Помеченный смертью - Владимир Гриньков

– С какого года ты здесь, дружок? – спросила, наконец. – С девяностого, если я правильно запомнила. Старожил, да?

Рябов обернулся и смерил ее тяжелым взглядом.

– Только эта дверь всегда закрыта, милый. Я здесь уже больше года – и ни разу не видала ее открытой. Может быть, она и была открыта в девяностом году…

– Да, – разжал, наконец, губы Рябов. – В девяностом эта дверь была открыта.

– Надо же, – сказала насмешливо Полина. – Кто бы мог подумать!

Она мстила ему, наверное, за то, что он обошелся с ней так бесцеремонно.

Рябов молча развернулся и пошел по коридору. Он услышал шаги девушки за спиной.

– Откуда ты здесь появился? – спросила Полина.

Они вышли из здания. Пустынная аллея серой лентой стелилась по траве. Вечерело. Жара уходила, уступая место прохладе. Рябов неожиданно обернулся к своей спутнице и поманил ее пальцем. Она замешкалась лишь на мгновение, но потом подчинилась, сделала шаг вперед. Рябов быстрым движением схватил ее за ворот камуфляжа, притянул, Полина рванулась и обнаружила, что ничего не может сделать – Рябов держал ее крепко.

– Послушай! – сказал он и больше ничего сказать не успел, потому что из здания вышел Даруев и остановился, удивленный странным зрелищем.

Рябов неохотно отпустил Полину.

– Что происходит? – резко спросил Даруев.

Рябов и Полина одновременно вытянулись, изображая рвение.

– Курсант Ковалевская! Что происходит?

– Ничего, товарищ полковник!

– Лейтенант Рябов!

– Курсант Ковалевская пыталась вступить со мной в контакт!

Брови Даруева в изумлении поползли вверх.

– Не понял! – бросил он отрывисто.

– Курсант Ковалевская задавала мне вопросы о моем прежнем местонахождении.

Даруев развернулся. Полина смотрела ему в глаза.

– Это правда?

– Так точно!

Он ударил ее по лицу дважды, и после второго удара брызнула кровь. Даруев отступил на шаг и брезгливо спрятал руку. Со своим ростом – на полголовы ниже Полины – и с плешью на голове он был похож на рассерженного папашу, вразумляющего свою непутевую дочь.

– Курсантам запрещается общаться! – сказал Даруев. – Вам ясно, курсант Ковалевская?

– Так точно!

У Полины из носа текла кровь, она сбегала тонкими струйками, задерживалась на губах, но девушка не делала попыток избавиться от нее.

Рябов стоял рядом, и по его лицу невозможно было ничего прочесть.

– Курсант Ковалевская! Кругом! Шагом марш!

Полина развернулась и пошла прочь.

Когда она скрылась за деревьями, Даруев повернулся к Рябову и хлестко ударил его ладонью по лицу – точно так, как проделал это недавно с Полиной.

– Знаешь за что?

– Никак нет, товарищ полковник!

Даруев приблизил багровое от напряжения лицо и негромко, но отчетливо произнес:

– Никто не должен знать об акции, к которой ты готовился в девяностом году!

Хотел развернуться и уйти, но не удержался, спросил:

– Ты с инструктором по стрельбе об этом говорил?

– Так точно! – ровным голосом отчеканил Рябов.

Даруев кивнул. Он не сомневался, что именно так все и было, как рассказывал ему покойный Алексеич.

21

У инструктора по рукопашному бою фамилия была Меликян, а сам он был светел лицом и волосы имел пшеничного цвета. Это всегда забавляло Даруева, и он не мог удержаться от дежурной шутки. Вошел в крохотную каморку, которая служила инструктору раздевалкой, сказал привычно:

– Здравствуй, перекрасившийся Меликян!

Так шутил. Меликян, однако, не улыбнулся ответно, как это было всегда, отчеканил почти сурово:

– Здравия желаю, товарищ полковник!

Он выглядел сумрачным, и Даруев, умерив веселость, осведомился:

– Что-то случилось?

– Никак нет, товарищ полковник!

– Брось ты это – «товарищ полковник»! Что стряслось, Паша?

Даруев положил руку на плечо собеседнику, и жест получился очень человечный, в нем читались забота и участие.

– Дочке операцию делают, – сказал Меликян и судорожно вздохнул.

– Когда?

– Сегодня. Может быть, прямо сейчас.

– Что за операция?

– Сердце.

Меликян опять вздохнул.

– Что же ты не сказал? – возмутился Даруев. – Почему ты здесь, а не там, возле дочери? Разве бы я тебя не отпустил?

Покачал головой, осуждая. Подумал.

– Значит, так. Сейчас проверишь одного курсанта – что умеет, не все ли забыл. Его когда-то хорошо обучали, похоже. И после этого – к дочке. Понял?

– Так точно! – с готовностью вытянулся Меликян.

Он ожил и был готов действовать.

– Он там, в зале, – сказал Даруев. – Разминается. Потерзай его, не жалей. Пусть он покажет все, на что способен.

Рябов молотил подвешенную к потолку грушу. Эхо от ударов гулом отдавалось в ушах. Меликян посмотрел на своего спарринг-партнера с интересом.

– Хорош? – осведомился Даруев.

– Выучка чувствуется, – ответил Меликян.

Он вышел на центр зала. Даруев щелкнул пальцами, подзывая Рябова. Когда тот подошел, полковник кивнул в сторону замершего в ожидании инструктора.

– Сдашь экзамен по рукопашному бою, Рябов. Покажи, что умеешь.

– Всерьез?

– А то как же? – осклабился Даруев, – Этот парень тебя щадить не будет.

Рябов кивнул и направился к своему противнику. Он шел неспешно, но как-то цепко. Даруев обратил внимание на эту странную, танцующую походку. Рябов будто шел не по прямой, а все время старался отвернуть в сторону – то вправо, то влево, с каждым следующим шагом, но поскольку он это делал попеременно, то получалось, что он сохраняет направление движения неизменным. Меликян видел то, чего не видел Даруев, – глаза Рябова, и вдруг его чутье, чутье человека, приученного сражаться за жизнь без оружия, голыми руками, это чутье что-то ему подсказало, он напрягся и, стремительно отступив на шаг, сгруппировался.

Рябов приблизился и остановился в метре от инструктора. Пауза длилась секунду или две, потом Меликян, чтобы завязать схватку, сделал резкий выпад, намереваясь нанести удар в живот соперника, но его рука цели не достигла, Рябов перехватил ее и с выворотом рванул на себя. Меликян, не ожидавший ничего подобного, потерял равновесие. Рябов швырнул его на пол. Даруев, не удержавшись, еще успел крикнуть «Браво!» – а в следующий миг Рябов, оседлав поверженного соперника, обхватил его голову обеими руками и резко развернул. Короткий вскрик, странный и страшный хруст – и сразу наступила тишина.

Даруев окаменел. Он видел, что произошло, но отказывался в это верить. Меликян лежал на полу, и его голова была неестественно развернута назад. Надо было подойти, но ноги Даруеву не подчинялись. Рябов уже поднялся и стоял над поверженным противником с выражением осознания выполненного долга на лице.

– Ты! – выдохнул Даруев и захлебнулся, что-то забулькало у него в горле, и он закашлялся.

– Ты! – повторил опять, откашлявшись. – Ты!

Он словно забыл все слова. Перевел взгляд с Рябова на инструктора и увидел, какое у того страшное, неестественно белого цвета, лицо. Он был мертв, конечно.

– Ты! – заорал в бешенстве и ужасе Даруев. – Ты убил его!

Он сорвался с места, наконец подскочил к Рябову и, схватив за камуфляж, затряс. Рябов был выше и мощнее его, и почти не шелохнулся под напором полковника, а тот бесновался и все боялся оглянуться назад, себе под ноги, где лежал убитый инструктор.

– Ты же убил его! Убил! Он мертв!

– Вы сказали…

– Что я сказал?

– Что – всерьез. А всерьез – это до смерти. Так было и прежде.

– Когда – прежде? – спросил Даруев и обмяк.

– Когда меня готовили к акции. Я их всех убивал – тех, кого выставляли против меня.

Даруев поднял голову и посмотрел в глаза Рябову одуревшим взглядом.

22

– Это зверь! Машина для убийства! – сказал Даруев и повел головой, будто у него свело мышцы шеи. – Он моего инструктора убил голыми руками за одну секунду, тот только вскрикнуть успел.

Они сидели вдвоем в машине – Даруев и тучный человек в хорошем дорогом костюме. Даруев – за рулем, тучный человек – на заднем сиденье, справа. Машина стояла на проселочной дороге с выключенным двигателем. День был пасмурный, и потому трава под деревьями казалась темной.

– Как же он его убил? – спросил тучный.

– Я и сам не пойму. Его готовили к девяностому году для одной очень серьезной акции, и подготовка велась на совесть, сейчас так не учат. И в спарринг-партнеры ему привозили каких-то смертников…

– Смертников? – вскинул брови тучный.

– Да. Людей, которых он имел право убить.

– А такое бывает?

Даруев помолчал, обдумывая, имеет ли право сказать. После паузы произнес с неохотой:

– В общем, да. Нам иногда разрешают для подготовки агентуры брать приговоренных к смертной казни. Эти люди все равно ведь умрут, так какая разница – пуля палача или смертельный удар нашего курсанта. Вот таких людей и приводили к Рябову, наверное.

– Наверное?

– Я не знаю в подробностях, – признался Даруев. – К Рябову меня прикрепили в самом конце, это был конец девяносто первого года. Он уже прошел курс обучения, им другие люди занимались. Неполный месяц я с ним пообщался, и его отправили в «отстойник».