Я и Он - Альберто Моравиа

– Прозвище? – Не совсем. Это, скажем так, мое тайное имя.

– Тайное? – Да, потому что оно имеет отношение к некоей тайне.

– Тайне? – Ирена, я могу быть с тобой до конца откровенным? – Конечно, можешь, Рико.

– В общем, скажу без ложной скромности, ибо это чистая правда: я на редкость щедро одарен природой. Понимаешь? – Кажется, понимаю. А может, и не очень. Нельзя ли яснее? – Яснее? Ну, так знай: мой член намного превосходит обычные размеры.

– Ой, не надо! Превосходит обычные размеры? – Намного превосходит.

– Да откуда ты знаешь? На глаз, что ли, прикинул или как? – Я сравнивал его со средними размерами и понял, что мой член – нечто из ряда вон выходящее.

– А как ты разузнал, какие размеры средние? – Я советовался с приятелем: он врач и осматривает призывников на комиссии.

– Теперь понимаю. Ну конечно, могла бы и сама догадаться. И какие же у тебя размеры? – Двадцать пять сантиметров в длину, восемнадцать в окружности и два с половиной килограмма весу.

– Ты его еще и взвешивал? – А то.

– Как это ты сумел? – Встал на цыпочки и положил на медную чашку кухонных весов.

– И эти твои размеры превосходят средние? – Намного.

Что и говорить, после этакого салонно-мещанского зачина «он» встрепенулся и теперь, к моему удивлению и стыду, несется вперед на полных парах. Ирена, не отрываясь от дороги, спрашивает все тем же спокойно-ироничным тоном: – Ты, кажется, говорил, что у тебя есть и тайное имя, которое имеет отношение как раз к этим невероятным размерам. Что же это за имя? Черт бы «его» побрал! Ни стыда ни совести! Хоть бы знал меру! Все готов выболтать! Без остатка! Вот вам, пожалуйста, и ответ: – Значит, так, зовут меня Федерико, это ты уже знаешь. Но на самом деле внутри меня уживаются два существа: я и «он». Я – это… я. А «он» – это, стало быть, «он». Так вот, чтобы окончательно не запутаться, меня зовут Федерико, лучше просто Рико, ну а «его» я зову Федерикус Рекс.

– Федерикус Рекс? Это еще что за птица? – Федерикус Рекс, то бишь Фридрих Прусский, тот самый знаменитый король-победитель. Его, кстати, Фридрихом Великим нарекли. Чувствуешь, куда клоню? – Кажется, чувствую.

– Конечно, логичнее было бы прямо так «его» и назвать: Федерико Великий. А что: я ростом особо не вышел, зато «он» вымахал будь здоров. Но Федерикус Рекс мне все равно больше нравится. По крайней мере звучит поэтичнее. Федерико Великий – это как-то в лоб. Великий – этим все уже сказано, и никаких тебе неожиданностей. А вот Федерикус Рекс – вроде бы сказано, а вроде бы и нет: величие остается в тени и выступает некая царственность Еще бы, ведь именно женщины и натолкнули меня на мысль окрестить «его» Федерикус Рекс. Они называли «его» «королем» или даже «королем королей», как древних персидских императоров. Вполне естественно, что в конце концов я дал ему имя Федерикус Рекс: надо же было провести между нами различие! Теперь понимаешь, в чем тут соль? – Теперь да.

– Женщины от «него» без ума, хотя некоторые не хотят в этом признаться. Знаешь, как они иногда «его» величают? – Нет.

– Только представь себе: Ваше Высочество, Ваше Длиннючество, Ваше Толстучество, Ваше Величество и так далее в том же духе. Наивные женские шалости! – Почему бы и не пошалить? – Можно и пошалить – главное не в этом, а в том, что «его» исключительность – вовсе не плод моего воображения. Факт есть факт, желающие могут воочию убедиться. Правда, иногда просто не знаешь, как с «ним» быть.

– Как недавно в банке, да? Я видела, ты «им» все время манипулировал.

– «Он» и вправду слишком бросался в глаза, вот я и пытался как-то сдержать, обуздать «его». Надо тебе сказать, что «он» крайне нетерпелив, а временами и вовсе не допускает возражений.

– Как и все короли, не так ли? – Ха-ха-ха! Что верно, то верно: короли – они такие. Вот сейчас, к примеру, знаешь, чего «он» хочет, даже требует от меня? – Чего? – Чтобы ты вела машину одной рукой, а другой сжала бы «его» сильно-сильно, как только можешь.

Вот так раз! Ничего не скажешь, шпарит без остановок. Прет напролом! Легко и смело: все «ему» нипочем! Мне никогда не сравняться с «ним», никогда. Впрочем, не оченьто и нужно: каждому свое. Но… но… но… Внезапно «его» неумеренный пыл остужается безжалостным холодным душем. После минутного молчания Ирена отвечает сухо: – Я не привыкла вести машину одной рукой.

– Да брось ты! – А еще я не привыкла расшаркиваться перед всякими там королевскими особами.

Бац! Срыв! Падение! Становится ясно: Ирена польстила «его» безудержному честолюбию, «он» клюнул на эту приманку, а теперь она резко поставила «его» на место.

«- Ну что, господин Положись-на-меня, – насмешливо замечаю я, – получил свое? Опять осечка, опять по уши в дерьме? Надеюсь, не будешь возражать, если я продолжу эту партию, которую ты так бездарно продул?» Не отвечает. От стыда все слова, поди, улетучились. Что ж, молчание – знак согласия, и я обращаюсь к Ирене с непринужденной любезностью: – Что это мы все обо мне да обо мне? Расскажи лучше что-нибудь о себе – А мне нечего рассказывать.

– Ты замужем? – Уже развелась.

– И теперь ты живешь с дипломатом? – Почему с дипломатом? – Машина-то у тебя с дипломатическим номером.

– А-а. Это машина посольства, в котором я работаю. Моя сейчас в ремонте, вот советник и одолжил мне свою.

– А чье посольство? – Одной арабской страны.

– А муж где живет? – Муж? В Милане.

– И чем он занимается? – Рекламой.

– Значит… ты живешь одна? – С дочкой. Ей девять лет, зовут Вирджиния. Еще будут вопросы? – Извини. Только не подумай, что я из тех, кто зациклен на сексе и для кого, кроме этой штуковины, ничего на свете не существует.

– Смотри-ка. А как же Федерикус Рекс? – Да это я ради прикола. Не бери в голову. Для меня женщина – прежде всего личность. Я хочу знать, кто она, чем занимается, о чем думает, откуда и куда держит путь. А секс – это так, на закуску.

Вот и ЭУР. Улицы с колоннадами, площади с колоннадами, Бульвары с колоннадами, скверы с колоннадами. В центре главной площади – обелиск, озаренный палящими лучами летнего солнца. Как ни в чем не бывало «он» дает о себе знать: «- Ох уж эти мне колоннады и обелиски! Скажи ей как бы в шутку, что, может, она и вправду не привыкла расшаркиваться перед всякими там королевскими особами, но верится в это с трудом, коль скоро она поселилась среди всех этих колонн и обелисков, обычных символов того, чем я являюсь, а точнее, могу стать».

Собираюсь сказать «ему», что шуточка эта пошлая и безвкусная, но не успеваю. Машина Ирены объезжает вокруг местной церкви, сворачивает в боковую улочку – Эуфрате, замедляет ход и останавливается у бровки тротуара.

Ирена ставит машину на ручной тормоз, открывает дверцу, выходит. Выхожу и я. С одной стороны улица Эуфрате обозначена рядом особняков, с другой – крутым спуском в долину Тибра. Внизу виднеются фабричные корпуса-ангары, приземистые и длинные; чуть дальше загибается широкой излучиной гладкая, желтоватая река; на другом берегу тянется бледно-зеленый холм, похожий на палитру. Ирена переходит улицу, не заботясь о том, иду ли я за ней. Пока она сидела в машине, юбка защипнулась у нее между ягодицами. На ходу она проводит рукой пониже спины и одергивает подол.