Сага о Форсайтах - Джон Голсуорси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не перетруждай ногу, Вэл, и не ставь слишком много.
В минуту, когда она, глядя ему в глаза, прижималась грудью к его груди, он чувствовал, что и нога, и кошелек в безопасности. Он во всем будет соблюдать меру. От природы разумная и сообразительная, Холли всегда была права. Вэл женился на юной кузине, поддавшись романтическому порыву во время Бурской войны, и все последующие двадцать лет брака неукоснительно хранил ей верность, что не удивляло его самого так, как, вероятно, удивляло других. Хоть в нем и текла кровь Дарти, супружеская преданность не воспринималась им как жертва и не заставляла его скучать, ведь Холли, быстрая и ловкая, всегда немного опережала его настроение. Поскольку они приходились друг другу кузеном и кузиной, они решили, вернее, Холли решила не иметь детей, и теперь она была так же стройна и миловидна, как и в годы юности. Даже темные волосы еще не начали седеть, только кожа сделалась чуть желтее. Вэл восхищался тем, что, ведя его жизнь, жена ведет еще и свою собственную: с каждым годом становится все лучшей наездницей, не забрасывает музыку и ужасно много читает: и романы, и стихи, и кучу всего другого. На их ферме в Капской колонии Холли чудесно заботилась о «негритосских» женщинах и детишках. Она была действительно умна и притом не делала из своего ума шуму, не важничала. Никогда не отличавшийся смирением, Вэл со временем все же признал превосходство жены и притом не затаил на нее обиды – весьма ценная дань. Можно также отметить, что всякий раз, когда он смотрел на Холли, она это замечала, в то время как сама порой останавливала на нем взгляд незаметно для него.
Вэл поцеловал жену на крыльце, потому что не должен был целовать ее на станции, куда она собиралась его проводить, чтобы потом вернуть машину домой. Благодаря колониальному солнцу и норову лошадей, он приобрел загар и морщины. На Бурской войне он повредил ногу, что, вероятно, спасло его от гибели на следующей войне. И все-таки, невзирая на все это, он мало изменился со времени жениховства: широкая улыбка не утратила очарования, ресницы, пожалуй, сделались еще чернее и гуще, серые глаза, часто глядевшие с прищуром, блестели так же ярко, веснушки потемнели, а волосы лишь чуть-чуть засеребрились на висках. Он производил впечатление человека, который вел деятельную жизнь в солнечном климате, занимаясь лошадьми.
Резко развернув машину у ворот, он спросил:
– Когда приезжает Джон?
– Сегодня.
– Тебе для него что-нибудь нужно? Могу купить и в субботу привезти.
– Нет, но ты мог бы вернуться тем же поездом, на котором приедет Флер, – в час сорок.
Вэл пришпорил свой «форд». Он все еще водил машину, как житель страны со скверными дорогами, не признающий компромиссов и не пропускающий ни одной ямы – словно в каждой из них ему могло открыться царствие небесное.
– Эта молодая особа знает, чего хочет и как этого добиться, – заметил Вэл. – Тебе так не показалось?
– Показалось, – ответила Холли.
– Дядя Сомс и твой папа – довольно неловко, правда?
– Она не узнает, и он не узнает, ведь мы им, конечно, ничего не скажем. Это продлится всего пять дней, Вэл.
– Значит, нерушимая тайна… Ладно!
Если Холли не видела опасности, то опасаться и не следовало. Лукаво на него поглядев, она спросила:
– Ты заметил, как ловко Флер к нам напросилась?
– Нет!
– Но именно так и было. Что ты о ней думаешь, Вэл?
– Хорошенькая и умная, только в любой момент может сорваться с места в карьер, если что-то ее раззадорит. Я бы так сказал.
– А я вот хотела бы знать, – пробормотала Холли, – из тех ли она девушек, которых называют современными. Мы вроде бы и домой вернулись, а все так неясно, что теряешься.
– Теряешься? Ты? Да ты же ловишь все на лету!
Холли скользнула рукой в карман его пиджака.
– Ты у меня не только сама во всем разберешься, но и другим объяснишь! – прибавил Вэл, воодушевившись. – Что, кстати, скажешь о том бельгийце – Профоне?
– Скажу, что он недурной черт.
Вэл ухмыльнулся.
– По-моему, для друга нашей семьи он странноватая рыба. Да и вообще, наша семья заплыла в какие-то странные воды: дядя Сомс женится на француженке, а твой папа – на бывшей жене дяди Сомса. Наших дедушек хватил бы удар!
– И не только наших, дорогой.
– Эта машина, – сказал Вэл внезапно, – что-то спит на ходу. На подъеме еле волочит ноги. На спуске придется ее подхлестнуть, если я не хочу опоздать на поезд.
Любовь к лошадям не позволяла ему любить автомобили, поэтому под его управлением «форд» бежал куда менее плавно, чем под управлением Холли. На поезд Вэл не опоздал.
– Будь осторожна на обратном пути, не то эта зверюга сбросит тебя при первой возможности. До свидания, милая.
– До свидания, – ответила Холли, посылая ему воздушный поцелуй.
Когда поезд тронулся, Вэл с четверть часа не мог выбрать, чем себя занять: думать ли о жене, читать ли утреннюю газету, любоваться ли солнечным пейзажем или предаваться смутным воспоминаниям о Ньюмаркете. Наконец он решил обратиться к маленькой квадратной книжке, содержание которой составляли клички лошадей, их родословные, масти и особенности сложения. Форсайтская половина его натуры нацелилась на приобретение животного нужных ему кровей, и он упорно противился свойственному Дарти желанию сделать ставку. Вернувшись в Англию после выгодной продажи южноафриканской фермы с конюшней и заметив, что солнце на родине светит редко, Вэл сказал себе: «Я непременно должен заняться чем-то увлекательным, чтобы не затосковать. Охотиться недостаточно. Буду разводить лошадей и объезжать их». Долгая жизнь в чужой стране прибавила ему дальновидности и решимости, благодаря чему он понял, в чем слабость современного коневодства: многих заводчиков гипнотизирует мода и высокая цена. Он же будет судить по виду лошади, а до клички ему дела нет. И вот он, тоже оказавшись под гипнозом, уже бредил ценными качествами определенной генеалогической линии. Полуосознанно Вэл думал: «В этом чертовом климате есть нечто такое, что заставляет человека ходить по кругу. И все-таки я должен добыть кого-нибудь из потомков той Мэйфлай».
В таком настроении достиг он Мекки своих надежд. Это было тихое собрание, интересное скорее для тех, кто хотел смотреть лошадей, нежели для тех, кто предпочитал глядеть в рот букмекерам. Вэл припал к ограждению загона. За двадцать лет колониальной жизни он утратил дендизм, в духе которого был воспитан, сохранив лишь необходимую лошаднику аккуратность, а также приобрел странно непримиримый взгляд на то, что называл «глупым хмыканьем» некоторых англичан и «суетливым попугайством» некоторых англичанок. Холли не
