Блатная музыка. «Жаргон» тюрьмы - Василий Филиппович Трахтенберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Православный царь Иван Васильевич:
Случилось ему eхать посередь торгу.
Уж как спрашивал надёжа-православный царь
Уж как спрашивал добра молодца на правежe
— «Ты скажи-скажи, дeтина, правду-истину:
Ещо с кeм ты казну крал, с кeм разбой держал?
Если правду ты мнe скажешь — я пожалую,
Если ложно ты мнe скажешь — я скоро́ сказню.
Я пожалую тя, молодец, в чистом полe
Что двумя тебя столбами да дубовыми,
Уж как третьей перекладиною кленовою,
А четвертой тебя петелькой шолковою».
Отвeчает ему удалый добрый молодец:
— «Я скажу тебe, надёжа-православный царь,
Я скажу тебe всю правду и всю истину,
Что не я-то казну крал, не я разбой держал!
Уж как крали-воровали добры молодцы,
Добры молодцы, донские казаки.
Случилось мнe, молодцу, идти чистым полем,
Я завидeл — в чистом полe сырой дуб стоит,
Сырой дуб стоит в чистом полe кряковистый.
Что пришол я, добрый молодец, к сыру-дубу,
Что под тeм под дубом под кряковистым
Что казаки они дeль дeлят,
Они дeль дeлят, дуван дуванили.
Подошол я, добрый молодец, к сыру дубу,
Уж как брал-то я сырой дуб посередь его,
Я выдергивал из матушки сырой земли,
Как отряхивал коренья о сыру землю.
Уж как тут то добры молодцы испугалися:
Со дeли они, со дувану разбeжалися:
Одному мнe золота казна досталася,
Что не много и не мало — сорок тысячей.
Я не в клад-то казну клал, животом не звал,
Уж я клал тоё казну, во большой-от долг,
Во большой-от дом, во царев кабак».
II.
(Вариант).
Били добраго молодца на правежe,
На жемчужном перехрёстычкe,
Во морозы во хрещенские,
Во два прутика желeзные.
Он стоит удаленький, не тряхнется,
И русы кудри не шелохнутся,
Только горючи слезы из глаз катятся.
Наeзжал к нему православный царь,
Православный царь Петр Алексeевич.
Не золо́тая трубынька вострубила.
Не серебряна сыповочька возыграла,
Тут возговорит царь Петр Алексeевич:
— «Вы за што добротнова ка́зните?
Бьете-ка́зните казнью смертною?» —
Тут возговорят мужики приходские:
— «Уж ты гой еси, православный царь,
Царь наш царь, Петр Алексeевич!
Мы за то его бьем-казним:
Он покрал у нас Миколу Можайскова,
И унес казны сорок тысячей». —
Тут возговорит добрый молодец:
— «Уж ты гой еси, православный царь,
Православный государь, Петр Алексeевич!
Не вели меня казнить-вeшати,
Прикажи мнe слово молвити,
Мнe себя, добра молодца, поправити.
Не я покрал у них Миколу то Можайсково,
И не я унес у него золоту казну,
А покрали его мужики-кашилы[8].
Только лучилося мнe, доброму молодцу,
Это дeло самому видeти.
Гулял я, молодец, по бережку
На желтом песку, при мелком лeску,
И увидeл, что они дeлят казну,
Не считаючи дeлят — отгребаючи.
У меня, у молодца, сердце разгорeлося,
Молодецкая кровь раскипeлася;
Ломал я, молодчик, мостовиночку дубовую;
Перебил я мужиков до полу-смерти,
Иных прочих чуть живых пустил.
И взял я́ у них зо́лоту казну.
Взяв казну, стал казну пересчитывать:
Насчитал казны сорок тысячей».—
Тут не золота трубынька вострубила,
Не серебряна сыповочька возыграла,
Как возговорит надёжа православный царь,
Православный государь, Петр Алексeевич:
«Ты куда такову́ казну дeвал?»
Тут возговорит добрый молодец:
— «Уж ты гой еси, православный царь,
Православный государь, Петр Алексeевич!
Прогулял всю казну во кружалe я,
Во кружалe я, во кружалищe,
С голытьбою я, со казацкою».
III.
При долинушкe вырос куст с малинушкой,
На кусточкe ли сидит млад соловеюшко.
Сидит — громко свищет.
А в неволюшкe сидит добрый молодец,
Сидит — слезно плачет.
Во слезах-то словечушко молвил:
— Растоскуйся ты, моя любезная, разгорюйся!
Уж я сам-то по тебe, любезная,
Сам я по тебe сгоревался.
Я от батюшки, я от матушки
Малой сын остался.
«Кто тебя, сироту, вспоил, вскормил?»
— Воскормил-вспоил православный мир,
Возлелeяла меня чужая сторонка,
Воскачала-то меня лодка легкая.
А теперь-то я, горемышный я, во тюрьму попал.
Во тюрьму попал — кичу темную.
IV.
Из за лeсу-лeсу темнаго,
Из за гор-го́рок высокиих,
Выплывала лодка легкая.
Ничeм лодочка не изукрашена,
Молодцами изусажена;
Посередь лодки шатер стоит,
Бeл шатер стоит полосатчатый;
Под шатром-то золота казна;
Караульщицей красна дeвица.
Дeвка плачет — как рeка льется;
У ней слезы — как волны бьются.
Атаман ту дeвку уговаривает:
— «Не плачь, дeвка, не, плачь, красная!»
— «Как мнe, дeвушкe, не плакати?
Атаману быть убитому,
Эсаулу быть разстрeлену,
А мнe, дeвицe, тюрьма крeпкая
И сосла́ньицо далекое
В чужедальную сторонушку,
Что в Сибирь-то некрещоную!»
V.
Ты воспой-воспой,
Жаворо́ночек,
На крутой горe,
На проталинкe.
Ты утeшь-ко, утeшь
Меня молодца,
Меня молодца
Во неволюшкe,
Во неволюшкe,
В тюрьмe каменной,
За треми дверьми
За дубовыми,
За треми цeпьми
За желeзными.
Напишу письмо
К свому батюшкe,
К свому батюшкe,
К своему отцу, —
Не пером напишу,
Не чернилами,
Напишу письмо
Горючьми́ слезьми́.
Отец с матерью
Отступилися:
«Как у нас в роду
Воров не было,
Ни воров у нас,
Ни разбойников.»
VI.
Бывало у соколика времячко:
Лётал-то сокол высокохонько,
Высокохонько летал по поднебесью.
Уж он бил-побивал гусей-лебедей,
Гусей-лебедей, уток сeрыих;
Нонe соколу время нeтути:
Сидит сокол то во поимани,
Во той клeточкe, во золотенькой (sic!),
На серебрянной сидит шосточкe,
Рeзвы ноженьки его во опуточках.
VII.
