One for My Baby, или За мою любимую - Тони Парсонс

Под водой мне становилось не по себе. А Роуз, отличная ныряльщица, чувствовала себя там как рыба в воде. К дайвингу она пристрастилась еще дома, пройдя свою первую квалификацию в ледяных водах северного побережья Ла-Манша и в многочисленных затопленных карьерах в самом сердце «доброй старой Англии». Так что закалка у нее была отменная. Потому Азия стала для нее райским уголком: ласковая зеленоватая вода, бесконечные коралловые рифы и такое пышное великолепие подводного мира, что стаи экзотических рыбок порой застили солнце.

Подводному плаванию я научился из-за нее. Во время нашего медового месяца в Пуэрто-Галера на Филиппинах я прошел экспресс-курс, обучаясь дышать с аквалангом в бассейне отеля. Помогали мне местный инструктор и парочка двенадцатилетних парнишек-тайваньцев. Теорию я штудировал в маленьком классе за складом магазинчика для дайвинга. И вот настал день, когда я в первый раз погрузился и поплыл самостоятельно. Роуз прыгала от радости наравне со мной, а может, даже выше, когда я получил квалификацию.

Были моменты подлинного счастья, которые невозможно забыть. Однажды мы на выходные отправились на побережье. Я израсходовал почти весь воздух за несколько минут и получил с катера сигнал на экстренное всплытие. По регламенту следовало зависнуть на глубине пяти метров, чтобы из организма удалились излишки азота. Хотя у Роуз воздуха было предостаточно, она подплыла ко мне, и эти несколько минут зависания стали одними из счастливейших мгновений моей жизни. Мы вместе парили на мелководье, все в переливах журчащих солнечных лучей, риф сверкал, словно потаенная заветная сокровищница, а вокруг нас кружились стайки рыб-ангелов, вплетаясь в поднимавшийся ввысь хоровод воздушных пузырьков.

Но дайвинг был не единственным из того, что у Роуз получалось лучше меня. Она как рыба в воде чувствовала себя и на пышных приемах. И как бы я ни старался — а я старался изо всех сил сделать ей приятное и соответствовать ей, — у меня мало что получалось. Ну не дано мне это, и все тут. Этим-то мы и отличались друг от друга, и не только под водой.

Я плавал, и притом довольно примитивно. Она же летала и парила.

В тот день все не задалось с самого начала.

В пятницу вечером стояла тихая и ясная погода, типичная для Филиппин конца мая. Но когда субботним утром мы отправились на пляж, кромки облаков начали отливать свинцом, а на гребнях волн показались пенные барашки.

Мы уже облачились в гидрокостюмы. Я нес большой желтый прорезиненный пакет с масками, трубками и ластами. Остальное мы обычно брали напрокат в небольшой лавчонке на станции. Я заметил, что Роуз то и дело искоса поглядывала на небо.

— Могли бы и в бассейне поплавать, — сказал я. — Что-то погода мне не нравится.

— Ничего, разгуляется, — ответила Роуз. — Рамон не дал бы добро, если б что-то было не так.

Рамон, плотно сбитый филиппинец лет сорока с небольшим, являлся старшим инструктором по дайвингу. На всех своих подопечных он смотрел с молчаливым достоинством и чуть свысока. Тамошнее побережье печально известно своими быстрыми, коварными течениями. Потоки могут закрутить так, что без опытного инструктора не выбраться. Мы уже не первые выходные приезжали сюда, и каждый раз Рамон нас вел и подстраховывал. Но когда мы пришли на станцию, его там не оказалось.

Вместо него в видавшем виды гидрокостюме сидел худой парнишка лет двадцати, непривычно высокий для филиппинца. Он зубоскалил с двумя туристками из Европы, видимо из Скандинавии, статными блондинками, о которых говорят «кровь с молоком».

— А где Рамон? — спросил я.

— Рамон приболел. — Парень мельком взглянул на меня, с явным сожалением отрываясь от блондинок. — Сегодня я вместо него.

Мы с Роуз переглянулись. Она пожала плечами и улыбнулась. Ей действительно очень хотелось понырять. Мы подошли к другим ныряльщикам, стоявшим рядом с линейкой потертых воздушных баллонов, и начали потихоньку надевать снаряжение. В это время в заливе показался катер, который не спеша направился к берегу. Нос его подымался и опускался в такт волнам.

Я выбрал баллон, вентиль и регулятор, соединил их между собой. На двух рукавах регулятора имелись загубники — черный для меня и ярко-желтый для партнера, на третьем рукаве были два приборчика: манометр и глубиномер, четвертый же заканчивался разъемом, который я защелкнул на баллоне с небольшим вентилем, которым я мог регулировать плавучесть, отпуская его или затягивая. Наконец я открыл клапан бака и, услышав характерное шипение, проверил давление воздуха.

Индикатор показывал 210 бар. Полный бак. Все как надо, только что-то все-таки не так.

Что мне нравилось в Рамоне, так это то, что он всегда следил, как мы надевали снаряжение. Он советовал, как распределить вес, проверял подгонку, лично убеждался, что все агрегаты исправны. При общении с Рамоном всегда создавалось отнюдь не обманчивое впечатление, что безопасность превыше всего.

Но когда крепчавший ветер начал взбивать пену на гребешках волн, я вдруг подумал, что для этого костлявого юнца превыше всего были налитые сиськи блондинистых норвежек.

Я стоял на корме, чувствуя, как она ныряет под ногами вместе с моим желудком. На мне были ласты, так что равновесие я сохранял сравнительно легко, а вот двигался с трудом. Я смотрел на торчавшие над волнами головы, и они казались мне очень беззащитными.

Все уже попрыгали в воду. Костлявый инструктор. Норвежки. Молодая пара из Японии. Пожилой немец с брюшком-мячиком, загоревший так, будто прожил полжизни в тропиках. И Роуз, пристально смотревшая на меня сквозь стекло маски. Все ждали меня.

Дождь лил как из ведра. До берега было недалеко: мы дошли до сектора минут за двадцать, а то и меньше, но его почти скрывала повисшая в воздухе солено-дождевая дымка, которая, казалось, становилась с каждой секундой все плотнее. Над катером неслись и ревели черные тучи. Громыхнул гром, где-то у горизонта полоснула молния. Потоки воды хлестали из стороны в сторону. Я положил одну руку на маску, другую — на баллон и шагнул вниз.

Я упал в воду, на секунду погрузился и тотчас вынырнул. Волны оказались выше, чем казались с катера, и я набрал полный рот воды, которую с трудом вытолкнул наружу.

Маска уже запотевала. Следовало плюнуть на стекло и промыть морской водой, это обычно помогало, но в тот раз я просто не успел все это сделать. Худощавый инструктор собрал нас на носу, подробно объяснил «диспозицию», а потом все как-то сразу попрыгали в воду.

Я стянул маску, сплюнул на стекло и хорошенько промыл ее водой. Роуз уже плыла ко мне.

— Ты как?

— Рамона здесь не хватает, — ответил я, глотая солоновато-горькую воду.

— Это точно. Ну что, поехали?

Я натянул маску, заметил, что остальные уже погружаются, быстро вставил загубник и посмотрел на Роуз. Она показала большими пальцами вниз, что значило погружение, и я повторил ее жест. Чуть выпустив воздух из костюма, я выдохнул и тотчас резко начал уходить ногами вниз.

Я видел корпус катера, других ныряльщиков рядом, а много ниже нас парил инструктор. И тут я ощутил резкую боль в переносице. Я погружался слишком быстро, и перепад давления в носовых пазухах вызвал резкий спазм.

Роуз была рядом и успокаивала меня, медленно двигая руками на уровне груди, что означало «все хорошо, все хорошо». Я кивнул, поднялся на метр, и спазм исчез.

Сделав жест «о’кей» — «все нормально», — зажал нос, осторожно выдохнул и снова попытался пойти вниз. На сей раз мне это удалось, и я начал погружение безо всяких «носовых помех».

Видимость была никудышная. Я привык, что море пронизано лучами солнца и вокруг бурлит подводная жизнь, но в тот день оно было мрачным и темным, лишь несколько рыб проплыли яркими призраками в стремительно сгущавшемся сумраке вод. И тут вдруг я понял, что мы с Роуз совсем одни.

Она словно парила в воде рядом со мной и неторопливо осматривалась по сторонам. Но других ныряльщиков поблизости почему-то не было. Они все куда-то разом подевались. Мне в маску стала проникать вода. Я дернул головой вверх, оттянул маску и резко выдохнул через нос. Получилось. Роуз смотрела на меня широко раскрытыми голубыми глазами и водила из стороны в сторону большим пальцем.

«Куда плыть? В каком направлении?»

Я тоже принялся вглядываться в темноту, надеясь увидеть где-нибудь невдалеке силуэт плывущего человека, но ничего похожего обнаружить мне не удалось. Я поглядел на корпус катера, теперь находившегося высоко над нами. Мне показалось, что он удаляется. А может, это нас самих уносило куда-то в сторону подводным течением.

Роуз повела большим пальцем вправо.

«Плывем туда».

Но я отрицательно покачал головой. Она что, совсем с ума сошла, предлагая плыть в открытое море? Я решительно указал в противоположную сторону, туда, где, по моему мнению, находился берег.