Сны чужие - Денис Луженский

- Устроим ночевку, - бросил он, - утром поедем дальше, а пока отдыхайте.

Противиться никто и не подумал. Четверо ватажников взялись разгребать снег и утаптывать площадку для костра, остальные занялись сбором дров и приготовлением пищи. Захваченных припасов было немного, на три-четыре дня всего, а зерна спирам и того меньше. Кальир Альх, взваливший на свои худые плечи заботу о провианте, не преминул сообщить об этом вожаку.

- Пару дней протянем, - отрезал тот, - потом найдем где пополнить запасы.

По соображениям Крайта, вылазку вполне можно было устроить и раньше, однако мнение свое он решил пока оставить при себе. Альх тоже не стал открыто возражать, хотя и позволил себе с сомнением покачать головой.

Скоро затрещал, разгораясь, костер, усталые и замерзшие ватажники потянулись к огню. Предусмотрительно захваченный у погибших фарсахаров котел наполнили снегом и подвесили на вырубленной жерди прямо над самым жаром. Из седельных мешков доставали трофейную провизию - подвяленное мясо, лепешки, заправку для похлебки. Вид еды вызвал у всех некоторое оживление, голоса зазвучали веселее, кто-то засмеялся шутке товарища, кто-то засвистел по-птичьи, забавляя других.

Вчерашние смертники, сегодня они радовались жизни, как может радоваться лишь тот, кто ходит по ее краю, по узкой грани между бытием и небытием. С этой грани обычно хорошо видна скрытая для всех прочих нехитрая истина: живи данным мгновением, ибо строить планы на далекое будущее без сегодняшнего надежного основания - вредная блажь и пустое балабольство.

В дороге разговаривали мало и чаще по необходимости, чем развлечения ради, однако за прошедшие сутки расторопный Крайт ухитрился узнать о каждом из попутчиков столько, сколько другой не сумел бы выведать и за неделю сидения на одном месте. Узнал, и теперь выкладывал все узнанное Эрхалу. Тот слушал, вертя в пальцах широкий листовидный наконечник стрелы.

- Альх, - начал Крайт с тощего кальира, понемногу определяющегося в ватаге как будущий "смотритель", - родом из Липлаша, помогал там своему родичу-торгашу, работал в лавке, а родич его за это содержал, обещал когда-нибудь дело передать. Альх насчет той лавки большой расчет имел, но тут вдруг сэй-горы заявились, вроде как по любезному приглашению нашего хорла. Когда нынешним летом народишко против новой власти поднялся, в Липлаше много чего сгорело, лавка та - тоже. Все добро его родича дымом в небо ушло, вместе с самим родичем, коего на пороге лавки-то и посекли. Кто точно посек - того Альх не знает, но поскольку виноватым кого-то считать нужно было, то он решил считать таковыми пришлых сэй-горов, примкнул к бушующим горожанам, а как "пятнистые" подоспели и начали народишко резать, так он из Липлаша сбежал. Сказывает: мыкался с двумя приятелями по дорогам, вместе прятались от патрулей, добрые крестьяне их прятали, подкармливали, да один недобрый попался - приютил в сарае с урдами, а сам шепнул словечко десятнику фарсахаров. Ночью "пятнистые" в сарай заявились, приятелей на месте порубили, а Альха живьем взяли. Одного из сэй-горов он кинжалом в бок ткнул. Коли бы насмерть, там бы и лег, рядом с приятелями, но только тот жив остался. Посему отправили нашего Альха в Брук-хад, где его отныне кредэк палача дожидается… как и всех нас.

Крайт осекся и с опаской покосился на вожака, но тот остался спокоен, никак не выказав недовольства его последними (чересчур вольными, пожалуй) словами. Осмелев, Крайт продолжил:

- Свеорх, вон тот малый, с царапиной на подбородке. Жил в самом Арк-Хорл, служил в городской страже, был настолько верен прежней власти, что после памятной всем ночи оказался среди тех, кто покинул город. Тогда, слышал, почти все стражники ушли, вместе с их старшим…

- Нье-Ру, - буркнул Эрхал.

- Что? - удивился Крайт.

- Меот-кортэга городской стражи звали Нье-Ру.

- Э-э… говорят, он все еще прячется в горах со своими ребятами и нападает на патрули "пятнистых". Свеорх, правда, этого не знает, его полусотня сама воевала, без других. Они прятались в этих самых лесах, где и мы сейчас обретаемся, только отсюда подальше к северу. Семнадцать дней назад устроили засаду на армейский обоз, а тот обоз сам оказался ловушкой - на возах под мешковиной вместо тюков сидели лучники, а в стане позади шли три сотни спир-хэдов. Дальше продолжать?

- Не надо, - Эрхал скривился и потер шрам, разрезающий правую бровь. - Отряд побили, а парню повезло.

- Это еще как поглядеть, ведь он оказался среди выживших. Он и еще тот, с седыми прядями на лбу. На деле ему, думается, лет сорок, не боле. Зовут Луском. Где судьба его так потрепала - одна Тши-Хат знает, сам же он не говорит. Проболтался только, что стражником не был, как Свеорх, а в его полусотню попал уже когда они вместе из столицы нашей достославной ноги уносили. На солдата он и верно не больно-то похож. По повадкам скорее вор, но определенно городской, хмурый какой-то, нет в нем нашей ватажной удали.

- Фрая и Камира, - как кого зовут из женщин - это в ватаге наверняка знали все, однако Крайт все же решил пояснить: - Та, что повыше и поплотнее - Фрая, та, что пониже и… э-э… поуже в бедрах - Камира. Фрая говорит про себя, что она дочь деревенского плотника и, кажется, не врет. Замашки у нее мужицкие, а ручка… ух! (Крайт невольно потер правое запястье, все еще ноющее после знакомства с "ручкой" Фраи). Неудивительно, что парень, которого она приложила сгоряча в родной деревушке, упал и уже не поднялся. Похоже, сельчане на нее за это шибко обиделись, потому как вовсе не возражали, когда ныне покойный Ураз-Таш забрал ее с собой.

- Я помню, - заметил Эрхал, - в то время я уже был с вами.

"Значит, все же притворялся, - развеял для себя последние сомнения Крайт. - Ну и ловок же ты, приятель…"

- Камира тоже деревенская, из семьи старосты. Папаша привечал у себя всякую шальную братию, навроде Альха или Свеорха. Когда открылось, успел удрать прямо из под носа у "пятнистых". Камиру с братом забрали в назидание отцу и другим. У брата на второй день пути жар начался, а на третий он после ночёвки в снегу не проснулся. Девчонка же выдюжила… крепкая, хоть так, по виду, и не скажешь.

Девицы, инстинктивно старавшиеся держаться поближе друг к другу, натаскали к костру свежего лапника, постелили поверх веток свернутое вдвое одеяло и с удобством расположились на нем. Сейчас Фрая с заметной радостью взялась помогать Альху в готовке. Камира дремала, свернувшись калачиком и натянув на голову капюшон меховой куртки. Намаялась, бедолага… Крайт поймал себя на какой-то особенной, непривычной жалости к худенькой дочери деревенского старосты и поспешно загнал сомнительное чувство туда, откуда оно выползло навроде пронырливого болотного гада. Чтобы отвлечься, поспешил продолжить изложение собранных сведений.