Клеарх и Гераклея - Юлия Латынина

Что, однако, финикийцы? Финикийцы не воюют - строят себе корабли и хитроумные машины.

x x x

Клеарх осадил городок Амафунт и стал рыть подкоп; почва, однако, была скалистая, ничего не выходило.

Тогда-то Клеарх велел днем шуметь, словно и в самом деле роют, а ночью сносили из других мест землю и насыпали так, чтоб осажденные ее видели; амафунтцы рассудили по количеству вынутой земли, что подкоп уже обведен кругом, испугались и сдались.

Неподалеку от городка был храм Онесила, кипрского тирана, виновника восстания против персов; амафунтцы после его гибели прибили его голову на городских воротах, но потом, увидев, что в ней поселился пчелиный рой, похоронили и стали приносить ежегодные жертвы; а в семи стадиях от него храм местной Афродиты, в котором жрицы отдаются за деньги. Финикийский храм Тирибаз скрепя сердце решил не трогать, видя, как он нравится наемникам, а греческий велел разорить. Клеарх прибежал к нему.

К л е а р х. Зачем? Станут смеяться, что ты мстишь покойнику.

Т и р и б а з. Знаешь, Клеарх, я бы и живого Онесила помиловал, и покойнику не мщу. Со многим, Клеарх, я примирился в эллинах, но что вы смертных людей почитаете богами - это ложь.

А в углу палатки стоял змееногий Веретрагна: царь в это время разрешил Веретрагну, Митру и Анахиту и даже храм Анахите построил в Экбатанах. Клеарх кивнул на Веретрагну и сказал:

- А это - бог или нет?

- Камень.

- Он был камнем, но поклонения и жертвы сделали его богом. Так и с человеком - был кровью и слизью, а поклонение войска или народа сделает богом. Знаешь ли ты, что кто-то в лагере молится за тебя, а кто-то и тебе?

Т и р и б а з. Не сбивай меня с толку, спорщик! Слишком вы, греки, ищете земного и желаете отождествить себя с богом телесным. Оттого-то в вас так силен гражданский дух, ведь личная душа рождается из души общей только тогда, когда отождествляет себя с неведомым. Оттого-то вы, когда в толпе, еще бываете бескорыстны, вернее, безумны; в одиночку же грек бескорыстным не бывает, но преследует лишь собственную выгоду. Оттого-то у вас тиран становится не царем, а сразу богом.

Так-то говорил Тирибаз, однако подумал и оставил храм в покое.

В середине осени в Амафунт, где теперь была ставка Тирибаза, явились послы Эвадора с просьбой о пощаде, а через неделю прибыл Оронт, царский зять.

Тирибаз проверил печать на царском письме, убедился в его подлинности; Тирибаз и Оронт расцеловались на глазах у греческих командиров, и Тирибаз сказал:

- Друг мой Оронт! Ты, увы, опоздал: Эвагор готов признать себя рабом своего господина Артхакшатры.

О р о н т. Еще бы! Ты для этого разорил весь остров! Уничтожать тото достояние, ради которого ведется война, что это - безумие или измена?

Т и р и б а з. Друг мой Оронт! Это города Ионии не бунтуют, а капризничают, добиваясь снижения налогов. Они как домашние голуби и думают лишь о том, чтоб поплотнее набить зоб. Недаром Кир покорил острова самым диковинным образом: запретил торговать с Азией. А таким человеком, как Эвагор, владеет страсть совсем иного рода: греки называют ее плеонексией, и Эвагор отложится, едва мы уйдем отсюда.

И Оронт, и Тирибаз говорили очень вежливо; греки глядели на них, не все понимая; только армянин был статен и прям, как Уран, которого персы называют Зерваном. Царский зять издали-то был не так хорош, а чем ближе, тем гаже, криворотый да жидкобородый.

- От кого это ты, однако, выучился варварским словам! - воскликнул Оронт и вышел из залы.

После этого стало непонятно, кто командует, Тирибаз или Оронт, но стало понятно, что царь Тирибазу не доверяет: греки из уважения к закону велят начальникам в таких случаях сменяться через день, а царь предоставляет им править одновременно, подобно Ахура-Мазде и Ариману, чья борьба наполняет каждый миг бытия.

Клеарх стал избегать встреч с Тирибазом и Тахом наедине; он не знал, что ему делать. Как-то Бион отвел его в сторону и сказал:

- Слушай! Этот Оронт - гнусь какая! А его писец Масхей - не поймешь, человек или репа, только сразу видно, что негодяй. Как ты думаешь, если поймать его ночью и отрезать уши?

Клеарх промолчал. А Масхей действительно был негодяй и перестал платить наемникам.

- Ты подумай, - продолжал Бион, - мы, греки, за Тирибаза, а варвары ведут себя гнусно. Чем это объяснить?

- Очень просто, - сказал Клеарх. - Тирибаз - отменный полководец, а Оронт - бездарен. Тирибаз умен, а Оронт - глуп. И для грека это значит, что победит Тирибаз, а ддя перса - что победит Оронт.

Бион изумился:

- А не стоит ли это передать Тирибазу?

- Передай, пожалуй.

А еще через неделю Тирибаз позвал к себе Клеарха попрощаться: царь отзывал его в Сузы.

- Не стоило б тебе ехать, - сказал Клеарх.

Тирибаз промолчал.

- Может, и не стоило б, - сказал он, - если б этот месяц ты почаще бывал со мной и пореже - с Масхеем. Мне передавали твои слова о греках и персах. Может быть, ты думаешь, что ты вел себя, как перс, но я скажу, что ты вел себя, как негодяй.

- Напротив, - возразил Клеарх, - я всего лишь хотел сказать, что ты победишь, если будешь себя вести, как грек, и проиграешь, если будешь себя вести, как перс.

Тирибаз помолчал и ответил:

- Нет уж, лучше я все-таки поеду в Сузы, чем буду вести себя, как грек.

Так-то Оронт присвоил себе всю честь победы над Эвагором, но честь уже была невелика: в новом соглашении Эвагор назвал себя не царским рабом, а кипрским царем.

x x x

Мир подписали через три месяца. Вскоре зять Тирибаза, флотоводец Глос, собрал командиров на лугу для угощений и подарков. Когда все поели, ополоснули руки и стали пировать, Глос подошел к Клеарху, возлежащему на одном ложе с его сыном, Тахом, поднес золотой ритон в форме бараньей головы и сказал:

- Выпей и прими в дар!

Клеарх посмотрел на него внимательно. Персу было чуть больше сорока, он был очень хорош собой, в пурпурном кандии с бляхами и браслетами, с белым лицом и черными бровями.

- Что ж ты хочешь? - спросил Клеарх.

- Я хочу, - ответил Глос, - чтоб ты достойно помянул моего тестя Тирибаза, месяц назад казненного по приказу царя.

Клеарх поглядел поверх золотого барана и спокойно сказал:

- Мне бы не хотелось за это пить, потому что без Тирибаза ваши поминки непременно кончатся поражением.

Tax сбоку глядел на друга широко раскрытыми глазами, словно видел его впервые в жизни. Отец его расхохотался.

- Накануне битвы при Платеях, - сказал он, - фиванец Аттагин устроил пир, и на нем мой прадед Арианд возлежал с каким-то греком. Арианд сказал греку: "Завтра меня убьют и от всех этих пирующих не останется и десятка... Самая тяжелая мука для человека: все понимать и не иметь сил бороться с судьбой!" А грек изумился и спросил: "Не стоит ли сообщить об этом начальникам?"