Темная сторона неба - Гейвин Лайелл

- А ты мне пива принес?

- Да. - Он протянул мне маленькую пузатенькую бутылку коричневого стекла. - В Триполи летим?

- Раз есть смысл, почему бы и нет.

Я открыл крышку открывалкой, входившей в связку ключей, и быстро опустошил бутылку.

- Значит, мы сможем быть в Берне завтра в обед, так?

- Все правильно.

Если двигатель не заглохнет на полпути к Триполи. Я раздумывал, не полететь ли напрямую до Бенгази, а потом поползти вдоль берега. Это добавит ещё две с половиной сотни миль и пару часов полета, но зато над морем надо будет лететь только двести пятьдесят миль, а не шестьсот пятьдесят.

"Додж" снова появился из-за угла ангара, и в облаке поднятой им пыли за ним ехал раздрызганный грузовик с высокими бортами. Рядом с Микисом сидел ещё один человек, похожий на большую черную птицу с маленькими черными усиками. Из-под распахнутой на груди рубашки торчала буйная черная растительность. Микис подошел, а человек остался в машине.

- Все здесь, командир, - с улыбкой сообщил Микис.

Грузовик развернулся и подал задом к дверце "Дака", остановившись в нескольких футах от нее. В кузове лежало десять деревянных ящиков с гроб величиной, крепко сбитых из грубых досок толщиной в дюйм, посеревших от солнца и пыли за время перевозок. На ящиках сидел человек в белой рубашке и широких брюках, его черные глаза смотрели на меня неласково.

Микис что-то сказал ему по-гречески, тот спрыгнул на землю и подтащил первый ящик к краю кузова.

- Таможня есть, - сказал Микис, оттянув и отпустив, как струну, проволоку, обтягивавшую ящик, с маленькой свинцовой пломбой. Потом сделал несколько шагов и позвал на помощь других.

Затем Микис достал из внутреннего кармана ворох бумаг и передал две из них мне - заполненный грузовой манифест и пустую накладную, которая заполняется после погрузки.

В манифесте указывалось, что в четырех ящиках лежат бурильные насадки, а в шести - другие части буровых установок и всякая прочая дребедень.

- Я смотрю, приспичили им там эти штуки, - заметил я вслух.

- Их привезли из Ирака, и они лежали здесь на складе. А теперь срочно понадобились. Американским нефтяным компаниям. - Он пожал плечами. - Все эти железки только под ногами мешаются.

- Ну да, - согласился я, кладя манифест в карман рубашки. - Давайте, открывайте.

- Что открывать, командир?

- Ящики. Все ящики открывайте.

- Но они уже прошли таможню!

- Ничего страшного, таможенник придет и снова их опечатает. Он обязан подойти и проверить груз в самолете. Ему и надо-то для этого десять минут.

- Но они так крепко завинчены.

Два крупных типа и водитель грузовика, низкий курчавый человечек в майке, - все разом прекратили работу и уставились на меня. Я чувствовал, что и Роджерс тоже не отрывает от меня глаз. Улыбка Микиса приобрела оттенок досады, но продолжала держаться на лице.

- Командир, откуда такие подозрения?

- Думаю, оттуда, что я старею, Мики. И ещё оттуда, что я возил грузы для нефтяных компаний. И ни одной из них не нужно было сразу столько ящиков и так срочно. Короче, открывайте.

Микис улыбнулся ещё шире и ещё более раздосадованно и слегка покачал головой.

- Командир. - Он взял меня за руку и отвел под тень крыла. Роджерс пошел следом. - Так вот, командир. Ладно, может быть, это и не части буровых. Но все улажено, с обоих концов. И здесь, и там, понимаете?

- Вот это уже лучше, Мики. Но в середине не улажено.

- Пять тысяч драхм, командир, идет?

Я даже услышал, как Роджерс глубоко задышал. Пять тысяч все равно чего звучит впечатляюще, если не обращать внимания на обменный курс. Для меня это прозвучало как шестьдесят фунтов с хвостиком.

- Нет, Мики, не возьмусь. Давай не будем терять времени.

- Даю десять тысяч.

Это сто двадцать пять.

- Нет, Мики.

Я повернулся. Он схватил меня за руку. На лице его появилось настоящее беспокойство. Таким я его никогда не видел.

- Доллары. Триста пятьдесят долларов. Идет?

- Нет. Не повезу. Если хочешь войти со мной в сделку, то вначале обговори. А то стоим тут посреди аэродрома и ты стараешься силой впихнуть мне это свое черт знает что.

Я повернулся и пошел к носу самолета. За моей спиной Микис резко произнес:

- Но ты же возил оружие, командир.

Я не остановился. Подойдя к двигателю, я залез на стремянку и стал докручивать последние винты. С другой стороны самолета доносились громкие голоса и грохот. Потом грузовик уехал. Через несколько секунд, со злостью нажав на газ, за грузовиком устремился и Микис на своей машине.

Когда я спустился со стремянки, Роджерс ждал меня. Он с любопытством взглянул на меня и произнес:

- Я все время думал, как ты поступишь, если тебе предложат что-нибудь в этом роде.

- Вот теперь - знаешь.

- Нет, все нормально, Джек, но триста пятьдесят долларов - это приличные деньги.

- Тут может быть слишком много неожиданного. Испортится погода - и мы сядем на Мальте или на Сицилии. Не хочется попадаться там с оружием.

Роджерс взял стремянку, и мы пошли вместе к двери.

- И куда это было?

- В Алжир, скорее всего. Эоковское* барахло, которое так и не попало на

Кипр. Вначале на самолете в Ливию, потом ещё двести пятьдесят миль в пустыню, а там это попадет в Алжир, минуя Тунис.

Роджерс кивнул.

- Думаю, это грязное дело. Хотя, - добавил он, - триста пятьдесят баксов...

- Но ты бы столько не получил.

Он выглядел обиженным.

- Он сказал, что ты раньше возил оружие, - неприятным тоном произнес Роджерс.

- Это все так, разговоры.

Я бросил стремянку в хвост самолета, захлопнул дверь и направился в диспетчерскую вышку, чтобы дать телеграмму Хаузеру и попросить дальнейших инструкций.

Зря я суетился. Когда я вернулся и запустил двигатель, чтобы проверить магнето, вода, скопившаяся на дне баков, почти залила двигатель. Придется застрять на ночь в Афинах, хочу я этого или нет.

2

Мы сняли два номера в маленьком отеле рядом с площадью Омония. Большинство экипажей самолетов жили в районе площади Синдагма, откуда до королевского дворца - рукой достать. Экипажи "Эйркарго" жили там, где им позволяли доходы Хаузера. Применительно к Афинам это означало Омонию.*

- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

* Площадь Синдагма (Конституции) - парадная площадь Афин. Омония, неподалеку от нее, имеет несколько иную славу.

- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

Простыни и одеяла были в пятнах, из окон открывался вид на овощной магазин, а двери тут были такие, что хорошему полицейскому чихнуть - и дверь слетит с петель. Судя по их виду, так уже неоднократно бывало. Но этот отель был почище других в округе и стоил нам за ночь на целых пять драхм дороже соседних.

Мы помылись и переоделись. Я одел щегольской легкий костюм, который приобрел, когда последний раз был в Риме. Потом пошли поесть. По дороге я заглянул на почту - узнать, нет ли телеграммы от Хаузера - таковой не было, - а потом позвонил Микису. Его не было на месте, но я кое-как сумел объяснить его секретарше, что не держу на него зла за предложенный груз и пока ещё могу принять другой.

Поели мы в маленьком чистеньком кафе рядом с Синтагмой, предназначенном для туристов победнее. Я ничего не имел против таверн греческие блюда повсюду более или менее одинаковы, - но мне не хотелось ненароком запачкать обо что-нибудь свой новенький костюм.

- А теперь что будем делать? - спросил Роджерс. Еще не было и семи.

- Можно сходить в кино, - предложил я, - а можно - в "Кинг Джордж", выпить и посмотреть, нет ли кого из знакомых пилотов.

Второе ему больше понравилось. Летчики - это его круг, считал он. Ему бы потереться год-два среди этой компании, и он пересядет на большой, сверкающий реактивный лайнер. Он надеялся на это.

И мы пошли в "Кинг Джордж".

Отель "Кинг Джордж" находится на Синдагме, и в подвальном помещении там есть американский бар. Туда можно зайти и прямо с улицы, и через отель. Мы прошли через отель - посмотреть, нет ли кого знакомых. Знакомых я не увидел. Тогда мы направились в бар - длинное узкое помещение с длинным рядом вертящихся стульев вдоль стойки бара с левой стороны и рядом столиков справа, а поверх этого - густой табачный дым и гвалт.

Одного - мощного командира самолета из "Трансуорлд эйрлайнз" - я знал, он имел на меня зуб: я здорово задержал его посадку в Риме, когда у меня при выходе на взлетно-посадочную полосу лопнуло колесо. Может, за прошедшее время ему стало казаться это смешным. По крайней мере, с него причитается за учиненный тогда скандал.

Потом я увидел Китсона. Я не видел его лет десять - и в то же время прошло всего несколько часов, как я видел его в полете, на том "Пьяджо".

Он сидел у стойки в дальнем конце и делил свое внимание между чем-то в высоком стакане и миниатюрной симпатичной загорелой девушкой, одежда которой отдавала чистотой и свежестью, что было столь же американским, как Статуя Свободы, но намного приятнее для глаза. На ней была хлопчатобумажная блузка с длинными рукавами, цвета загорелого тела, средней длины юбка, широкий черный замшевый пояс и чуть ли не балетные туфельки.