Белая кость - Валерий Романовский

Мысленно, а порой и вслух, оценивая информацию с долей скрытого восхищения и недоумения, мы говорили: «Во, дают! Во, разлагаются, капиталисты! Ну, прямо с жиру  бесятся!»

В один из  «опорных» сеансов связи радисты подводной лодки  получили информацию от штаба управления, что через район нашего патрулирования   ожидается проход атомных подводных лодок «вероятного противника». Указывались возможные даты появления «вражеских» субмарин, с обнаружением которых надлежало  срочно докладывать на командный пункт.

Хорошо удифферентованная подводная лодка совершенно без хода держала глубину 40 метров. Даже не верилось, что в Атлантике, в этой фантастической массе воды, когда под килем глубина не один километр, именно в нашем районе  присутствует «жидкий  грунт» — слой воды, отличающийся  от  окружающей  водной  массы температурой, соленостью и плотностью. Это давало сильную  экономию электроэнергии, а главное, — почти абсолютную скрытность.

Была ночь, когда акустик обнаружил шум винтов и классифицировал его как работу турбины АПЛ. Командир отдыхал в каюте, а в центральном посту находился НШ по  прозвищу Слон.

Это был своеобразный человек. Большим авторитетом у командования  дивизии он не пользовался, так как имел небольшой опыт автономных плаваний. Сделал свою  командирскую карьеру на «лягушке» — кургузой дизельной ПЛ проекта 665 с 4-мя крылатыми ракетами  в рубке. Никогда дальше Балтики она не ходила и использовалась главным образом в качестве «цели» для отработки противолодочных сил флота. Даже на массовые флотские мероприятия и учения она привлекались в последнюю очередь.

Слон был послан в «автономку», так сказать, «для порядка».  Чувствуя  себя в походе лишним, он сам определил себе время  вахты и, в основном, был занят чтением художественной литературы, которой его в изобилии снабдил молодой корабельный замполит,  уже понявший неписанную истину: «Чем бы начальство  ни тешилось, лишь бы в корабельные дела не совалось».

С обнаружением и классификацией цели Слон объявил «боевую тревогу» и дал  команду на моторы в надежде изменить курс, так как пеленг на цель не менялся. Влетевший в центральный пост командир сходу оценил ситуацию и, получив нужные доклады, застопорил ход.

Это, в свою очередь, вызвало недоуменный взгляд и вопрос НШ:

— Командир,  ведь ситуация сближения…

— Товарищ капитан 1 ранга, если вы считаете, что я  как командир недостаточно активно в этой ситуации провожу маневр расхождения с «целью», можете  сделать запись в   вахтенный журнал и вступить в командование кораблем.

В этот момент акустик доложил, что пеленг на цель очень медленно начал меняться  вправо. НШ, покраснев и слегка вспотев, ничего на предложение командира не ответил и  продолжал тихо сидеть у торпедного автомата стрельбы, нервно теребя в руках очередной  детектив.

Шум нарастал, цель приближалась быстро. Прибывший по тревоге в первый отсек  командир  БЧ-3  лейтенант  Боб Падеус,  по  прозвищу  Дон  Пофигейрос,  на  вопрос  «жителей»  отсека,  что  произошло и почему  объявлена  тревога,  с  видом профессора   пояснил,  что  акустики   обнаружили   американский   атомоход,  который,  того  и  гляди,  нас  обнаружит, а  пока  идет  на  сближение. Новость  была   воспринята  матросами как   информация  газеты «Правда».  Тишина  1-го  отсека  и  отсутствие  работающих  механизмов  очень  скоро  позволили  морякам  различить  нарастающий гул. Супостат стремительно приближался. Как  бы  в  подтверждение  своего  сообщения,   непонятно  от  чего   повеселевший  минер,  ведя  ухом  и  тыча  пальцем  в  направлении  нарастающего  шума,  торжественно   изрек:

— Слышите?  Летит  Тунгус   Метеоритович!

— Кто лэтыт? Какой Мэтеоритович? — с кавказским акцентом спросил ничего не  понимающий  молодой торпедист  Маркарян.

— Кто лэтыт, кто лэтыт, — передразнил подчиненного  минер. — Какой-то  ты  у  меня   не начитанный. Ладно, спишем это на твое дурное воспитание. Чего, совсем  глухой?  Атомоход «летит», неужели не слышишь? Вот  бы  ему  сейчас в борт засадить! — мечтательно  заключил он,  ласково оглядев зеленоватые «чушки» стеллажных торпед.

В  4-ом отсеке происходящее живо обсуждали командир группы движения старшие лейтенанты Жук и Есин, корабельный врач, известный команде по прозвищу Аспирин. К ним вскоре присоединился пробегавший  по тревоге из  кормы  в ЦП  замполит  капитан-лейтенант  Горин.

— Что там стряслось, док? Я слышал, вроде моторами ход давали? — поинтересовался  замполит.

— Товарищ  капитан-лейтенант, вы, очевидно, знаете, что я скромный  мастер  резни  по телу, а не профессор Мориарти, и всего знать не могу, — с достоинством  хозяина отсека заявил заму немногословный врач.

Он хоть и был корабельным парторгом, но зама недолюбливал, и тот об этом догадывался.

Командир группы, мчавшийся по тревоге из «центрального» в 6-ой, со  смехом  продекламировал: «К нам приперся Дед Мороз, он подарочки принес… Если серьезно, то акустики вроде бы атомоход «штатовский» обнаружили, а Слон решил нас демаскировать, моторами  стал работать. Командир не дал, вовремя  прибыл в Центральный».

Войдя в ЦП и пытаясь вникнуть в ситуацию, зам, как бедный родственник топтался между командиром, стоявшим у «каштана» и уже заметно вспотевшим и насуплено-молчавшим  НШ,  продолжавшим  нервно  теребить  библиотечную  книжку.

Шум идущего практически контркурсом атомохода был уже отчетливо слышен во всех отсеках. ГКП работал четко, и через минуту командир получил от старпома итоговый доклад,  подтверждавший  контакт с АПЛ ВМС США, следующей со скоростью 20 узлов курсом на приемный буй  военно-морской базы Холи Лох.  Штурман  уточнил, что, двигаясь заданными курсом и скоростью, наша лодка разойдется с целью через пять минут на дистанции 1,5-2 кабельтова.

Забортный шум продолжал усиливаться. Вместе с ним росло и напряжение в ЦП. Слон  уже громко кряхтел и ерзал задом по трубопроводу, выражая тем самым недовольство и несогласие с действиями командира, однако предпочитал в них не вмешиваться. Делать запись в вахтенном  журнале и брать на себя командование он также не спешил. В глубине души он чувствовал, что все закончится благополучно, но ведь это риск.  А вдруг атомоход тоже идет на глубине 30 метров? В душу заползали сомнение и страх. Все вместе действовало как хорошее слабительное, заставляя урчать содержимое живота и холодеть спину.  Первым, чьи нервы не выдержали, стал замполит. Он невпопад спросил у командира, как бы предлагая:

— А может отвернем?

На что командир  спокойно, тихо, но отчетливо пояснил:

— Зам не стремись туда, откуда родился. Знаешь, как отвечают в Одессе на вопрос, отчего умер покойный? — «Слишком был беспокойный!». Народная мудрость утверждает, что когда у человека есть выбор, он начинает метаться. Так что не надо ни метаний, ни рыданий!

Так ничего и не поняв, зам подтвердил это очередным вопросом:

— А может гидролокатором в целях безопасности поработаем?...

— Мы с тобой на разных языках говорим, как баран с воротами. В чем же тут твоя  хваленая скрытность заключается? Уж тут ОН точно нас заложит, и начнется предновогодняя свистопляска! Ведь мы тут в «НАТО сидим по самые НИДЕРЛАНДЫ». И помощи  ждать будет не от кого. Так, что «тише едешь — дальше кукиш».

В это время акустик доложил, что пеленг на цель изменился на 180 градусов. Да  и в ЦП это наблюдалось вполне натурально. Доклад акустика известил, что интенсивность шума цели начала уменьшаться. По приказанию командира была произведена и отмечена в вахтенном журнале учебная атака обнаруженного атомохода. Пока готовились к всплытию  под перископ, на глубине 30 метров подводную лодку сильно качнуло с борта на борт. Все говорило о том, что атомоход прошел очень близко. Быстро всплыв под перископ и визуально убедившись в отсутствии надводных целей в  районе, командир приказал передать на КП управления радио об обнаружении и учебной  атаке АПЛ вероятного противника. Все сложилось удачно, «победителей  не судят», а в военное время это смело можно было бы назвать «боевой  удачей». Помня,  что держать внутри себя положительные эмоции также вредно, как и отрицательные,  командир по «каштану» оповестил экипаж о несомненном успехе, поблагодарил людей за службу и пожелал  успешного окончания боевой службы.

После этого началась подготовка отсеков к предстоящему  новому году, который экипажу было суждено встретить в море.

На завтраке замполит, чувствуя свой «прокол» и, желая хоть как-то  реабилитироваться, задал командиру вопрос:

— Как можно и нужно отличать понятия «осторожность» и «трусость»?

Уловив «подвох», командир, улыбаясь, ответил прямо и просто:

— Если боимся мы, то это — осторожность, а если другие — то трусость.