Последняя жертва - Шэрон Болтон

— И вы оба, похоже, тоже неудовлетворенны, — подытожил он, не дождавшись ответа.

— Меня озадачивает то, что пациент получил сотрясение мозга, — продолжил он. — И настораживает тот факт, что мистер Эллингтон смог убить змею, а попросить помощи был не в состоянии. А к этому еще надо прибавить нападение на семейство вчера ночью и змею в кроватке малышки. Насколько я понимаю, если бы не вы, мисс Беннинг, ее тоже укусила бы змея.

— Я пойду, — решилась я. Потом повернулась к Норту. — Хотя, положа руку на сердце, я плохо разбираюсь в змеиных укусах. Опыта маловато.

Норт смерил меня сердитым взглядом, потом я заметила, что его губы вот-вот растянутся в улыбке.

— Ладно, уговорили, — сказал он, качая головой. — Господи, я начинаю жалеть, что не остался в джунглях!

11

Я раньше никогда не имела дела с трупами, поэтому единственное, о чем могла думать, пока спускалась в лифте в больничный морг: моя мама умерла в то же утро, что и Джон Эллингтон. Мама сейчас тоже лежит где-то в морозильнике. Вероятно, мамино тело в таком же состоянии, что и тело, которое мне придется осмотреть. В голову лезли глупейшие мысли: чехол на трупе будет расстегнут, и мама уставится на меня мертвыми глазами.

Пока лифт шел вниз, я репетировала извинения, которые избавят меня от этого испытания: «Прошу прощения, но на этой неделе умерла моя мама. Я просто не готова видеть труп». Меня, разумеется, поймут, но тут же пристанут с расспросами: когда? как? почему? Появится еще один повод меня пожалеть.

Но я ничего не сказала. Не успела я и глазом моргнуть, как мы уже стояли у дверей морга. Мы вошли, Ричардс провел нас через небольшой зал, где, очевидно, располагаются вызванные сюда родственники умершего, в следующее помещение. Большую часть стены занимало огромное окно. Через него мы могли видеть ярко освещенную прозекторскую. Я стояла и думала: «А что, если я упаду в обморок? А если меня вырвет? Он решит, что я последняя дура».

— Дать куртку? — приблизив губы к моему уху, шепотом спросил Норт.

Я отрицательно покачала головой и отодвинулась от него, чтобы он не заметил, что я снова дрожу. А в помещении было не так уж и холодно.

Гарри Ричардс извинился и оставил нас, а через секунду мы увидели, что он вошел в прозекторскую и обратился к одному из санитаров. Тот взглянул на нас с Нортом, подошел к телефону, перебросился с кем-то парой фраз и кивнул доктору Ричардсу. Когда Ричардс вышел из прозекторской, Норт повернулся ко мне.

— Клара, это не очень-то приятное зрелище, — сказал он. — Ты не обязана это делать. Может, подождешь нас здесь?

Довольно разумное предложение. Я не врач, не герпетолог, поэтому, будь я здравомыслящей женщиной, сразу бы согласилась.

— Вы и сами немного позеленели, мистер Норт, — заметила я. — Может быть, это вам стоит подождать снаружи?

Норт пожал плечами и отвернулся к окну. В этот момент двое лаборантов через двустворчатые двери вкатывали в прозекторскую каталку. Они остановились всего в полуметре от окна, расстегнули молнию на черном мешке и вытащили из него труп. И хотя я настраивала себя как могла, с моих губ сорвался вскрик.

Последние пять дней жизни Джона Эллингтона были не из легких. Надеюсь, ему давали сильные обезболивающие и он не осознавал, что происходило с его телом.

Потому что тело его начало умирать задолго до того, как перестало биться сердце.

Из специальной литературы я узнала, что науке известно двадцать токсичных ферментов, содержащихся в змеином яде. И у каждого из них свои, особые функции. Одни должны парализовать жертву, другие предназначены для того, чтобы разлагать ткани тела жертвы, помогая змее их переваривать. В яде каждого вида змей обычно содержится от шести до двенадцати таких токсинов — свой уникальный коктейль смерти. Гадюка принадлежит к семейству гадюковых, ее яд гемотоксичен — он разрушает формулу крови, некротизирован — вызывает отмирание тканей и антикоагулянтен — препятствует свертыванию крови.

И у всех этих токсинов было время поработать над организмом Джона Эллингтона. Место вокруг укуса, чуть выше ключицы, лишь припухло, но обе руки и левая нога раздулись неимоверно. Одно из наиболее частых осложнений при укусе змеи — острый синдром межфасциального пространства, сопровождающийся вздутием конечностей. Фасциотомии — хирургической процедуре рассечения соединительных тканей для снятия напряжения мышц — подверглась правая рука Эллингтона. От плеча к локтю по обе стороны конечности шли два глубоких надреза. Джон скончался до того, как стало отекать все тело. Раны оставались открытыми, мышцы выпирали из разрезов на усыпанной крапинками коже.

Я подошла ближе к окну, с любопытством разглядывая тело человека, который несколько лет был моим соседом. Ему было под семьдесят, темные волосы с сединой прикрывали виски и были редкими на макушке. Высокий, выше среднего роста, и в молодости он, пожалуй, был крепким мужчиной.

Этот человек был мне совершенно незнаком, ничто в нем никого мне не напоминало. Спустя сутки после смерти кожа на его лице приобрела лимонный оттенок, что придавало ему сходство с восковой фигурой. Рот был широко раскрыт, как будто он и сейчас пытался вдохнуть воздух. Роговицы открытых глаз были тусклыми, помутневшими.

На мое плечо опустилась рука Шона Норта. Я обернулась и увидела, что он смотрит на большой экран монитора в углу комнаты. Гарри Ричардс, держа в руке маленькую переносную видеокамеру, ходил вокруг стола, а изображение с камеры передавалось на монитор, установленный в помещении, где мы находились. Современные технологии позволили нам с Нортом, не приближаясь к телу Эллингтона, осмотреть его на предмет наличия других укусов.

Омертвение тканей, к счастью Эллингтона, когда он был еще жив, и к нашему счастью, поскольку нам пришлось осматривать его тело, наблюдалось лишь на правой руке. В остальных местах плоть, несмотря на сильную отечность, оказалась неповрежденной. Имелось несколько синяков, но никаких признаков рваных ран. Незначительные ранки могли, конечно, зажить за несколько дней пребывания пациента в больнице. Но крошечные укусы не привели бы к такой интоксикации. Чтобы произошло то, что случилось, клык змеи должен был глубоко проникнуть в ткань. Если бы у Джона Эллингтона были другие серьезные укусы, их следы остались бы на теле до сих пор.

А других укусов не было. Через несколько минут тело перевернули на живот, и доктор Ричардс снова стал медленно обходить с камерой каталку. Через двадцать минут мы уже не сомневались, что Джона Эллингтона другие змеи не кусали.

— Похоже, мы ни на йоту не продвинулись к разгадке этого случая, — сказал Гарри Ричардс, даже не пытаясь скрыть разочарование.

— Не знаю, — ответил Норт. — Пожалуйста, покажите еще раз рану на шее. Клара, подойди сюда.

Интересно, как это получилось, что я позволила Норту мной командовать? Но я, тем не менее, подошла к монитору. Камера в руке Гарри Ричардса была направлена на место укуса на шее Джона Эллингтона. Норт отступил, пропуская меня к экрану.

— Скажи, что ты видишь, — потребовал он.

Я всмотрелась в изображение. Два прокола, каждый приблизительно четыре миллиметра в диаметре, на расстоянии не больше двадцати миллиметров друг от друга, как раз над ключицей.

— Прошу прощения, — произнесла я, — но…

— Камера может увеличить изображение? — спросил Норт. Через секунду изображение увеличилось в два раза.

— Подумай, как кусает гадюка, — подсказал Норт. — Расскажи, что знаешь.

Я задумалась. У некоторых змей, например кобр, относительно короткие клыки, которые зафиксированы на челюсти. У гадюковых клыки намного длиннее. Змея выпускает их при нападении — они выдвигаются вперед, принимая вертикальное положение, а в состоянии покоя они занимают горизонтальное положение, концами назад.

— У гадюк клыки длинные, — сказала я. — Уколы должны быть довольно глубокими.

— Перед нами именно такие. Продолжай…

— Гадюки, укусив жертву, тут же ее отпускают. Они кусают один раз, используя нижнюю челюсть, чтобы глубже вонзить клыки в тело жертвы.

— Сколько зубов у гадюки на нижней челюсти?

— Обычно два ряда.

— Если нижняя челюсть обязательно участвует в механизме укуса, разве не должны быть видны отметины от нижних зубов?

Я подняла на него глаза, забыв о своем раздражении, потом вновь посмотрела на рану.

— Да, — согласилась я. — Должны.

Гарри Ричардс ровно держал камеру, но бросал в нашу сторону тревожные взгляды. Даже два санитара морга теперь заинтересовались происходящим.

— Тут ничего нет, — сказал Ричардс. — Никаких следов зубов ниже раны.

Норт пропустил его замечание мимо ушей.

— А что насчет верхних зубов? — спросил он у меня.