Блатная музыка. «Жаргон» тюрьмы - Василий Филиппович Трахтенберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Привeтствия, которыми обмeниваются при игрe в карты.
74. Портняжит с дубовой иглою.
Заниматься грабежом.
75. Дома сказаться.
Быть арестованным.
76. Искать у татарина кобылу.
Заниматься совершенно безполезным дeлом.
77. Остаться между двух на́голe.
Попасть впросак, допустить себя быть взятым, совершить какую-либо оплошность.
78. В святцы смотрeть.
Играть в карты.
79. Быков гонять.
Играть в кости.
80. Свeтом вертeть.
или
81. Головой крутить…
Играть в юлу.
82. Поeсть простокишки.
Совершить побeг, но быть почти тотчас же пойманным и возвращонным обратно.
83. Покойника отпeвать,
Масло ковырять,
Пальто шить,
Колокола лить,
На оленях eздит,
Присягать на вeрноподдайство по за́мку,
Киршин портрет писать,
Жгуты вить,
Голоса́ слушать,
Пятки палить,
Утку пускать,
Бeгунцов тревожить.
Тюремныя игры; большею частью «жестокия» и циничныя, так же, как и слeдующия (№ 84), особенно распространенныя в столичных тюрьмах:
84. Кормить узлами,
(Розыгрывать в лотерею и т. п. (см. бульда).
85. С часами носиться.
Гордиться, бахвалиться своею честью.
88 Задать латату.
Нарeзать винта́.
Совершить полет.
Бeжать из мeста заключения или от конвойнаго, сопровождающаго арестанта.
87. Рвать нитку.
Переходить границу.
88. Паутину рeзать.
Сорвать часовую цeпочку.
89. Отправиться омулей ловить.
Потонуть на озерe Байкалe.
90. Ноги щупать.
Готовиться к совершению побeга из каторги.
91. Плыть вдоль каторги.
Отбывать безсрочную каторгу.
92. Пропeть лахма́нный акаѳист.
Простить, скостить какой-нибудь долг.
93. Луковка-то — копейка, а сто луковок — рубль.
Заключительная фраза очень распространенной в острожном мирe присказки (См. «Записки из Мертваго Дома» Достоевскаго).
94. Ѣхать на небо тайгою.
Врать без конца.
95. Мeрять стекла.
Выдавливать их, намазывая медом или патокою сахарную бумагу.
96. Тащит нищаго по́ мосту.
Ныть, пeть что-либо заунывное.
Приложение 2-ое
Острожныя пeсни
«Несмотря на то, что строгия тюремныя правила, запрещая „всякаго рода рeзвости, произношение проклятий, божбы, укоров друг другу, своевольства, ссоры, брань, разговоры, хохот“ и т. п., преслeдуют, между прочим, и пeсни, онe все таки не перестают служить свою легкую и веселую службу. Хотя пeсенников приказано смотрителям „отдeлять от других (не поющих) в особое помeщение (карцер), опредeляя самую умeренную и меньше других пищу, от одного до шести дней включительно на хлeб и на воду“, — все таки от этих красивых на бумагe и слабых на дeлe предписаний пeсенники не замолчали… Пeсни сбереглись в тюрьмах даже в том самом видe и формe, что мы, не обинуясь, имeем право назвать их собственно-тюремными, как исключительно воспeвающия положение человeка в той неволe, которая называется „каменным мeшком“, „каменной тюрьмой“».
Такия слова относительно «острожных» пeсен находим мы в цeнном трудe С. В. Максимова, «Сибирь и каторга» (С.-Петербург. 1871. I. 371–372. Прибавления. 1. Тюремныя пeсни. =Изд. 3-е. СПб. 1900, 139–140).
Тюремных, собственно острожных пeсен скопилось так много, что можно было бы из них составить цeлые сборники. В России эти произведения народнаго творчества являются полнeе и законченнeе, а в Сибири случается; что одно цeльное произведение дробится на части и каждая часть является самостоятельною, но при этом замаскирована до того, что как будто сама по себe представляет самобытное цeлое. Бывает и так, что мотивы одной перенесены в другую, отчего кажется иногда, что извeстная пeсня ещо не приняла округленной и законченной формы, а все ещо складывается, ищет подходящих образов, вполнe удовлетворительных. Нeкоторыя пeсни людская забывчивость урeзала и обезличила до того, что онe кажутся и бeдными по содержанию и несовершенными по формe. Но в Сибири уцeлeли и такия, которыя или забыты в России, или ушли в состав других пeсен, и наоборот.
Тюремныя пeсни дeлятся на старинныя и новeйшия. Старинныя почти уже совершенно исчезли, настойчиво вытeсняясь дeланными, искуственными. Перевeс борьбы и побeды — на сторонe послeдних.
«Чeм пeсня старше, древнeе, тeм она свeжeе и образнeе; чeм ближе к нам ея происхождение, тeм содержание ея скуднeе и форма не представляет возможности желать худшей. Лучшия тюремныя пeсни выходят из цикла пeсен разбойничьих. Сродство и соотношение с ними на столько же сильно и неразрывно, насколько и самая судьба пeсеннаго героя тeсно связана с „каменной тюрьмой — с наказаньецом“».
«Насколько древни похождения удалых добрых молодцев повольников, ушкуйников, воров-разбойничков, настолько же стародавни и складныя сказания об их похождениях, которыя, в свою очередь, отзываются такою же стариною, как и первоначальная история славной Волги, добытой руками этих гулящих людей и ими же воспeтой и прославленной. Жизнь широкая и вольная, преисполненная всякаго рода борьбы и безчисленных тревог, вызвала народное творчество в том поэтическом родe, подобнаго которому нeт уже ни у одного из других племен, населяющих землю»[3].
«Отдeл разбойничьих пeсен про удалую жизнь и преслeдования — один из самых поэтических и свeжих. Там, гдe кончаются вольныя похождения и запeвает пeсня о неволe и возмездии за удалые, но незаконные походы, начинается отдeл пeсен, принятых в тюрьмах, в них взлелeянных, украшенных и облюбованных, — словом, отдeл пeсен, принятых в тюрьмах. Оттого онe и стали таковыми, что в тюрьмe кончаются послeдние вздохи героев и сидят подпeвалы и запeвалы, рядовые пeсенники-хористы и сами голосистые составители или авторы пeсен»[4].
Вот нeсколько старинных острожных пeсен[5].
Милосердная[6].
Милосердные наши батюшки,
Не забудьте нас невольников,
Заключонных, — Христа ради!
Пропитайте, наши батюшки,
Пропитайте нас, несчастных,
Пожалeйте, наши батюшки,
Пожалeйте, наши матушки,
Заключонных, Христа ради!
Мы сидим-то во неволюшкe,
Во неволe — в тюрьмах каменных
За рeшотками желeзными,
За дверями за дубовыми,
За замками за висячими.
Распростилися мы
С отцом, с матерью,
Со всeм родом своим,
Со всeм племенем.
Острожныя пeсни.
I.
Ещо сколько я, добрый молодец, не гуливал,
Что не гуливал я, добрый молодец, не похаживал,
Такова я чуда-дива не нахаживал,
Как нашол я чудо-диво в градe Киевe:
Среди торгу-базару, середь площади,
У того было колодечка глубокова,
У того было ключа-то подземельнова,
Что у той было конторушки Румянцевой,
У того было крылечка у перильчата:
Уж как бьют-то добра молодца на правежe,
Что на правежe его бьют,
Что нагова бьют, босова и без пояса,
В одних гарусных чулочках-то, без чоботов
Правят с молодца казну да монастырскую[7].
Из-за гор-то было гор, из-за высоких,
Из-за лeсу-то было лeсочку, лeса темнова,
Что не утренняя зорюшка знаменуется,
Что неправедное красно солнышко выкатается:
Выкаталась бы там карета красна золота,
Красна золота карета государева.
