Эхо времени - Валерий Гуров

После погрузки руды начиналось самое интересное. Так повелось, что за работу Высокие всегда щедро расплачивались. Фруктами, тканями, стеклом, бронзой, медью, железом, и многими-многими нужными предметами. Но давали они всего понемногу. Чтобы заинтересовать Высоких стали пригонять к пещерам скот, предлагая его взамен. Но Высокие наотрез отказывались брать живой скот. Только свежезабитый, да и то без шкур. И вот перед отходом ладей на берегу рек разворачивалось массовое забитее скота и его потрошение. Это действие, начавшееся стихийно, без вмешательства Высоких, которым явно претила массовая резня, быстро переросло в последующем в ритуал жертвоприношения. Среди нас появились даже особые люди, которые могли, и только они одни могли совершать ритуальные действия над животными. Называть их стали Посвященные. Такое название они получили и потому, что с Высокими общались в основном они одни. Многих из Посвященных Высокие знали лично и относились к ним чуть ли не запанибратски, и настолько, что со временем кое-кто из Посвященных побывал на ладьях в тех землях, куда уплывали Высокие. Такая поездка произвела на них потрясающее впечатление. Однако на все расспросы, где они побывали и что видели, неизменно отвечали «В Эдеме, в мечте». Что было их мечтой, нам было не понятно. В конце концов, у большинства мечта сводилась к обилию пищи и отсутствию необходимости ежедневно заниматься изнурительной работой. Да вот еще женщины.

Так потом и порешили, что Эдем и есть то место, в котором всего полно и совершенно не надо трудиться. И этот Эдем находится там, в полуночной стороне, куда уплывали Высокие.

С Посвященными Высокие часто вели беседы, это они почти их всех обучили, как делать разные удивительные вещи. А чтобы знания не забывались, Высокие придумали знаки и обучили Посвященных, как писать эти знаки на тонкой коже, на глиняных табличках, и потом воспроизводить текст по этим знакам.

Со временем скот перестали гонять на жертвоприношение в горы. Высокие сами на маленьких лодках по воздуху привозили свой товар к поселениям. Там, среди шатров во всех поселениях были жертвенники, на которых Посвященные потрошили животных и затем забирались Высокими в обмен на товар.

Это настолько вошло в жизнь, что когда в каком-либо племени случалось несчастье – поля не родили, а скот подыхал, да так, что скота даже для жертвоприношения не было, то в отчаянии приносили в жертву детей своего племени, которые все равно погибали от голода. И когда в первый раз случилось такое, то появились другие. Появились Сияющии. При их внезапном появлении толпа в ужасе оцепенела. Первыми не выдержали женщины, со стенаниями и просьбами, ринувшись к ногам Сияющего. Реакция последовала мгновенная и жесткая. Ослепительная вспышка света и первые ряды женщин в мгновение ока были испепелены. Остальные застыли в ужасе. Еще некоторое время стояния и Сияющий вместе с ребенком, принесенным в жертву, растворился в воздухе. Толпа, потоптавшись, тоже стала расходиться с немым унынием по шатрам. Но чудо произошло. В каждом шатре появилась еда, а в некоторых даже мелкий скот. Много ли надо, чтобы чувство безысходности и отчаяния сменилось бурной несдерживаемой радостью. Весть об этом чуде мгновенно разнеслась по всему племени и дальше. И даже гибель десятка женщин была воспринята как мизерная плата за чудо спасения от голодной смерти. Так, или примерно так, родился еще один самый жестокий ритуал приношения детей в жертву. И почти всегда Сияющие помогали. Но люди в своей жадности способны зайти далеко. И когда то там, то тут стали происходить жертвоприношения просто в надежде поживиться, то расправа над Посвященными была жестокая. Все Посвященные, принимавшие участие в таких кровавых ритуалах, просто испепелялись. Эта суровая ответственность, их возможность взывать к Сияющим, их умение производить массу удивительных вещей, грамотность и знания сделали Посвященных особыми людьми в племенах. Отдельной кастой.

Посвященные, в свою очередь охотно привлекали людей племени к своим работам, обучали их. Это они научили отца Чужака варить металл, разбираться в рудах. А от своего отца это искусство познал и Чужак. Он умел делать и многое другое. Но, так как он дела делал с людьми племени, то попытка повторить все в одиночку не всегда удавалась. Так он мог варить совершенно удивительную вещь – стекло. Но всегда им был недоволен. При виде того, что у него получалось, им овладевало желание все разбить, раскрошить. И только немое изумление, и трепет окружающих, который вызывал его изделие, останавливал разрушительные желания.

А другие, которые могли делать эти удивительные и прекрасные вещи, сгинули там, в далеких теперь землях на заходе солнца. Сгинули в те страшные дни, когда померкло солнце.

Он выжил. Выжил ли кто еще, он не знал. Ведь кроме его племени, в тех землях были и другие. И их было много.

Он же выжил благодаря тому, что в тот день отец упросил караванщика взять сына в поход за рудой в горы. Руда была в пещерах. Но до них надо было идти узкими горными тропами, через перевалы, несколько дней. Там, с другой стороны вереницы гор, где открывался захватывающий дух вид на широкую зеленую степь, лежащую у подножья гор, и были те самые пещеры. Дальние вершины гор, упиравшиеся в небо, ярко выделялись белизной вершин плавно переходящих сначала в песочно-зеленое окаймление, а затем и в сплошную зеленную массу растительности. Пещеры темными провалами были в изобилии разбросаны то тут, то там, хоть и низко, но на довольно крутых склонах гор, обращенных к степи. Караванщик отправил меня одним из первых к ближайшей пещере, приказав собирать внутри ее все камни, которые найду, и скатывать их вниз по склону. Часть ишаков с торбами под руду он оставил у подножья горы.

У края пещеры руды не было. В глубину пещеры свет проникал плохо, и глазам нужно было время, чтобы пообвыкнуть. Когда руду добывали Высокие, то из пещер лился свет. А сейчас в ней было почти темно. Кайлы для скалывания породы с собой не было. Но пол пещеры был густо усыпан кусками отбитой породы. Он не стал таскать к краю пещеры все подряд. Отец научил его разбираться в камнях, чтобы чуть ли на ощупь отделять рудную породу от пустой. Кропотливо выбирая казавшиеся ему в полумраке нужные глыбы, стал усердно их стаскивать к краю и скатывать вниз. Во время очередной ходки в глубину пещеры ее внезапно осветило ярче дня. Но ненадолго. После яркой вспышки тьма в пещере стала еще более плотной. Испугавшись, побросал камни и поспешил к краю пещеры. Сначала даже и не понял, что вышел из пещеры. Только что был яркий солнечный день, и зеленовато-бурая степь с голубой лентой реки от подножья гор до горизонта простиралась перед ним, залитая солнцем, а теперь какая-то темная клубящаяся мгла, застилая и солнце, и небо, катилась по этой степи к горам, с ужасающейся стремительностью и свирепостью. От ужаса он на мгновение застыл, силясь понять увиденное. Затем опомнился и бросился вглубь пещеры. Спустя некоторое время тугая волна воздуха догнала его, с оглушительным ревом толкнула в спину. Опрокинув навзничь, понеслась над ним и, ударившись в совсем недалекую стену пещеры, на мгновенье замерла. Голову, тело при этом так сдавило, что потемнело в глазах и остановилось дыханье. Через мгновенье волна воздуха со сводящим с ума воем и свистом потянулась наружу, таща за собой весь мусор пещеры и его тщедушное тельце. В ужасе он судорожно цеплялся за пол, за ускользающие камни, и, раздирая в кровь пальцы, силился остановиться. Воздуха сразу перестало хватать. Он задыхался, глаза лезли из орбит, уши заложило до болезненного звона, внутренности выворачивались наружу. Внезапно все стихло. Пещера враз наполнилась пылью. Он потерял сознание.

Когда очнулся, вокруг было темно. Почти рядом в близком проеме края пещеры яркими точками звезд просвечивало ночное небо. Теплый воздух с едким запахом гари и дыма проникал снаружи внутрь пещеры. Тело ныло. Голова была как чугунная, пальцы рук ныли от саднящей боли. Но он был жив. Эта наполнявшее тело боль, слабость, спекшиеся от жажды губы, все говорило о том, что он жив и еще поборется за право оставаться в этом внезапно ставшем для него чужом и враждебном мире. Превозмогая боль и слабость, шатаясь, встал и, цепляясь за стенку, подошел к краю пещеры. Внизу, у подножья пугала своей чернотой земля. Под светом звезд от нее поднимались смутно угадываемые струи дыма. Местами, то тут, то там вспыхивали красноватые колеблющиеся огоньки пламени, мерцали искорки. Но больше всего поразило неестественное ровное голубое сияние, исходившие со стороны степи. Сияние простиралось по всей линии горизонта, оно было ровным, призрачным, безжизненным, пугающим. И всю эту картину дополнял бурлящий грохот огромной массы воды, несущейся с гор по руслу некогда спокойной речки и в темноте ночи широко разливающейся по степи ровной чернотой, гасящей далекие сполохи степного огня. Грохот бурлящей внизу воды вызвал не только страх, но и разбудил желание пить. Но вокруг под ногами слоем лежала пыль, внутри пещеры ничего разглядеть было невозможно. С трудом опустился на пол, прислонившись к стене. От пережитого и боли голова пошла кругом.