На сопках маньчжурии - Павел Далецкий

— Когда? Сегодня? — Она почувствовала, что едва может произнести эти слова, что руки, которыми она держит коробку с корпией, роняют эту коробку, — Но ведь поручик, ведь поручик… Ваня, вы опомнитесь!.. Ведь поручик… — говорила она, не отрывая своих глаз от глаз Коржа, ища и не находя в них следов бреда.

Тогда она схватила его за руку и прошептала с отчаянием, с ужасом оттого, что пробудившаяся надежда будет тотчас же разбита:

— Ваня, разве Николай Александрович не погиб под Тхавуаном?

И когда Корж рассказал ей о появлении поручика в роте накануне боя, она упала на землю и не могла остановить рыданий, потому что рыдало все ее тело, вся душа ее, потрясенная счастьем.

13

В полночь майор Тэмай получил приказ оставить сопочку и вести батальон в новом направлении.

Передавали слова Ойямы: «Только немедленная победа заставит императора и народ простить нам наши неуспехи под Ляояном. Победить надо до первого луча солнца».

Ойяма ожидал контрнаступления Куропаткина, которое, при превосходстве в силах русских и при отсутствии у Ойямы резервов, должно было кончиться для японцев катастрофой.

Было темно, Тучи густо застилали небо. Маэяма и Юдзо шли рядом. Все были мокры, но Маэяма был мокр и грязен больше всех: он только что поскользнулся и упал в канаву, полную жидкой грязи, грязь забралась в рукава, за воротник, пропитала всю одежду.

Вот как оборачивался бой… Как же это так? Японская разведка и он сам всегда доносили о неподготовленности русских?!

Поле боя затихло. Русские и японцы утомились, дождь перестал, только грузное чавканье ног идущего батальона нарушало ночную тишину.

— Как вы думаете, — спросил Маэяма, — возможна ли контратака русских? Куроки всегда считал, что контратака Куропаткина и его генералов невозможна по той причине, что русские разучились наступать. Когда-то они наступали блестяще, но потом забыли эту науку. Нынешняя военная наука генералов царя Николая предполагает наступление только против хорошо им известных позиций. У нас же позиций нет, расположение наших войск непостоянно, при контрнаступлении русские должны наносить удары по живой подвижной силе. Мне кажется, на это они не решатся…

Донесся неясный шум. Так могла шуметь только вода, торопливо несущаяся по полям. В мирное время, слушая под кровлей своего дома шум воды, можно почувствовать поэзию, но сейчас громкий ворчливый голос потоков вызывал тревогу.

Сквозь ночную темноту проступила еще большая темнота — гора! Может быть, она занята русскими? Нет, батальон идет спокойно.

За горой батальон остановился, и роте капитана Яманаки дали одно направление, остальным — другое. Горел в лощине костер, около него сушилась группа офицеров. У приземистого офицера Яманаки спросил про дорогу.

— Не мешкайте! — посоветовал приземистый. — Атака начнется через полчаса.

— Куропаткин еще не наступает?

— Ничего не известно.

— А о генерале Куроки вы что-нибудь слышали?

— Ничего. Мы здесь воюем с утра и потеряли уже более двух тысяч человек. Очень надеемся на ваш фланговый удар.

— Да, да… — Яманаки простер над костром ладони. Он был точно в лихорадке. В этом бою он должен загладить свой проступок непонимания. Генерал Футаки будет удовлетворен.

Гора осталась позади. Небо посветлело. Скоро взойдет луна. Пусть будет светло. Неприятно умирать во тьме…

«Неужели все-таки и я умру сегодня? — подумал Юдзо. — Такой несчастный день! Я умру, а что будет с ней? Те несчастья, которые привели ее в Ляоян, вероятно, погубят ее».

— Не должно этого быть, не должно этого быть — бормотал он, всматриваясь в новое темное пятно среди темноты ночи.

Яманаки сказал:

— Я думаю, вот эта сопка и есть то, что нам нужно. Пройдем по ущелью, выберемся на тот склон и атакуем.

Но ущелья не оказалось там, где его предполагал капитан. Он засветил фонарик, сел на корточки и склонился над картой. Юдзо и младший лейтенант Косиро стояли рядом.

— Боюсь, мы заблудились, — сказал капитан. — Ущелья нет, и сопка как будто не та…

— Надо взять левее, — заметил Косиро, взглянув на часы. — Мы можем опоздать к началу боя.

— Да, да, поспешим!

Яманаки погасил фонарик, рота изменила направление. Грязь стала гуще, движение замедлилось. Яманаки подбадривал солдат:

— Ничего, ничего… постарайтесь… бой начнется через полчаса. Я знаю вас, вы всё преодолеете…

Юдзо подумал: «Таково завершение человеческой жизни! Люди были зачаты, рождены, выросли — и вот теперь идут для того, чтобы их убили! Какая несправедливость, какое искажение природы!»

Когда взобрались на бугор, увидели перед собой ту же тьму. Куда идти во тьме? Вдруг вырвался луч. Страшный, широкий, ослепительный, мертвенный…

Все бросились наземь. Луч, как широкая дорога, лежал на поле. Видно было, как катилась через него вода, как немного дальше покачивался гаолян. Вот луч пополз, сейчас осветит сопку и бугор около сопки…

Юдзо закрыл глаза. Отвратительное впечатление, какое-то подобие смерти, вызывал в нем этот луч. Именно такой свет должен быть в загробном мире.

Яманаки сказал, приподняв голову:

— Если мы пролежим еще десять минут, мы опоздаем.

— Мне даже смертью не искупить своей вины, — сказал он через несколько минут. — Я заблудился.

Луч погас так же неожиданно, как и вспыхнул. Яманаки разослал разведчиков. Но душа его потеряла равновесие, и, не дождавшись разведчиков, он снова повел роту.

И вдруг ночную тишину разорвал ружейный огонь. Он возник сразу в нескольких местах, и сейчас же его покрыл рев орудий.

Начался ночной бой.

Яманаки побежал. Юдзо бежал за ним. По вязкой земле бежать было невозможно, и тем не менее люди бежали. Но бежали они очень медленно, и бег этот походил на бег во сне, когда человек напрягает все силы и с ужасом чувствует, что не движется с места.

Капитан бежал, не зная куда. Юдзо догнал его, поймал за рукав.

— Господин капитан, куда мы бежим?

— Туда! — крикнул Яманаки. — Ничем не смыть бесчестия: мы опоздали!

— Тем не менее остановитесь, за вами рота!

Яманаки остановился, опять зажег фонарик. Руки его дрожали, повязка с раненого глаза сползла, обнажив грязную кровавую впадину.

— Если мы заблудились, — сказал Юдзо, — нам надо вступить в бой самостоятельно.

— Вы правы. Всего мог я ожидать, но не такого бесчестия… Где эта проклятая гора Маэтунь?

— Идем, идем, — звал Маэяма. Он дрожал от волнения, он видел перед собой тьму, рассекаемую вспышками залпов, блуждающие полосы прожекторов и какое-то зарево в правой стороне горизонта, оранжевое зарево живого земного огня.

Рота пошла на зарево. Может быть, это и была гора Маэтунь, а может быть, они приблизились к какой-нибудь другой сопке, — теперь было все равно, теперь единственное спасение было в смерти.

Овраг. Юдзо поскользнулся, упал на спину и съехал вниз. Ноги уперлись в мягкое; сначала он подумал — рыхлая земля, по потом понял — тела! Овраг был полон тел, мертвых и еще живых.

Неслись хрипы и стоны, неясные слова, возгласы: просили воды, спрашивали, не санитары ли. В этом ужасном бою санитарная служба не рассчитала своих сил. Ночь опустилась раньше, чем санитары обошли места боев.

Из-за скалы блеснули факелы. По ущелью двигались рота саперов и батарея. Кони, колеса, прислуга давили мертвых и живых, которые только что просили воды.

Оранжевое зарево с правой стороны стало шире. Змейки вспышек очерчивали окопы и неровными пучками определяли движение наступающих.

Юдзо думал, что неприятель еще сравнительно далеко, но вдруг совсем близко затрещали пулеметы. Раздались крики, какие издают люди, неожиданно для себя задетые пулями. Невольно Юдзо пригнулся, и все пригнулись, артиллеристы яростно ударили по коням.

— Скорее, скорее! — кричали саперы. — Нас здесь всех перестреляют!

Рота остановилась в маленькой котловине, Далекое зарево освещало ее призрачным светом, Яманаки выхватил саблю, оглядел солдат и сказал:

— Мы участники грозной битвы. У нас должна быть не готовность умереть, но твердая решимость живыми не вернуться из боя! Мы должны принять сейчас название: рота, обреченная на смерть! Наша цель — гора Маэтунь, место нашей гибели и место нашей славы!

Он взмахнул саблей и выбежал из котловины.

Японская артиллерия вступила в бой. Багровое пламя поднималось над теми местами, где падали шимозы. Сквозь дым видно было, как взлетали доски, прикрывавшие блиндажи; через минуту они вспыхивали. Пламя гигантских костров опоясывало с этой стороны Ляоян.

Яманаки, бежавший впереди, все оборачивался, все потрясал саблей и звал за собой.

До горы не добежали. Точно из-под земли раздалось русское «ура», мелькнули штыки, закипел рукопашный бой.