления. Ему докладывали, что на 1 января 1984 года американцы развернули на территории ФРГ 9 «Першингов-2», а в Великобритании поставлены на боевое дежурство 16 крылатых ракет. Но, как и обещал генсек публично, ответ был быстрым: к 25 декабря на территории ГДР и ЧССР заняли боевые позиции две бригады ракет повышенной дальности (30 пусковых установок){899}.

Не знаю, задумывался ли Андропов над тем, что вся затея СССР с ракетами средней дальности была бессмысленной и чрезвычайно дорогостоящей. На советскую попытку добиться преимущества в Европе последовал чрезвычайно энергичный ответ американцев, вызвавший, в свою очередь, немедленный «ответ» Москвы. Спираль гонки вооружений резко взметнулась вверх. Экономика СССР, надрываясь, все больше милитаризовалась. Придет время, и все эти ракеты вывезут и уничтожат, но никто и никогда в руководстве не скажет, во сколько миллиардов рублей обошлась советскому народу их очередная бездумная «историческая акция». Конечно, она будет расценена как «победа советской внешней политики».

Андропов мог быть доволен «ответными мерами», если такое чувство могло прийти в его состоянии; на Западе могли оценить, что советский руководитель умеет подкреплять свои слова делами…

Приехавший в середине января в больницу Черненко увидел, как болезнь до неузнаваемости изменила человека. На лице Андропова явственно лежала печать близкой кончины. Задыхающийся от эмфиземы легких, находящийся в едва ли лучшем состоянии Черненко, перебирая подрагивающими пальцами бумаги, докладывал генсеку: в Кремле введен новый комплекс для проведения пленумов ЦК. Объект имеет специальные сооружения, инженерное обеспечение, защиту, автоматическое управление… Больной старец, исполнявший по капризу исторического случая роль партийного принца, сразу же предложил за эту работу наградить орденами 300 человек, нескольким десяткам людей дать Государственные премии, а Боголюбову, заведующему общим отделом ЦК, – Ленинскую премию{900}. Безучастно слушавший Андропов едва заметным движением головы давал понять, что согласен.

…Смерть всегда приходит не вовремя. Андропов мог думать, что самая загадочная и неопределенная часть жизни человека – его будущее. Каким он останется в памяти людей? Что будут говорить о нем? Заслонит ли историкам долгая «чекистская деятельность» его короткую, отчаянную попытку прервать губительную стагнацию отечества?

…Размышления вновь прервал голос усердного чиновника, проводившего вместо него уже несколько месяцев заседания таинственного для всех политбюро… Посольствво США обратилось с просьбой разрешить спецрейс американского самолета для доставки посла Хартмана из Москвы в Стокгольм… В прошлом году американцы сорвали наш спецрейс в Нью-Йорк… Считаем, что нужно не давать Вашингтону согласия на этот пролет…{901}

Голос уплывал куда-то и вновь возвращался…

…Пришло письмо из МОТ (Международной организации труда), в котором просят объяснить, говорил Черненко, почему в СССР не существует права выхода крестьян из колхозов. Мы одобрили такой ответ, что по колхозному уставу на основании личного заявления каждый крестьянин у нас может вступить в колхоз или выйти из него… Например, в 1982 году из колхозов выбыло 450 тысяч человек и принято туда 617 тысяч…{902}

Черненко продолжал перебирать бумаги. Вам надо подписать ответы на письма Трюдо, Кастро, Цеденбала, одобрить поздравление с днем рождения Чаушеску 26 января 1984 года…{903}

Гигантская страна не чувствовала перебоев в «ленинском» руководстве. Шестеренки отлаженной бюрократической машины продолжали медленно, но безостановочно вращаться, не останавливаясь ни на минуту. В высшем партийном руководстве уже почти привыкли, что их лидер общается с ними только посланиями.

Пользуясь немощью генсека, Черненко получил одобрение Андропова на принятие постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР «О материальном обеспечении первых секретарей крайкомов, обкомов партии и председателей исполкомов краевых и областных Советов». Устанавливались очень высокие пенсии, сохранялось специальное медицинское обеспечение, автотранспорт, дачи и т. д.{904}.

Черненко, как главный партийный чиновник, всегда особо заботился о партократии, создании особого слоя преданнейших режиму людей. Андропов, пытавшийся в начале своей генсековской карьеры повести борьбу с элитаризмом, избранностью, теперь уже не мог противиться Черненко. Он устало прикрыл глаза в знак согласия…

Последняя в жизни Андропова записка была обсуждена членами партийного ареопага за две недели до его смерти. Генсек подводил итоги работы высшего руководства за 1983 год. Отмечая усиление «коллективности в руководстве» и улучшение «контроля за выполнением принимаемых решений», Андропов предлагал разгрузить политбюро от второстепенных вопросов, передавая их для решения в секретариат и отделы ЦК. Так же когда-то советовал Ленин освободиться от «вермишели» мелких дел… По-прежнему, сетовал генсек, не все ладно с подбором кадров…{905}