Господин Лянми Часть вторая - Владлен Подымов

Фигура чуть повернула голову в сторону девушки и прошелестела:

- Она плачет.

Через несколько ударов сердца белый свет погас и бесполая фигура вновь скрылась во тьме.

Влюбленные минуту сидели без движения, лишь картонная бабочка перелетала с левого плеча Хацуми, на правое плечо Токуро и обратно. Затем за их спиной разгорелись алые светильники. Стало видно, что юноша и девушка сидят на скамейке посреди большого сада. В глубине его виднелся маленький красивый дом. Изогнутая крыша его, покрытая новенькой посеребренной черепицей, и изящная резьба столбов говорили о том, что дом принадлежит состоятельному человеку. Или же о том, что это Дом-на-озере для девушек, услаждающих богатых гостей.

Один из алых светильников требовательно полыхнул. Из глубин сада раздался женский голос, громко и зло звавший девушку. Хацуми порывисто поднялась на ноги и застыла, опустив голову и прижав правую руку к сердцу. Левая безвольно висела вдоль тела.

Вновь загорелся белый фонарь и осветил сидящую белую фигуру. Бесплотный голос произнес:

- Ей надо идти. Она боится.

Затем фигура скрылась в полутьме.

Хацуми медленно направилась в сторону дома. Юноша упал на колени и протянул руки ей вслед:

- О, коварная луна, она обманула наши надежды! Нам надеяться нельзя на небо - под светлой луной грущу я, и слышно, как поют в душе моей песню "Сломанных ив".

Юноша упал лицом вниз, и медленно поднял над собой странно изогнутую правую руку. Казалось, будто чайка с раненым крылом лежит перед зрителями. В глубине сада, где скрылась девушка, раздались звуки веселой мелодии.

Белая фигура, освещенная на краткий миг, прошептала:

- Он горюет.

Минутой позже юноша медленно поднялся на ноги. Он смотрел в зал закрытыми глазами и ощупывал руками воздух перед собой, словно слепой старик в незнакомой комнате.

- О, если бы не бедность нынешняя моя! Имей я тысячу монет серебряных, я бы выкупил Хацуми возлюбленную мою. В нефритовых скалах гнездо наше было бы. Ручей лепестков и ущелье тенистое… - но не бывать всему этому! Виной тому лишь бедствие, упавшее на семью мою. Кто-то прогневал Небо? Но денег лишились все мы, и есть один только способ…

Токуро открыл глаза и яростно вскричал в темноту зала:

- Один лишь способ! Убить человека в себе и стать демонам подобным! Зажгу я небо и землю в горне жаркого пламени! Возьму я город в руку и сожму ее, лишь огненные искры взлетят выше неба!

В ответ юноше прилетел единый вздох изумленного зала.

Зрители потрясенно молчали. На протяжении сотен лет постановка этой пьесы была неизменна, лишь новые декорации и другие актеры были свидетельством прошедшего времени. Но сегодня, у них на глазах, текст пьесы оказался столь резко преображен. Чудилось, будто горящий факел воткнули каждому из зрителей в сердце. Они, пришедшие насладиться постоянством и удивительностью игры знаменитых артистов, вдруг оказались в кипении водоворота хаоса.

Лахорг ударил ледяной волной в сердца зрителей.

Как… поразительно.

И - страшно.

Среди тех, кто решил посетить представление, был и глава Шангаса при Водоеме вместе с первым помощником. Они сидели в отдельной кабинке, отгороженной от остального зала ширмой из толстой бумаги. Их кабинка - совсем рядом со сценой, даже видны тонкие прозрачные нити, с помощью которых мастер-кукольник заставлял бумажную бабочку порхать над головой юноши.

Чженси искоса взглянул на старого таку-шангера. Киримэ сидел в кресле, наслаждаясь игрой актера. На сцене Токуро как раз заканчивал свой монолог. Хегу-шангер уселся в кресле удобнее и спросил:

- Как вам новая постановка, господин Киримэ?

Старый таку-шангер усмехнулся:

- Хорошо. Очень хорошо. Пожалуй, сегодня господин Киндзиро Хамакура превзошел самого себя.

- Да, в семьдесят лет играть молодую девушку - это одно, а вот изменить столь старый текст и так, чтобы это было красиво и не казалось недостойным по отношению к древнему автору… Это дано немногим.

- Что же, подождем окончания пьесы и поздравим господина Хамакура?

- Обязательно, - задумчиво произнес Чженси, - обязательно.

Они помолчали, рассматривая красочное действо на сцене.

- Господин Гомпати, я вижу, тоже пришел, - едва заметно улыбнувшись, заметил Киримэ.

- Да. Едва ли не раньше нас.

- Трудно не посетить представление такого мастера, как господин Киндзиро Хамакура и его не менее талантливого сына, господина Киясу Хамакура, - усмехнулся Киримэ.

- Особенно, если они объявляют представление вне обычного времени и приглашают самых уважаемых людей города. И совершенно случайно оказывается, что представление идет не на пользу столь печально известным ханзаку.

Они одинаково усмехнулись. Тут же телефон Хегу-шангера приглушенно зажужжал. Тот послушал, что ему сообщили, и несколькими словами ответил на звонок. Через минуту телефон зажужжал вновь. Чженси выслушал сообщение и молча кивнул.

Вернув телефон во внутренний карман, он вновь слегка повернулся к таку-шангеру:

- Скажите, господин Киримэ, мой уважаемый бакугэру, а вы ни о чем не разговаривали не так давно с господином Киндзиро Хамакура?

- А вы, мой господин, с его сыном?

Чженси приглушенно рассмеялся:

- Вот как! Интересно, не вышло ли так, что отец и сын получили одинаковую просьбу от разных людей?

Старый шангер молча усмехнулся. Глава Шангаса довольно покачал головой:

- Так вот откуда берутся эти случайности!

- Вы ведь назначили меня начальником отдела случайностей, господин Чженси, вот я и устраиваю их по мере сил. И не мешаю моему господину создавать свои.

Хегу- шангер удовлетворенно улыбнулся. Что же, он рад, что сумел вытащить своего старого друга из той далекой от города деревушки. За последние годы глава Шангаса не раз жалел, что рядом с ним нет его бакугэру. Человека, который всегда его правильно поймет и которому достаточно лишь тончайшей ниточки, намека, чтобы тот увидел весь замысел.

Киримэ же тем временем размышлял над тем, удалось бы им так легко уговорить уважаемых актеров, если бы не те страшные слухи, что распространились недавно по городу?

Вряд ли.

Безумный сам роет себе яму.

В этот момент занавесь за их спиной шевельнулась и в кабинку вошел Тидайосу-шангер. Тяу-Лин был в своем обычном облачении - сине-зеленого цвета одежда и темно-желтые низкие полусапоги. Он коротко поклонился и устало опустился в кресло справа от Чженси.

- Вы опоздали и пропустили столь многое, господин Тяу-Лин, - сказал тот.

Верховный жрец кивнул и тихо произнес:

- Да, я знаю. Мне уже позвонило, верно, чуть не полгорода. Вы не представляете, что творится в Кинто. Подумать только, господин Киндзиро Хамакура поменял древнюю пьесу!

- Завтра весь город будет говорить об этом, и популярность господина Хамакура взлетит до седьмых небес, - улыбнулся Киримэ, - так что он ничего не потерял, а лишь приобрел.

Верховный жрец внимательно посмотрел на старого, едва ли не ему самому ровесника, таку-шангера. Затем на главу Шангаса. Лица в полумраке были видны плохо, но Тяу-Лин качнул головой и заметил:

- Пожалуй, я знаю, кто подал великому актеру столь неожиданную идею.

Чженси едва заметно усмехнулся.

Тяу- Лин помолчал минуту и спросил:

- Что же, с господином Хамакура понятно. А что с нашим молодым сен-шангером?

Чженси, указав на ограждающие кабинку ширмы, негромко прошептал в ответ:

- Не беспокойтесь о нем, господин Тяу-Лин. Мы приняли ваши опасения. Люди господина Киримэ теперь будут охранять его. А сейчас давайте насладимся этим замечательным представлением. Уважаемые актеры играют сегодня изумительно, как никогда ранее.

Глава Шангаса повернулся к сцене и умолк. Таку-шангер и Верховный жрец последовали его примеру.

На сцене бушевал пожар.

Скамейка, сад и изящный домик исчезли. На их месте появились дома Старого города Кинто, а в центре сцены стояла самая настоящая каменная скала. На ее вершине была плоская площадка, маленькая, едва двоим поместиться.

Огненно- алые куски шелка трепетали под сильной струей воздуха, создавая иллюзию гигантского моря огня, охватившего Кинто. То разгорающиеся, то потухающие светильники добавляли пляску алых огней над городом. Всюду бегали люди, на миг или на минуту застывая в страшных изломанных позах. Некоторые падали на землю и так лежали. Горе и неслышный плач стояли над Кинто.

Лишь человек в белых одеждах равнодушно и неподвижно сидел в темном углу слева.

Из- за скалы вышла Хацуми. Она двигалась медленно, казалось, каждый шаг дается ей с большим трудом. Выйдя на сцену перед скалой, она остановилась и застыла на несколько мгновений. Затем отступила назад и прижалась спиной к скале, распластав по ней руки.

- Исчез Токуро мой, и нет его нигде. Может, тучи песка и снега обвевают его в чужой стране? Три года были неразлучны мы - и вот нет его нигде! Все горестней и печальней мне, последние листья надежды роняю я. Три года были неразлучны мы - и вот нет его нигде!