Государыня-правительница - Светлана Бестужева-Лада

– Аким! – гаркнул Пётр, легко перекрывая свист ветра в парусах и плеск волн. – Где ты есть?

– Тут я, государь, – тут же отозвался секретарь.

– Вернемся во дворец, указ напишешь. И тут же его мне на апробацию принесешь. Уразумел?

– О чем повелишь указ писать, государь?

Пётр фыркнул, но не зло, а весело. Так привык, что секретарь его с полуслова понимает, что даже полуслова ему не сказал. А тот хоть и семи пядей во лбу, но мысли царские, только что в голову государеву пришедшие, читать еще не научился.

– О том, чтобы впредь персоны царского дома сочетались браком только с равными персонами. Сиречь – с девицами и мужами из королевских или герцогских иноземных семей. В ином случае право на наследование трона теряется. Теперь уразумел?

– Уразумел, государь. Но разве девицы…?

– Да, да, да, желаю, чтобы и персоны женского рода равное право с мужчинами на престол имели, ежели принцессами рождены! Как в Англии чтобы. Там все едино – баба или мужик: кто первый родился, тот и на трон уселся.

Секретарь склонился в поклоне и удалился. Вступать в спор с Петром Алексеевичем – себе дороже. Тем паче, что все мысли его заняты сейчас только устройством брака младшей дочери, любимицы Лизоньки. Хотя… и старшей, Анне, жениха нужно будет достойного сыскивать, и внукам, деткам несчастного цесаревича Алексея, сироткам. Хорошо хоть племянниц своих государь разумно пристроил: одну за герцога Мекленбургского выдал, вторую – за герцога Курляндского. Как иноземные дипломаты говорят: прецедент есть. Да и цесаревич Алексей был женат на австрийской принцессе, жаль, тоже померла, царствие ей небесное…

А всего-то полгода тому назад все могло совсем по-иному обернуться. Увидел государь княжну молдаванскую, Марию Кантемир – и влюбился. Вот уж точно – седина в бороду… Так влюбился, что начал планы строить, как бы от Екатерины отделаться, да с молодой красавицей под венец стать. И то сказать – Мария не только княжеских кровей, родство свое от Палеологов да самого Тамерлана считает, умна, ох, умна – то ли на пяти, то ли на шести языках говорит и читает.

Князь-отец Кантемир на грех дочери глаза закрыл: станет Мария императрицей – Молдавия вновь под его скипетр вернется. А уж ежели родит императору здорового наследника… И ведь ползли уже слухи, что и впрямь непраздна княжна: сына ожидает.

Пока только слухи. А ежели и вправду? Тогда – Екатерину на плаху, дочерей – в изгнание или, хуже того, в монастырь. Забывает государь, что здоровье у него уже не то, что замахивается-то по-прежнему круто, да на большее уже не всегда сил хватает…

Аким успел только набросать черновик указа, когда крики снаружи оповестили его, что шлюп благополучно добрался до Котлина. Глядя на берег острова, трудно было предположить, что еще полтора десятка лет назад тут вообще ничего не было, кроме не слишком густого леса, да камней.

То-то удивились шведы, обнаружив весной в своем собственном заливе невесть откуда возникшую крепость, отныне закрывшую им подход к Невской губе.

Крепость же, названную Кроншлот освятили и стали обустраивать далее. Итальянский архитектор Доминико Трезини постарался на славу: помимо крепостных сооружений был возведен трёхэтажный царский дворец (который Пётр недолюбливал) и Итальянский дворец для светлейшего князя Меньшикова (куда же без Алексашки-то!). В Кроншлот на постоянное место жительство переселяли дворян, купцов с семьями и многочисленных работных людей.

Роптали, конечно, но ехали: чай, не в Сибирь ссылают, а царской воле перечить – себе дороже. Потом, правда, смекнули, что на острове жить даже спокойнее: наводнения его не затрагивают, государь со своими причудами не слишком достает, а вот торговать с иностранцами всякой мелочью очень даже удобно. Петра же радовало совсем другое: крепость-остров оказалась столь удачно расположенной, что мимо нее более не могло пройти ни одно неприятельское судно.

Господина Кампердона застали врасплох: он приходил в себя после тяжелого перехода по морю в самом чистом домике Кронштадта – жилище священника. Как раз собирались подать высокому гостю с превеликим трудом изготовленное заморское питье – кофий, как дверь распахнулась и на пороге, задевая головой притолоку, выросла фигура самого государя.

Господин Кампердон дрожащими руками застегивал камзол и пытался одновременно встать, надеть парик и достойно поклониться.

– Да сиди уж! – добродушно усмехнулся Петр. – Аким, перетолмачь господину посланнику, чтобы не пужался, с добром я, хоть и незваный. А потом распорядись, чтобы подали нам водки, да закуски доброй – для разговора.

Французский посланник, уже бывавший до этого в России и немного знакомый с государем и его повадками, и без перевода заметно успокоился. А потому счел себя вправе высказать русскому суверену свои искренние чувства уважения, преданности и прочие положенные этикетом словосочетания. Говорил он по-немецки, медленно, но достаточно правильно, так что Петру не составило особого труда поддерживать беседу и без переводчика.

– Ну, добро пожаловать в Россию, господин посланник, – провозгласил Пётр, поднимая первую рюмку. – Думаю, ради удачного альянса между нашими державами прибыли?

– На все воля Божия, Ваше величество, – дипломатично ответил посланник. – Мне же поручено на сей раз вести переговоры о браке наихристианнейшего короля Людовика…

– Понял уже! – не слишком вежливо прервал его Пётр. – Так согласен твой король со мной породниться? Или все-таки решил с испанской пигалицей осупружиться?

– Его величество король Людовик отсылают ее высочество инфанту обратно в Испанию, – помедлив, сообщил Кампердон. – Принцесса награждена всеми добродетелями и достойна стать супругой монарха, но возраст…

– Да, в трехлетнем возрасте замуж рановато! – расхохотался Пётр.

– Осмелюсь заметить, ваше величество, что я еще раньше предвидел, что такая малолетняя невеста, как инфанта, не соответствовала ни королю, ни государственному благу.

– А мне было бы приятно содействовать моему брату Людовику во всем, и я прошу вас уверить короля, что его дружбу и его союз я уважаю более, нежели дружбу и союз какого-либо другого государя. Инфанту же я бы с превеликой радостью принял в России – невестой моего внука Петра…

Последняя фраза вырвалась у государя неожиданно для него самого. До этой минуты и в мыслях не держал. Ну да помолвка еще не венчание, главное – отшибить охоту у русских аристократов с императорским домом родниться. И так проживут.

– Ваше величество, после столь блистательной победы над этим бичом Европы – шведами – Россия стала воистину великой европейской державой, – дипломатично отозвался Кампердон. – Теперь при малейшей демонстрации вашего флота, при первом движении ваших войск ни шведская, ни датская, ни прусская, ни польская корона на осмелятся сделать враждебного вам движения, ни шевельнуть с места свои войска…

Про инфанту француз ровно и не услышал. Ничего, дипломаты напомнят.

– Воевать с Людовиком я не собираюсь! – опять перебил его Пётр. – Ты, кажись, с брачными предложениями прибыл. Вот давай их и обсудим тут, без посторонних глаз и ушей.

– Ваше величество, – с отчаянием произнес Кампердон, – мне приказано лично увидеть высоких принцесс, ваших дочерей, дабы я мог предоставить моему повелителю наиподробнейший отчет.

– Увидишь, – посулил Пётр, вставая и резким движением отодвигая стул. – Через два дня чтобы был в Питерсбурге, на торжественном приеме в честь полной виктории над шведами. Там принцесс и узришь… и не только их. А потом побеседуем.

– О, ваша мудрость… – склонился чуть ли не до полу Кампердон, мысленно благодаря Бога, что беседа, похоже, закончилась ко всеобщему удовлетворению, и ему не пришлось затрагивать слишком уж деликатные темы.

***

На обратном пути в Питерсбург Аким закончил черновик указа. А на особом листе перечислил персон, коим надлежало искать себе брачных союзов лишь среди лиц королевской или герцогской крови. Принцесса Анна Петровна, принцесса Елизавета Петровна, принцесса Наталья Алексеевна, царевич Петр Алексеевич. Да еще дочка племянницы государевой, которую тот за герцога Мекленбургского выдал. Итого пять.

Но если княжна молдаванская сына родит… никому ни указ этот, ни все остальное не нужно будет. Разве что любимицу Елизавету Пётр все-таки постарается выдать замуж за французского короля: пять лет об этом мечтает, да и отправить принцессу во Францию – это не в монастырь заточить.

Ох, дела коронные, дела опасные!

Кампердон прибыл в Россию в знаменательные для нее дни – шли пышные празднества по случаю заключения долгожданного Ништадского мира со Швецией. На первом же приеме во дворце французский посланник действительно узрел воочию обеих принцесс – Анну и Елизавету. Представили его и их матери – благоверной государыне Екатерине Алексеевне.