Когда-нибудь я ее убью - Кирилл Казанцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Телефон молчал, за неплотно прикрытой дверью гаража подвывал ветер и швырял снег о металлическую створку. В такую погоду хорошо напиться до чертей и заснуть, чтобы не видеть этого безобразия, как многие и делают, не пережив прихода весенней депрессии. А некоторые считают, что дальше жить вообще незачем, мрак, снег и ветер теперь будут всегда, солнце отменили, как и голубое небо, и теплые деньки. И разнообразными способами покидают этот мир, кто как, кому на что фантазии хватает, вешаются в основном, получив от приехавшей по вызову бригады последний диагноз: «механическая асфиксия органов шеи при сдавлении петлей при повешении»…
Сначала моргнул и засветился голубым и белым экран, потом мобильник вздрогнул в ладони и выдал длинную дребезжащую трель, на экране светился «Викин» номер, сердце стукнуло где-то в горле, Егор вдохнул и нажал зеленую кнопку.
Абонент молчал, Егор тоже начинать беседу не торопился, слушал шум, что доносился из трубки. Поначалу показалось, что с «той» стороны никого нет, или заговорит сейчас нечеловеческим голосом автоответчик. Даже дыхания не слышно, словно дождавшийся ответа человек потерял к разговору всякий интерес и отложил телефон в сторонку. Или не желал делать первый ход, давая оппоненту возможность проявить себя. Ждать дальше Егор не мог, уж больно нехорошей показалась ему эта тишина, и посему, вдохнув-выдохнув, чтобы успокоиться, как мог равнодушным и делано-сонным голосом произнес:
— Слушаю. Ну, чего надо? Достали трезвонить, козлы, на часы посмотри…
И сам глянул на цифры в углу экрана — четвертый час утра, самое время для светской беседы. В своем репертуаре ребятки, тогда они тоже звонили заполночь, на час или два раньше, хотя сегодня он два звонка пропустил…
— Не спится? — участливо спросили из трубки. Егор ухмыльнулся — голос был тот же самый, что, как по нотам, расписывал сценарий, который ожидает Вику, если она останется в городе. И по тону пока непонятно, как настроение у оппонента и что тот хочет от собеседника.
— Какое там, — зевнул он в ответ, — поспишь тут. Задолбал ты меня звонками, дядя. Тебе чего надо? Ты кто вообще?
— Что в имени тебе моем, — вздохнули в трубке, — какая разница, как меня мама назвала. Допустим, Вася, и что это изменит? Правильно, ничего. Ты мне лучше вот что скажи — где девка?
Егор выдохнул облегченно, точно камень с души свалился — до Вики они пока не добрались, не нашли ее, иначе разговор бы строился по-другому. А раз так, то можно и пообщаться строго в предложенном оппонентом тоне.
— Ах, девка, — осенило его, — девка, конечно. Так бы сразу и сказал, а то я спросонья не сообразил. На Ярославке твоя девка стоит, денежку тяжким трудом зарабатывает. Все твои девки там, Вася, ныне, как говорится, присно и во веки веков. Аминь. Еще вопросы есть? Нет? Тогда спокойной ночи, Вася.
— Твоя девка где? — перебили из трубки. О, голосок уже другой, натянутый, агрессивный, проняло «Васю» основательно, аж зубы скрипят. Или это он трубку грызет, как пес с голодухи давным-давно обглоданную кость?
— А черт ее знает, — искренне ответил Егор, — понятия не имею. Была моя, да вся вышла. И мне, вот как на духу тебе говорю, — по фигу, где она, с кем, как он ее там, сколько раз и все такое. Нет у меня девки, и не сутенер я, попутал ты что-то, Вася.
Договорил, послушал шорохи из трубки и, решив, что абонент с той стороны решил закончить неконструктивный диалог, уже и сам решил отбиться, когда трубка ожила.
— Ты бы не лез не в свое дело, — чуть насмешливо, врастяжечку сказал «Вася».
— А то что? — поинтересовался Егор. — Что будет? Ты кто, дядя, тебе чего надо? Вали на фиг, я не подаю…
«Собеседник», похоже, слегка обалдел и взял небольшую паузу, в трубке что-то ласково зашелестело, потом послышались мерные ритмичные звуки, точно кто-то стучал пальцами по стеклу. Потом послышался чей-то голос, но слов Егор не разобрал — похоже, насмешливый шантажист прикрыл ладонью трубку, потом, посовещавшись с кем-то, заговорил делано-равнодушно:
— Я бы с тобой в психологические этюды поиграл, да некогда мне. В общем, давай так — ты говоришь мне, где девка, я плачу тебе, и мы забываем друг про друга. Деньги хорошие, сразу говорю, наличными, в любом удобном для тебя месте. Соглашайся, нафига она тебе такая нужна с побитой рожей. На мои деньги новую себе найдешь, молодую, красивую…
И заржал, неплотно прикрыв ладонью трубку, Егор расслышал, как еще кто-то хихикает неподалеку. Теперь пришла его очередь взять паузу, он встал, прошелся по гаражу, запутался в проводах на полу, зацепился и едва удержался на ногах. Выругался, прикидывая в темпе, чем бы еще обидеть Васю, да побольнее, как хихиканье в трубке прекратилось, голос собеседника снова стал деловым:
— Давай, не телись, соображай быстрее, — торопил он, и Егор ответил:
— Извращенец я, люблю потрепанных. Хотя деньги всегда нужны. Надо подумать.
— Чего тут думать, — наседал оппонент, — договорились, встретились, назвал адрес, получил деньги, и все. Кстати, она тебе ничего не говорила? Ну, зачем сюда притащилась и все такое? — как бы невзначай поинтересовался шантажист.
— Про брата? — показывая свою некоторую осведомленность в вопросе, уточнил Егор и тут же ощутил тем непризнанным наукой свойством, именуемым «чуйка», что его жизнь и жизнь Вики теперь сто́ят одинаково, и сумма столь ничтожна, что ее называть-то неприлично. Уж больно выразительной стала тишина в трубке, абонент снова точно провалился.
— Ладно, уговорил, только сумму я сам назову. Слышишь, ты, дядя?
Дядя слышал, он угукнул в микрофон и снова затих, но молчал уже выжидательно, как рыбак, что подцепил на крючок долгожданную рыбину и теперь боится, как бы та не сорвалась. А «рыба» сама упорно лезла из воды, только что в сачок не запрыгнула, назвала такую сумму, что на «той» стороне уважительно промычали, потом обещали подумать и почти сразу согласились.
— Хорошо, — продолжал гнуть свое Егор, — но учти: деньги мне нужны крупными купюрами, и только новыми. Свеженькими, от которых еще краской пахнет и о края обрезаться можно. Другие не подойдут, сразу предупреждаю, — тоном капризной кинодивы предупредил он.
— Зачем? — предсказуемо спросили с «той» стороны, — на хрена, объясни. Какая тебе разница, какими брать, все равно все пропьешь…
— Мне-то без разницы, — пояснил Егор, — никакой разницы совершенно. Я о тебе, друг мой, забочусь, чтобы тебе было удобнее деньги в трубочку свернуть и в задницу себе засунуть. Можешь приступать. Все, гуляй, Вася, спокойной ночи.
Нажал «отбой», с минуту стоял в темноте, слушая вой ветра, стоял в раздумьях — выключить телефон или нет? И решил оставить пока, чисто так, на всякий случай. Надумают звонить — вэлкам, ответит в лучшем виде, да после этого разговора вряд ли между абонентами остались малейшие недопонимания. Угрожать возьмутся? Кому, спрашивается, голосу из трубки, что неизвестно кому принадлежит? Впрочем, та же чуйка подсказывала, что инкогнито сохранить надолго не удастся, найдут его, к гадалке не ходи, но не сегодня и не завтра, хочется верить. «Раньше выстрела не падаем» — Егор насторожил уши: показалось или нет, но со стороны диспетчерской донесся телефонный звонок. Еще пара минут, и одну из бригад выдернут на выезд, надо идти.
— Острый приступ панкреатита, поехали, — встретила его на крыльце сонная врач. Фельдшер, уже вовсе неотличимая от зомби, покорно брела следом в обнимку с оранжевым чемоданчиком.
— Поехали. — Егор развернулся на ходу и пошел к замерзшей «газели». Хорошо, что голова была так занята мыслями, что спать не хотелось, и утро наступило быстро, и даже снег прекратился. И телефон больше не звонил, и пришла в голову свежая идея: разбитое стекло, по всем расчетам, что прокручивал в голове чуть ли не до утра, пришлось-таки задвинуть подальше. Первым делом требовался второй мобильник взамен украденного, Егор был готов отдать свой Вике, но сам оставался без связи. Поэтому меж двух огней — новое стекло или новый телефон — метался недолго, решив утром же купить себе самую дешевую трубку, а разбитое стекло, как и планировал изначально, заклеить скотчем. Но уже утром, когда перед сдачей смены вспомнил, что на даче где-то завалялся мобильник из его прошлой жизни, старый, но вполне исправный.
После работы не шел — бежал по пустым почти улицам города, по скользким, покрытым белейшим снежком над коркой льда. Сам два раза едва не навернулся, еле удержался на ногах, проехавшись по «катку» и подумал, что сегодня у «Скорой» свой «день жестянщика» — сломанных рук, ног, вывихов и просто ушибов заступившую бригаду ждет бесчисленное множество. И хоть торопился зверски, но сбавил прыть, шел быстро, как мог, не бежал — еще не хватало сейчас самому загреметь, растянуться на льду, заработав растяжение или вывих: это будет верный конец фильма, причем не только для него. Подумал в очередной раз, правильно ли он все сделал, по логике бежать надо бы в другую сторону, к старой пятиэтажке, к родительской квартире, где, хочется верить, еще ждет его Вика. Но и без связи оставаться нельзя, черт его знает, как дальше дело обернется.