Том 2. Баллады, поэмы и повести - Василий Жуковский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Узник*
«За днями дни идут, идут… Напрасно;Они свободы не ведут Прекрасной;Об ней тоскую и молюсь,Ее зову, не дозовусь.
Смотрю в высокое окно Темницы:Все небо светом зажжено Денницы;На свежих крыльях ветеркаЛетают вольны облака.
И так все блага заменить Могилой;И бросить свет, когда в нем жить Так мило;Ах! дайте в свете подышать;Еще мне рано умирать.
Лишь миг весенним бытиём Жила я;Лишь миг на празднике земном Была я;Душа готовилась любить…И все покинуть, все забыть!»
Так голос заунывный пел В темнице…И сердцем юноша летел К певице.Но он в неволе, как она;Меж ними хладная стена.
И тщетно с ней он разлучен Стеною:Невидимую знает он Душою;И мысль об ней и день и ночьОт сердца не отходит прочь.
Все видит он: во тьме она ТюрёмнойСидит, раздумью предана, Взор томный;Младенчески прекрасен вид;И слезы падают с ланит.
И ночью, забывая сон, В мечтаньеЕе подслушивает он Дыханье;И на устах его горитОгонь ее младых ланит.
Таясь, страдания одне Делить с ней,В одной темничной глубине Молить с нейСогласной думой и тоскойОт неба участи одной —
Вот жизнь его: другой не ждет Он доли;Он, равнодушный, не зовет И воли:С ней розно в свете жизни нет;Прекрасен только ею свет.
«Не ты ль, — он мнит, — давно была Любима?И не тебя ль душа звала, ТомимаЖеланья смутного тоской,Волненьем жизни молодой?
Тебя в пророчественном сне Видал я;Тобою в пламенной весне Дышал я;Ты мне цвела в живых цветах;Твой образ веял в облаках.
Когда же сердце ясный взор Твой встретит?Когда, разрушив сей затвор, ОсветитСвобода жизнь вдвоем для нас?Лети, лети, желанный час».
Напрасно; час не прилетел Желанный;Другой создателем удел ИзбранныйДостался узнице младой —Небесно-тайный, не земной.
Раз слышит он: затворов гром, Рыданье,Звук цепи, голоса́… потом Молчанье…И ужас грудь его томит —И тщетно ждет он… все молчит.
Увы! удел его решен… Угрюмый,Навек грядущего лишен, Все думыЗа ней он в гроб переселилИ молит рок, чтоб поспешил.
Однажды — только занялась Денница —Его со стуком расперлась Темница.«О радость! (мнит он) скоро к ней!»И что ж?.. Свобода у дверей.
Но хладно принял он привет Свободы:Прекрасного уж в мире нет; Дни, годыНапрасно будут проходить…Погибшего не возвратить.
Ах! слово милое об ней Кто скажет?Кто след ее забытых дней Укажет?Кто знает, где она цвела?Где тот, кого своим звала?
И нет ему в семье родной Услады;Задумчив, грустию немой Он взглядыСердечные встречает их;Он в людстве сумрачен и тих.
Настанет день — ни с места он; Безгласный,Душой в мечтанье погружен, Взор страстныйИсполнен смутного огня,Стоит он, голову склоня.
Но тихо в сумраке ночей Он бродитИ с неба темного очей Не сводит:Звезда знакомая там есть;Она к нему приносит весть…
О милом весть и в мир иной Призванье…И делит с тайной он звездой Страданье;Ее краса оживлена:Ему в ней светится она.
Он таял, гаснул и угас… И мнилось,Что вдруг пред ним в последний час ЯвилосьВсе то, чего душа ждала,И жизнь в улыбке отошла.
Замок Смальгольм*, или Иванов вечер*
До рассвета поднявшись, коня оседлал Знаменитый Смальгольмский барон;И без отдыха гнал, меж утесов и скал, Он коня, торопясь в Бротерстон.
Не с могучим Боклю совокупно спешил На военное дело барон;Не в кровавом бою переведаться мнил За Шотландию с Англией он;
Но в железной броне он сидит на коне; Наточил он свой меч боевой;И покрыт он щитом; и топор за седлом Укреплен двадцатифунтовой.
Через три дни домой возвратился барон, Отуманен и бледен лицом;Через силу и конь, опенен, запылен, Под тяжелым ступал седоком.
Анкрамморския битвы* барон не видал, Где потоками кровь их лилась,Где на Эверса грозно Боклю напирал, Где за родину бился Дуглас;
Но железный шелом был иссечен на нем, Был изрублен и панцирь и щит,Был недавнею кровью топор за седлом, Но не английской кровью покрыт.
Соскочив у часовни с коня за стеной, Притаяся в кустах, он стоял;И три раза он свистнул — и паж молодой На условленный свист прибежал.
«Подойди, мой малютка, мой паж молодой, И присядь на колена мои;Ты младенец, но ты откровенен душой, И слова непритворны твои.
Я в отлучке был три дни, мой паж молодой; Мне теперь ты всю правду скажи:Что заметил? Что было с твоей госпожой? И кто был у твоей госпожи?»
«Госпожа по ночам к отдаленным скалам, Где маяк, приходила тайком(Ведь огни по горам зажжены, чтоб врагам Не прокрасться во мраке ночном).
И на первую ночь непогода была, И без умолку филин кричал;И она в непогоду ночную пошла На вершину пустынную скал.
Тихомолком подкрался я к ней в темноте; И сидела одна — я узрел;Не стоял часовой на пустой высоте; Одиноко маяк пламенел.
На другую же ночь — я за ней по следам На вершину опять побежал, —О творец, у огня одинокого там Мне неведомый рыцарь стоял.
Подпершися мечом, он стоял пред огнем, И беседовал долго он с ней;Но под шумным дождем, но при ветре ночном Я расслушать не мог их речей.
И последняя ночь безненастна была, И порывистый ветер молчал;И к мая́ку она на свиданье пошла; У мая́ка уж рыцарь стоял.
И сказала (я слышал): «В полуночный час, Перед светлым Ивановым днем,Приходи ты; мой муж не опасен для нас; Он теперь на свиданье ином;
Он с могучим Боклю ополчился теперь; Он в сраженье забыл про меня —И тайком отопру я для милого дверь Накануне Иванова дня».
«Я не властен прийти, я не должен прийти, Я не смею прийти (был ответ);Пред Ивановым днем одиноким путем Я пойду… мне товарища нет».
«О, сомнение прочь! безмятежная ночь Пред великим Ивановым днемИ тиха и темна, и свиданьям она Благосклонна в молчанье своем.
Я собак привяжу, часовых уложу, Я крыльцо пересыплю травой,И в приюте моем, пред Ивановым днем, Безопасен ты будешь со мной».
«Пусть собака молчит, часовой не трубит, И трава не слышна под ногой, —Но священник есть там; он не спит по ночам; Он приход мой узнает ночной».
«Он уйдет к той поре: в монастырь на горе Панихиду он позван служить:Кто-то был умерщвлен; по душе его он Будет три дни поминки творить».
Он нахмурясь глядел, он как мертвый бледнел, Он ужасен стоял при огне.«Пусть о том, кто убит, он поминки творит: То, быть может, поминки по мне.
Но полуночный час благосклонен для нас: Я приду под защитою мглы».Он сказал… и она… я смотрю… уж одна У мая́ка пустынной скалы».
И Смальгольмский барон, поражен, раздражен, И кипел, и горел, и сверкал.«Но скажи наконец, кто ночной сей пришлец? Он, клянусь небесами, пропал!»
«Показалося мне при блестящем огне: Был шелом с соколиным пером,И палаш боевой на цепи золотой, Три звезды на щите голубом».
«Нет, мой паж молодой, ты обманут мечтой; Сей полуночный мрачный пришлецБыл не властен прийти: он убит на пути; Он в могилу зарыт, он мертвец».
«Нет! не чудилось мне; я стоял при огне, И увидел, услышал я сам,Как его обняла, как его назвала: То был рыцарь Ричард Кольдингам».
И Смальгольмский барон, изумлен, поражен, И хладел, и бледнел, и дрожал.«Нет! в могиле покой; он лежит под землей, Ты неправду мне, паж мой, сказал.
Где бежит и шумит меж утесами Твид, Где подъемлется мрачный Эльдон*,Уж три ночи, как там твой Ричард Кольдингам Потаенным врагом умерщвлен.
Нет! сверканье огня ослепило твой взгляд; Оглушен был ты бурей ночной;Уж три ночи, три дня, как поминки творят Чернецы за его упокой».
Он идет в ворота, он уже на крыльце, Он взошел по крутым ступенямНа площадку, и видит: с печалью в лице, Одиноко-унылая, там
Молодая жена — и тиха, и бледна, И в мечтании грустном глядитНа поля, небеса, на Мертонски леса, На прозрачно бегущую Твид.
«Я с тобою опять, молодая жена». — «В добрый час, благородный барон.Что расскажешь ты мне? Решена ли война? Поразил ли Боклю иль сражен?»
«Англичанин разбит; англичанин бежит С Анкрамморских кровавых полей;И Боклю наблюдать мне маяк мой велит И беречься недобрых гостей».
При ответе таком изменилась лицом И ни слова… ни слова и он;И пошла в свой покой с наклоненной главой, И за нею суровый барон.
Ночь покойна была, но заснуть не дала. Он вздыхал, он с собой говорил:«Не пробудится он; не подымется он; Мертвецы не встают из могил».
Уж заря занялась; был таинственный час Меж рассветом и утренней тьмой;И глубоким он сном пред Ивановым днем Вдруг заснул близ жены молодой.
Не спалося лишь ей, не смыкала очей… И бродящим, открытым очам,При лампадном огне, в шишаке и броне Вдруг явился Ричард Кольдингам.
«Воротись, удалися», — она говорит. «Я к свиданью тобой приглашен;Мне известно, кто здесь, неожиданный, спит, — Не страшись, не услышит нас он.
Я во мраке ночном потаенным врагом На дороге изменой убит;Уж три ночи, три дня, как монахи меня Поминают — и труп мой зарыт.
Он с тобой, он с тобой, сей убийца ночной! И ужасный теперь ему сон!И надолго во мгле на пустынной скале, Где маяк, я бродить осужден;
Где видалися мы под защитою тьмы; Там скитаюсь теперь мертвецом;И сюда с высоты не сошел бы… но ты Заклинала Ивановым днем».
Содрогнулась она и, смятенья полна, Вопросила: «Но что же с тобой?Дай один мне ответ — ты спасен ли иль нет?..* Он печально потряс головой.
«Выкупается кровью пролитая кровь, — То убийце скажи моему.Беззаконную небо карает любовь, — Ты сама будь свидетель тому».
Он тяжелою шуйцей коснулся стола; Ей десницею руку пожал —И десница как острое пламя была, И по членам огонь пробежал.
И печать роковая в столе вожжена: Отразилися пальцы на нем;На руке ж — но таинственно руку она Закрывала с тех пор полотном.
Есть монахиня в древних Драйбургских стенах: И грустна и на свет не глядит;Есть в Мельрозской обители мрачный монах: И дичится людей и молчит.
Сей монах молчаливый и мрачный — кто он? Та монахиня — кто же она?То убийца, суровый Смальгольмский барон; То его молодая жена.
Торжество победителей*
