Шейх - Анатолий Гончар

— Понятно, — впрочем, он вовсе не собирался читать мораль своему товарищу. — Ладно, пошли вниз.

— Может, кабан? — судя по всему, чувствовал себя Мельников неловко.

— Да ты не переживай! — Григорий беззаботно махнул рукой. — Лучше уж пару раз покажется, чем один раз прохлопать ушами и огрести по полной программе. Так что если ещё что заподозришь, не скромничай и говори. Понял?

— Угу, — уныло процедил новоиспечённый разведчик, которого, похоже, слова Григория вовсе не воодушевили.

— И дистанцию набери, — скомандовал Ляпин.

— Понял, — Максим замедлил шаг и, постепенно отставая от размашисто шагающего вниз Григория, поплёлся сзади. Затем встал и к чему-то прислушался. Но никаких подозрительных звуков слышно не было. Наконец, когда старший тройки уже почти полностью скрылся за зелёной стеной никак не желающего поддаваться осеннему настроению орешника, Мельников, бросив ещё один взгляд вдоль хребта, мотнул головой, словно стряхивая с себя внезапно нахлынувшее наваждение, и вновь поспешил вслед за удаляющимся сержантом.

На полпути проводивших досмотр местности бойцов встретил капитан Гуревич. Выглядел он слегка озабоченным, но скорее всего эта озабоченность касалась каких-то своих сторонних мыслей, а вовсе не результатов проведённого досмотра.

— Что там у вас? — командир группы, вскинув подбородок, вопросительно уставился на подходившего Ляпина.

— Может, показалось, может, кабан, Макс вроде бы движение видел, — Григорий покосился на отстоявшего чуть выше Мельникова. — Поднялись, я всё осмотрел — ничего. Кабаньи следы и всё.

— Ясно, — хотя, что тут было ясно, не смог бы ответить, наверное, никто. — Идём дальше, и не торопись, успеем. Главное — внимательность. Всё, давай топай в строй, — с этими словами Игорь отступил чуть в сторону, пропуская мимо себя разведчиков головного разведдозора. Когда же Ляпин и Мельников его миновали, он, поднеся к глазам бинокль, ещё какое-то время стоял, всматриваясь в вершину хребта, но там ничего подозрительного не наблюдалось, лишь слабый юго-западный ветерок шевелил листья, да перепархивала с ветки на ветку маленькая суетливая птичка. Наконец, капитан, тоже считавший, что лучше «перебдить», чем «недобдить», оторвался от окуляров и, развернувшись, зашагал вниз.

«Значит, показалось», — окончательно утвердившись в этой мысли, Гуревич достиг цепи уже приготовившейся к продолжению пути группы и, заняв своё место в боевом порядке, махнул рукой: «начинаем движение».

Хватаясь руками за растущие на склоне растения, с усилием впечатывая подошвы ног в неподатливую глинистую почву, спецназовцы начали спуск с узкого отрога — одного из многих отрогов, что в изобилии, (словно корневища гигантского дерева), расползались от хребта, горбатящегося по левую руку от ведущих поиск разведчиков.

Повинуясь приказу командира, Ляпин шагнул вперёд и, внимательно глядя под ноги, начал осторожный спуск. Он двигался чуть наискосок, всё время придерживаясь правой рукой за растущие побеги деревьев, а в левой держа чуть отставленный в сторону автомат. Григорий не спешил, и его взгляд то ощупывал землю, намечая место для очередного шага, то скользил вдаль и в стороны. Он действовал согласно полученным ещё с утра инструкциям:

«Гриша, — солнце уже вылезло над горизонтом, и группа капитана Гуревича готовилась к началу движения, сам же капитан сидел на корточках и, расстелив на рюкзаке карту, осторожно касался её только что сорванной травинкой, — нам надо выйти вот сюда, — травинка метнулась вправо, — минные поля ты видишь, — травинка прошлась по уже изрядно стершимся условным обозначениям, нанесённым гелевой ручкой поверх покрывающего карту ламинирования.

— Угу, — поддакнул склонившийся к карте Ляпин, впрочем, без особого интереса вслушивавшийся в слова своего командира — предстоящий маршрут они уже разбирали, и вряд ли можно было услышать что-то новое.

— Пойдем по правому скату вот этого хребта, — травинка снова загуляла по карте, — здесь местность почти лысая, деревьев, кустарников и даже травы практически нет. Будем идти, отрезая, вычленяя вот этот участок — травинка сделана полукруг. — Времени у нас сегодня достаточно. Иди не спеша, — уже давно ставшее привычным напутствие, — внимательно глядя под ноги, там, где мы будем двигаться, мин быть не должно, но кто знает, оползнями могло и нанести. Смотри следы, почва влажная, если чехи здесь ходят, то где — нигде они их должны оставить. Если ничего не заметим, то, скорее всего, здесь никого и нет. Дойдём до места, где ручей убегает вправо, возьмём левее и будем искать место для засады. Думаю, на сегодня поиска будет достаточно, дальше не пойдём. Хватит. До места эвакуации, — тут Игорь вспомнил своё извечное «три раза перебздеть» и невольно улыбнулся, но вслух пришедшие на ум слова повторять не стал, — тут всего ничего. Завтра по утречку раненько встанем и не спеша потопаем. В общем, Гриш, основное — мины и следы, — и уже скорее по привычке, — вопросы?

— У матросов нет вопросов, — сержант Ляпин улыбнулся.

— Тогда двигаем, — скомандовал Гуревич, и сложенная в три движения карта опустилась в разгрузку…»

Этот утренний разговор вспомнился Григорию именно сейчас, когда он начал спуск вниз, вспомнился, чтобы тут же забыться под крайней необходимостью дотянуться рукой до следующего, растущего на склоне деревца. Когда же пальцы сержанта Ляпина коснулись его тонкого ствола, он сжал ладонь и уже более решительно сделал следующий шаг. Получилось не слишком удачно — из-под подошвы вывернулся и полетел вниз мелкий округлый камень, посыпалась вывернутая им почва, но Григорий, почти не обратив на это внимания, двигался дальше. Вот он спустился до конца и продолжил движение по уже практически ровной поверхности, но уже через десяток метров ему пришлось перепрыгнуть через небольшой, метровой глубины и ширины овражек, преодолев который, Григорий пересёк кабанью трону и проследовал к подножию очередного отрога. А на кабаньей тропе остались отчётливые отпечатки подошв его ботинок.

«Нет здесь ни хрена! — подумалось сержанту Ляпину, когда он уже начал очередное, наверное, уже сотое за этот день, восхождение наверх. — Ничего сегодня не будет. Таким темпом ещё немного вперёд и, как сказал группник, будем выглядывать, где сесть на засаду. Может оно и к лучшему, что сядем пораньше, лишний часок — другой отдохнём, а там ночь спокойного ожидания, и в темпе вальса к месту эвакуации… — рассуждая подобным образом, сержант схватился за свисающее сверху корневище и выбрался на вершину. — Сколько нам ещё осталось до замены? Одно БЗ?! Это три-четыре дня. А затем ещё несколько деньков и всё, мы дома». — Григорий на несколько секунд остановился, успокаивая дыхание, затем, оглянувшись назад, окинул взглядом всё ещё спускающуюся группу и зашагал дальше.

— Сучка… бл… — поскользнувшись и едва не загремев вниз, капитан Гуревич в последний момент успел уцепиться за тонкий, росший на склоне прут и удержать равновесие. По ладони разлилась щипающая боль, капитан мысленно выматерился и, утвердив ногу, наконец, смог отпустить этот прут, оказавшийся тонкой веткой шиповника. Ладонь под пробитой шипами кожаной перчаткой ощутимо жгло. Ещё раз мысленно ругнувшись, Гуревич продолжил спуск вниз. Его внимательный взгляд скользил по окружающим предметам: слева отрог постепенно вливался в хребет, становясь его частью, а справа, стремительно проседая, сходил «на нет», в свою очередь, расползаясь на два узких, совершенно лишённых растительности рукава. Продолжая понижаться, изрезанная многочисленными овражками местность, в конце концов, обрывалась в русло протекающей между двумя хребтами речушки. Казалось бы, небольшой водный поток — тем не менее, за многие тысячелетия речушка вымыла вокруг себя двадцатиметровые неприступные стены берегов, подняться на которые или спуститься с которых было весьма и весьма проблематично. Но, как оказалось, именно в этом месте спуск к реке как раз и был — чуть впереди, там, куда сейчас подходил капитан Гуревич, пролегала широкая тропа, истоптанная многочисленными кабаньими следами, отчётливо видимыми на серой глинисто-грязевой поверхности.

«Контрольно-следственная полоса» — невольно пришедшее на ум сравнение как нельзя лучше соответствовало этой широкой, извилистой линии, спускавшейся с вершины хребта и бегущей к шумевшим водам ручья. Близ речного берега тропа поворачивала влево и, вильнув к обрыву, скатывалась вниз, за его кромку, чтобы затем, по невидимой глазу отмели перебравшись через ручей, узкой косой чертой выбраться на правый берег и, продолжая петлять, раствориться среди растущего на соседнем хребте леса.

До некоторой степени было даже странно, что кабанья тропа оказалась на удивленье широкой — ни обойти, ни перепрыгнуть её так, чтобы при этом не оставить следов, не имелось никакой возможности, а зная плотность минирования соседних хребтов, именно она представлялась наиболее удобным маршрутом передвижения для нежелающих подорваться людей, НО… любой ступивший на эту тропу оставлял чёткий отпечаток подошвы своего ботинка. Вот и сейчас на ней отчётливо виднелись рифлёные протекторы ушедших вперёд разведчиков.