Сигюн. Королева Асгарда - Ива Эмбла

– Не стоит твоих трудов, Сиф, – вслух сказала я и больше не произнесла ни слова, чем, кажется, изрядно её взбесила.

Довольно много асов пожелало увидеть своими глазами победное возвращение Тора в Вальяскьялв. От самого Биврёста и до ступеней дворца они выстроились в несколько рядов.

Один и Фригг стояли в конце этого пути, возле ворот с золотыми драконами. Мы с моим отцом и Сиф, не отходящей теперь от меня ни на шаг, пришли несколько позже, но наши места справа от царской четы внизу мраморных ступеней никто не осмелился занять. Собравшиеся расступились, пропуская нас в первый ряд. Отец прибыл из Ноатуна лишь сегодня рано утром, и мы с ним не успели толком поговорить, смогли только обняться и перекинуться парой малозначительных фраз.

– Ты не представляешь, Сигюн, как взволновало меня, да и Фригг тоже, твоё внезапное исчезновение, – шепнул он мне теперь, когда мы наконец уже никуда не спешили. – Признаюсь честно, я только и мог думать о тебе и молиться, чтобы с тобой всё было в порядке. Но вот ты и дома, девочка моя, и невредима, хвала небесам… Надеюсь, больше не будет никаких неожиданностей.

Я почувствовала укол совести. Бедный мой отец! Что-то ему пришлось пережить из-за меня!

– Не тревожься обо мне, папа. – Давно я его так не называла, наверное, с самого детства! – Больше ничего непредвиденного, я обещаю.

Он мягко взял меня за подбородок, развернул моё лицо к себе, внимательно всмотрелся в него.

– Что-то ты слишком спокойна после пережитого похищения, – заметил он.

Ах, папа, папа, от тебя ничего не скроешь!

Сердце моё разрывалось от желания броситься ему на шею и всё-всё рассказать о пережитом и о том, как нелегко было мне сделать мой выбор, но вместо этого я с деланым равнодушием пожала плечами:

– Просто теперь всё стало на свои места, вот и переживать не о чем.

– Ладно, ладно! Но всё-таки прошло больше недели твоего отсутствия. Я вправе рассчитывать на подробности?

– Конечно, отец. Я расскажу обо всём… Чуть позже.

– Вот они… идут! – зашептались в толпе.

Я повернулась туда, куда уже устремились взгляды всех присутствующих.

Я сразу увидела его. Он шёл за Тором, руки скованы цепями, рот наглухо закрыт железной маской. Даже теперь, когда он был полностью в их власти, побеждён и повержен, они продолжали бояться его разума, его слов… Одежда его была в пыли, сапоги покрыты грязью. Лицо совершенно разбито, волосы слипшиеся и спутанные. И взгляд, устремлённый куда-то мимо всех, вглубь себя.

И я шагнула вперёд и встала перед ним, заглянула снизу вверх в его глаза.

– Напрасно ты коснулся моей груди жезлом читаури, – сказала я негромко, но в наступившей абсолютной тишине, я знала, все слышат каждое моё слово. Зелёные глаза вспыхнули, и, даже не дотрагиваясь до Локи, я ощутила, как он вздрогнул всем телом.

«Уж если ты разлюбишь, так теперь…» – вспомнилось мне некстати. «Не хватало только продекламировать мидгардских поэтов», – мелькнуло в голове.

– Напрасно ты пытался силой или магией заставить моё сердце принадлежать тебе, – продолжала я вслух, в то время как тысяча мыслей вихрем проносилась в моём мозгу.

Бывало ли у вас когда-нибудь такое чувство, что весь мир вокруг исчез, пропали звуки, стёрлись лица окружающей вас толпы и остался один-единственный взгляд? Вот так случилось и с нами. Я слышала только бешеный стук сердца Локи и моё сумасшедшее сердце, готовое выскочить из груди.

– Не нужно похищать с помощью заклинаний то, что уже и так принадлежит тебе одному.

Я встала рядом с ним и взяла его за локоть. Прижалась щекой к его плечу. И услышала его глубокий прерывистый вздох. Ни слова в ответ, ни пожатия руки – он не мог дать мне ничего. Только опустил голову и осторожно, тихо потёрся виском о мой затылок.

Толпа ахнула в унисон и тут же рассыпалась многоголосым хором.

– О небо, Сигюн, что ты делаешь?

– Я уже всё сделала, отец. Я приняла решение.

– Какое решение?!!

– Прости меня, папа. Я не могу поступить иначе.

– Нет, ты не понимаешь! Существует договор, ради которого мы прибыли в Асгард!

– Продолжать его соблюдение было бы нечестно в первую очередь по отношению к Тору: – Я оглянулась на старшего брата. Должно быть, он был готов обманываться и дальше, так как я увидела искреннее изумление, написанное на его лице. Но, что для меня было гораздо важнее, я не увидела на нём ни озлобления, ни разочарования.

– Если бы я, как следует из нашего договора, вышла за тебя замуж, – продолжала я, обращаясь уже к одному Тору, – мне пришлось бы строить наши с тобой отношения на лжи, а я этого не хочу. Ты ведь был честен со мной тогда, в Ноатуне? Пришло время ответить правдой на правду. – И, обернувшись уже ко всем и чуть повысив голос, я произнесла: – Простите меня, Один, Фригг и ты, мой отец. Не будет пышной свадьбы, не будет возложения золотого венца на голову принцессы ванов. Я слышу зов своей судьбы, и она связана с Локи. Не думала, что так случится, когда мы ехали сюда. Но ты же сам всегда меня учил слушать своё сердце. Я полюбила, отец. Я люблю.

– Значит, любишь. – Сиф приблизилась ко мне вплотную, губы её презрительно кривились. – А я ведь предупреждала тебя насчёт Локи. Говорила, что он не способен любить никого и ничего, кроме своей непомерной гордыни, которая и толкнула его на бесславно закончившуюся попытку завоевания Мидгарда! Но довольно об этом. Знаешь ли ты, кого Один Всеотец привёл несколько дней назад в чертоги Вальяскьялва?

Она рукой указала куда-то в задние ряды собравшихся. Толпа расступилась перед её властным жестом и вытолкнула вперёд, на всеобщее обозрение, троих напуганных детей, двух мальчиков и девочку.

– Это дети Локи, принцесса Сигюн. За три месяца, что ты страдала по нему в Асгарде, он прижил их с ведьмой Ангрбодой, живущей в лесах на границе Ётунхейма.

– Трое детей за три месяца? Да ты бредишь, Сиф!

– Не во всех мирах время течёт одинаково. За три месяца, прошедших в Асгарде, там, у Ангрбоды, пролетели три года! Эти дети быстро взрослеют, Сигюн, слишком быстро, и кто знает, какую угрозу для Асгарда они несут в себе и, возможно, осуществят уже в недалёком будущем! К счастью для всех нас, от взора Всеотца нашего Одина и стража Хеймдаля не укроется ничто происходящее во всех девяти мирах. Локи использует тебя для своей мести старшему брату, более сильному, благородному, удачливому, а ты, Сигюн… ты опозорила себя и народ ванов, поддавшись своей слепой страсти. Вот они, неопровержимые доказательства коварства и двуличия Локи!

Я смотрела на детей, жавшихся друг к другу. У старшего мальчика были золотые волосы, жёлто-зелёные глаза с вертикальными зрачками, как у змея, и такой же неподвижный взгляд. Девочка казалась напуганной почти до слёз. Одетая в длинное, до пят, платье, темноволосая, она производила вначале немного странное, даже пугающее впечатление, но именно её мне почему-то стало жаль больше остальных детей с первого же взгляда. Может, потому, что она так робко смотрела на глазеющую на неё толпу, то и дело опуская и пряча взгляд, в то время как мальчики держались более прямо и на любопытствующие взоры отвечали смело, даже с некоторым вызовом. Она сжимала руку младшего из братьев, черноволосого и черноглазого, невысокого, но уже сейчас широкоплечего и коренастого. Его волосы были очень длинны и густы и сзади напоминали шерсть зверя, которая вот-вот поднимется дыбом на загривке.

Я перевела глаза на Локи:

– То, что говорит Сиф, ответь мне, это правда?

Он пошатнулся, и в какой-то момент мне показалось, что он упадёт. Он медленно кивнул, но это было и неважно: я видела в его глазах одну лишь мольбу.

Я снова обернулась к Сиф:

– Даже в Мидгарде, насколько мне известно, любому преступнику предоставляется возможность сказать хотя бы слово в свою защиту. Но вы все так боитесь речей Локи, так страшен оказался для вас его дар убеждения, что вы вовсе лишили его возможности говорить, закрыли ему рот этим железным кляпом!

Я подошла к дочери Локи, протянула к ней раскрытую ладонь, однако не коснулась её, чтобы не напугать ещё больше.

– Как тебя зовут?

Она изучающе смотрела на меня исподлобья.

– Хель, госпожа, – тихо проговорила она, – а это мои братья, Ёрмунганд и Фенрир.

Она поочерёдно указала на золотоволосого и смуглого, и только теперь, когда она поворачивала голову, я поняла, что в её облике показалось мне странным вначале. Левая половина её лица имела синеватый оттенок, характерный для ётунов, светлый у переносицы и сгущающийся до насыщенного индиго возле линии волос. Справа же её лицо было белым, даже слишком белым, с оттенком мертвенности.

– А я – Сигюн, – сказала я, дотрагиваясь до её руки и беря её в свою.

– Я знаю, госпожа. Папа рассказывал мне и братьям о тебе почти каждый вечер, когда укладывал спать. Я представляла тебя именно такой. Иногда я тайком молилась, чтобы ты пришла ко мне ночью, во сне.