Осоковая низина - Харий Августович Гулбис

«Дорогая Алиса, хотя Вы свое имя так и не назвали, я, находясь вдалеке, все время думаю о Вас. Никак не дождусь того часа, когда вернусь на родину и смогу навестить Вас. Преданный Вам Жанис Квиеситис».

То, что мужчины все больше заглядываются на ее дочь, для Эрнестины не было откровением. Она знала, что Алиса хороша собой и чем-то очень привлекает их. До сих пор дочка обычно делилась с матерью: где с кем виделась, что сказали ей и что ответила она. Но в последнее время, после того как Алиса побывала несколько раз на танцах, Эрнестина заметила, что дочь как-то замкнулась. О Жанисе Квиеситисе Эрнестине впервые стало известно лишь теперь.

Когда Алиса вечером вернулась от госпожи Винтер и прочла открытку, она обо всем рассказала.

— Я не виновата. Адрес и имя он выпытал у Ольги. Он мне совсем не нравится.

— Так почему же ты скрывала?

— Я не хотела скрывать, я…

Алиса смутилась, и Эрнестина перестала расспрашивать.

Несколькими днями позже Алиса вернулась от Вердыней взволнованная. Долго молчала, кусала губы, затем, заглянув матери в глаза, сказала:

— Мама, я хочу пойти работать.

— Ведь ты работаешь? Тебе мало?

— Хочу работать у чужих. Батрачкам за лето платят восемнадцать тысяч.

Алиса рассказала, что Ольга идет в работницы в «Лиекужи», хозяин зовет и ее. И Ольга хочет, чтоб Алиса пошла вместе с ней.

Эрнестина старалась не показывать, как она удивлена, взволнована.

— Это, детка, не для тебя. Ты не крестьянка, не привычная.

— Привыкну. Как долго мне еще сидеть на шее у родителей?

— Да разве ты сидишь на шее?

— Я ведь ничего не зарабатываю.

— Это тебе все Ольга напела?

Алиса молчала.

— Я думаю, что тебе не надо так уж во всем подражать Ольге.

Зимой Ольга работала на мельнице служанкой, но из-за чрезмерного к ней внимания со стороны хозяина мельничиха была с Ольгой так груба, что девушке пришлось оттуда уйти.

— На Ольгу ты нападаешь зря.

Такой чужой Эрнестина свою дочь видела впервые.

— Алиса, — сказала она, — я твоя мать и желаю тебе только добра.

Алиса смотрела в сторону.

Не дождавшись, чтоб Алиса посмотрела ей в глаза, Эрнестина продолжала:

— Это я виновата, что разрешила тебе перебраться сюда. Тогда, на пасху, надо было запереть тебя в комнате, а не…

Алиса бегло глянула на Эрнестину и снова отвернулась.

— Осталась бы в Риге, так выучилась бы какому-нибудь ремеслу. Это еще поправимо. Поезжай обратно в Ригу! Тут тебе не место. Поедем вместе!

Наконец Алиса подняла голову и посмотрела на Эрнестину чуть ли не с мольбой в глазах.

— Мамочка, я хочу сама.

— Что сама?

— Жить, как все… Не сердись! Я не умею тебе объяснить то, что думаю.

Эрнестина подошла к Алисе, обняла ее, сказала:

— Детка, ведь только ради тебя я сюда приехала. Потому что ты этого захотела. А теперь выслушай меня! Подожди еще немного! Что-нибудь придумаем!

В тот вечер в домике садовника много говорилось о тяготах сельской жизни. Густав тоже пытался переубедить дочку, но назавтра, вернувшись от Вердыней, Алиса, опустив голову, заявила:

— Мы договорились, я иду работать.

— Детка, ты пожалеешь.

— Но я хочу.

Алиса еще ниже склонила голову, и Эрнестина почувствовала, как в ее душу закралась смутная тревога.

Хутор «Лиекужи» один из самых крупных в волости. Хозяину его уже сорок; полный и рослый, он смахивает на добродушного силача и носит звонкую фамилию Розенберг, но почти все зовут его, по хутору, Лиекужем. Это людям ближе и понятнее, да вообще так уже повелось у крестьян, потому что у сельского человека на хуторе проходит вся жизнь. Кроме того, Лиекуж внешне прост, даже неуклюж, и фамилия Розенберг[3] ему не очень идет. Славный, умный вообще-то человек, известен слабостью к молодым девицам. Это вовсе не значит, что Лиекуж невесть какой развратник, к тому же его зоркая жена, которую в волости величают лиекужской барыней, весьма успешно оберегает честь семьи. Это ей, может, и не очень удавалось бы, когда бы Лиекуж не был немного лентяем, художником или ребенком: он любил наслаждаться зрительно, играть, предаваться мелким мечтам, не слишком тратя силы на их осуществление. Лиекуж из тех, кто зарится на женщин, но не пытается завоевать их — ждет, чтобы они добивалась его сами. Время от времени этому ловкачу везло, всегда какая-нибудь женщина была в него немного влюблена. Свежую, бодрящую струю в жизнь хозяина вносили не только тайные интрижки, но и постоянная ревность, болезненное внимание жены. Будь ее воля, она держала бы одних уродливых батрачек, но в «Лиекужах» самовластно правит хозяин, хотя из-за его внешней кротости это и не всегда заметно.

К работникам в «Лиекужах» относились лучше, чем на других хуторах, почему хозяину нетрудно было нанимать сильных и прилежных батраков. Но это же позволяло взять иногда и не очень умелую работницу, например Алису. Лиекуж всегда знал, что делает, и нанял он ее не случайно. Алису он присмотрел у госпожи Винтер, а потом, ненароком встретив девушку вместе с Ольгой около волостного правления, заговорил с ними. Разговор их принял вполне серьезный оборот; на юрьев день Алиса со старым чемоданом Густава и корзинкой, набитой бельем и разной мелочью, приехала в «Лиекужи».

В то время на большинстве хуторов работники и работницы по старому обычаю жили вместе в просторной людской, там же ели и спали; только на теплое, летнее время перебирались в клеть или сенной сарай. В длинные осенние и зимние вечера, когда гасили свет, каждый, правда, забирался на свое ложе, но частенько постели парней так и оставались холодными до самого утра. Зато на женской половине