Сын Розовой Медведицы. Фантастический роман - Виталий Чернов

Голод мучил страшно, но смертельно напуганная волками, она не осмеливалась выйти наружу и поискать себе какой-нибудь пищи. Медведица не могла больше продолжать спячку. Организм требовал подкрепления, и голод гнал из берлоги.

Исхудавшая, больная, злая на весь свет, она наконец вышла и, уже невзирая на возможную опасность, принялась жадно ломать хрупкие, настывшие на морозе ветки яблонь. Она жевала их, не ощущая никакого вкуса, просто торопилась хоть чем-нибудь набить желудок. Но это была плохая пища.

С этого дня для медведицы началась голодная, неспокойная жизнь обозленного шатуна. Постоянный голод настолько взвинтил ее, что убил в ней чувство страха, теперь она готова была сама напасть на целую волчью стаю. Но владения опустели совсем. Волков и тех не было. Выпавший снег припорошил их следы, и безмолвные горы стали еще более мертвым, холодным царством.

За неделю скитаний ей удалось поймать всего лишь двух серебристых полевок. Но что там какие-то полевки? Она проглотила их целиком, едва придавив зубами. На восьмой день Розовая Медведица оказалась у Порфирового утеса и, пробродив около него ночь, напала вдруг на круглый след снежного барса. Она понимала, что это враг не менее опасный, чем волки. Но голод сделал ее безрассудно смелой. Она пошла по следам, и скоро они привели к огромной пещере с неровным угловатым входом, откуда шел вкусный, одуряющий запах мяса. Вход был большой, свободный, и в нем лежал высокий сугроб снега, наметенный вьюгами. Медведица поднялась на дыбы, страшно, угрожающе заревела, а немного спустя из пещеры через сугроб с диким кошачьим воплем выскочил молодой барс. Она еще раз рявкнула, и тот огромными прыжками бросился мимо нее вверх по утесу.

Дальше она почти не помнила, что было с нею. В безумной ярости голода, ничего не видя вокруг, она рвала зубами и лапами что-то мокрое и холодное и все время глотала, глотала, глотала. Только уже потом, увидев знакомый по очертаниям розовый череп с толстыми ребристыми рогами, поняла, что съела всего тау-теке, которого удалось убить барсу и притащить в пещеру.

Впервые разомлевшая от тепла и сытости, почувствовала, что ее клонит в сон. Но убежище, на которое она так разбойно напала, не было ее убежищем. Запахи говорили, что надо уйти, и, превозмогая усталость, сон, она ушла. И это, быть может, ее спасло. Потому что спустя полтора часа к пещере уже неслись большими прыжками три гибких пятнистых зверя. И самый большой из них мчался первым.

Барсы не бросились догонять разбойницу по следу. Пещера была пуста, и они, гневно порыкав и побив по земле хвостами, постепенно успокоились.

А Розовая Медведица тем временем перевалила хребет и взяла курс на юг, выбрав тот самый путь, по которому не раз ходила в теплую сторону.

В конце января, как раз в то время, когда должны были появиться на свет медвежата, которые теперь уже не появятся, она вышла к озеру Эби-Нур. Здесь Розовой Медведице повезло. Она напала на стадо диких свиней и весь февраль пасла их. За это время ей удалось задавить трех подсвинков и две свиньи. Жизнь мало-помалу входила в прежнюю колею, и прошлые тяготы постепенно забывались. Но перенесенный голод все еще пугал диким страхом, и она, будучи сытой, имея запас, прикрытый ветками хвороста, продолжала охотиться и прятать добычу. Так был велик ужас перед зимним голодом.

К весне Розовая Медведица окончательно окрепла, поправилась, и навязчивый страх перед голодом уступил место обычному порядку жизни. Но с приходом весны, как ни странно, ее не потянуло в родные места. В памяти все еще цепко держался зимний волчий разбой, который лишил ее потомства и чуть не стоил жизни ей самой.

Берега и окрестности озера Эби-Нур способны круглый год снабжать пищей. Она по-прежнему могла бы охотиться на кабанов и вдосталь по весне лакомиться яйцами диких гусей и уток, есть водяные орехи и сладкие корни тростника и рогоза, но ее тянуло куда-то в неведомое, как бездомного бродягу, не помнящего родства.

Обычно такой образ жизни свойствен старым самцам, отшельникам, которых уже ничто не радует на белом свете. Они, как правило, злы, всем недовольны, сварливы, не терпят близкого соседства сородичей.

От берегов Эби-Нур Розовая Медведица взяла направление строго на юг — к белым вершинам хребта Борохоро. Снежная цепь пиков манила неведомым. В мае перевалила хребет и до самой осени обитала, в альпийских лугах на южных склонах. Но осенью неуемный дух бродяжничества заставил ее переплыть Кунгес и уйти в неизвестную ей ранее цепь хребтов Тянь-Шаньского кряжа. С высоты гор, где никогда не ступала нога человека, она, как великая путешественница, открывала новые земли, видела высоченные пики, вершины которых вечно парили над облаками, видела зеленые ковры долин. Высокогорные озера стонали от крика огари и гогота горных гусей. Здесь она не испытывала никаких лишений. Пищи всякой было вдосталь, но особенно любила медведица горную гречиху, которой лакомилась в альпийских долинах. А у подножий скал до одури объедалась фисташками, миндалем, черной переспевшей вишней.

Как не похожи были эти горы на горы Семиречья! Всю зиму она пробыла в них, кочуя с места на место. И все-таки следующей весной родные места позвали…

Она шла по тем местам, по которым когда-то проходила с Хуги. Это была старая тропа медвежьего кочевья. Здесь, в одной из южных долин Джунгарского Алатау, она впервые встретила Полосатого Когтя, а затем уже Хуги. Здесь они вместе скатывали в рулоны травянистый дерн, ища под ним червей и личинок, здесь охотились на сурков, в этих местах Хуги подружился с Полосатым Когтем. Где они? Куда ведут их совместные тропы, оставленные ею самой на целых два года?

Наступал вечер, мягкий розовый вечер гор. Большое круглое солнце гнездилось в широкой впадине дальнего утеса, легкая прозелень неба над горизонтом постепенно сгущалась в фиолетовую синеву. Тихо переговаривался лиственный лес, и вкрадчиво позванивал ручеек в своем жестком, каменистом ложе. И, не мешая шороху листьев, звону ручья, заводили вечернюю песню цикады.

Долго пробиралась медведица в родные места. Стояло лето, и пресноватое дыхание нагретой за день солнцем земли, мягкого зеленого луга напоминало ей позднюю пору весны.

Розовая Медведица, вытянув морду, спокойно и радостно ловила носом разнородные запахи. Их было много, запахов. Тонко пахли белые головки клевера, и в них все еще копошились горные пчелы, лениво и праздно обирая с цветков нектар. Пахло лесом, обнаженной землей, прелью пней и прошлогодних листьев. Но вот чуткий нос уловил вдруг нечто едва ощутимое, похожее на выветрившийся запах мускуса, оставленного кабаргой. Медведица вытянулась, шагнула, пошла. Черная, в мелких морщинках, шляпка носа дергалась, шевелилась, ловила зовущий запах. Потом верхнее чутье медведицы поймало примесь другого запаха, более слабого, но удивительно знакомого, который она слышала раньше и с которым как будто давно свыклась.