Под русским флагом - Отто Свердруп

Через несколько дней Альбанов заметил судно с двумя мачтами и трубой, двигавшееся на парах вдоль берега. Оказалось, что это судно экспедиции Седова «Святой Фока». Их подняли на борт, там они избавились от вшей и других паразитов, которые несказанно мучили их на протяжении всего путешествия. По пути со «Святой Анны» главным их занятием была ловля вшей.

Некоторые из их партии пропали на последнем участке пути, когда они так и не пришли на мыс Флора, за ними послали поисковые группы, искавшие их по всем направлениям, но безрезультатно – вероятно, они погибли.

«Святой Фока» значительно пострадал. Команда использовала все топливо, и ей пришлось, судя по рассказам, топить плавником, деревянной обшивкой стен, балками и мусором; была течь, и матросы не отходили от насосов день и ночь, откачивая воду: они хотели скорее попасть домой. Продвигались они, к несчастью, крайне медленно – уголь закончился, а паруса пришли в негодность. Тут показалась, как они думали, помощь – иностранный грузовой пароход. Они тут же выбросили флаг бедствия и использовали все возможные сигналы. Бесполезно, пароход исчез за горизонтом. Через несколько часов показался большой, светящийся пассажирский лайнер. Судя по его курсу, суда должны были встретиться, спасение, казалось, гарантировано. «Святой Фока» взял курс на него, выпустил сигнальные ракеты, поднял флаг бедствия и всеми возможными способами давал знать, что здесь требуется немедленная помощь. Но пароход не ответил и шел вперед, не снижая скорости. В качестве последнего средства «Святой Фока» начал стрелять из гарпунных пушек. Началась настоящая канонада, команда работала, не покладая рук. Вдруг пароход изменил курс, погасил все огни и как будто исчез в море. На борту полярного судна воцарилось удивление и разочарование. Как могло такое случиться, что «сигнал бедствия» остался без ответа? Позднее рыбаки рассказали им о мировой войне, пароход принял «Святого Фоку» за вражеский корабль.

19 августа «Святой Фока» прибыл в Архангельск.

О «Святой Анне» и той части участников экспедиции Брусилова, что остались на борту, больше никто не слышал.

В своем дневнике Альбанов писал, что судьба «Святой Анны» очень поучительна. Она показывает, что любое предприятие подобного характера необходимо тщательно готовить. Нужно помнить о судьбе предшественников, нужно выбирать лучших и самых верных людей, лучшую команду и самый легкий и питательный провиант. Ничего нельзя оставлять на волю случая. Здесь можно было бы спасти множество человеческих жизней, если бы руководители знали полярную литературу и имели хорошие карты района с указанием депо с провизией.[45]

Экспедиция лейтенанта Седова на «Святом Фоке» снаряжалась как научная, с целью достижения Северного Полюса. В своем заявлении Седов говорил, что хочет попытаться достичь Северного Полюса прежде Руала Амундсена, «чтобы честь такого предприятия досталась России, а не Норвегии».

Судном экспедиции был старый норвежский тюленебой «Гейзер», это было очень плохое судно, и, насколько мне известно, его не ремонтировали перед плаванием.

Экспедиция была рассчитана на три года. Началась она в 1912-м, и, судя по всему, в первый же год планировалось добраться до Земли Франца-Иосифа, но 1912 год был очень неблагоприятным в ледовом отношении, так что команде пришлось перезимовать на Новой Земле.

Эта экспедиция оказалась наихудшей из всех, что когда-либо отправлялись на север. Когда они пришли на Новую Землю, то использовали почти весь уголь. На месте зимовки у полуострова Панкратьева им посчастливилось найти множество плавника, и единственное, чем они занимались зимой – старались натаскать на судно столько плавника, чтобы можно было поддерживать хоть какое-то тепло в каютах; в остальном они проводили время за игрой в карты и слушанием граммофона.

Осенью 1913 года они, наконец, добрались до Земли Франца-Иосифа и зазимовали в бухте, которую назвали «Тихой». Она находится в 80°19′с. ш. и 52°48′в. д.

И эту экспедицию не обошла цинга, или болезнь десен, как ее называют русские. Поначалу у них было много собак (80 штук), но больше половины из них сдохли из-за плохого ухода в первую же зиму. Сам Седов сильно страдал от цинги, кроме того, у него был ревматизм, так что его спутники отговаривали его всеми возможными способами от попытки достичь полюса, но он твердо держался своего плана – во что бы то ни стало оказаться там. Он хотел взять с собой 25 оставшихся собак и провизии для них на два с половиной месяца. Для себя и своих спутников он собирался взять провианта на пять месяцев.

Здоровье Седова оставляло желать лучшего, у него был бронхит и сильный ревматизм, но он не придавал этому никакого значения, и отправился в путь 2 февраля 1914 года. Художник Пинегин, которые оставил воспоминания об этой экспедиции, пишет в своем дневнике, что находит план Седова бессмысленным. Предстояло пройти 2000 км пути, и как можно было справиться с этим расстоянием за пять месяцев? Впридачу Седов был упрям, он думал, что отлежится за день-другой, при этом никто не должен был посягать на его планы. На все возражения он отвечал, что «верит в свою звезду».

Был сильный шторм и 23° мороза, когда они отправились в путь. Седов держался довольно напыщенно. Несколько раз он выступал перед своими людьми с речью, то же самое он повторил перед отправлением.

Седов перечислил возможные трудности и подчеркнул, что снаряжение у них неважное – ведь у них осталось всего 20 собак вместо 80. Тем не менее, ничто не должно помешать им выполнить свой долг чести перед Россией. Его спутники были здоровыми и крепкими парнями.

Дни на судне протекали однообразно. По-прежнему свирепствовала цинга. Даже отличная погода в конце февраля не принесла никакой радости – слишком много было забот. 2 марта один из участников скончался.

6 марта покой был нарушен. С севера приближалась собачья упряжка, она обогнула мыс, и оказалось, что с ней были только двое. Седова не было. Его болезнь усилилась, им пришлось встать на стоянку в бухте Теплица, и через несколько дней Седов умер. Товарищи похоронили его и быстро пустились назад. Их не было около месяца. Попытка достичь полюса не удалась, а теперь у них больше не было снаряжения.

После смерти Седова начальником экспедиции стал доктор Кушаков.

В начале июля «Святой Фока» освободился из ледовых объятий, и 10 июля они смогли запустить машину. Только бы хватило топлива! 17 июля они снялись с якоря и подняли пары. Когда они, наконец, увидели мыс Флора на горизонте, вдруг раздался крик: «Человек на берегу!» Это были Альбанов и Конрад, единственные выжившие участники экспедиции Брусилова. Обоих подняли на борт «Святого Фоки».[46]

Что было дальше, рассказано в повествовании об экспедиции Брусилова.

Той же ночью (на 20 января) мы договорились об определенном времени обмена телеграммами между Петроградом, Югорским Шаром и «Эклипсом». Также договорились о диапазоне волны. Впоследствии оказалось, что поддерживать связь с Югорским Шаром очень трудно. Наступило такое время, когда воздух прямо заряжен электричеством: когда северное сияние полыхало по небу, все пространство от зенита до горизонта казалось переливающимся огненным морем, чей цвет постоянно менялся. Нам казалось, что мы слышали треск, когда огненные языки взмывали вверх. В такие ночи установить телеграфную связь на большое расстояние совершенно невозможно. Телеграфные аппараты работали вхолостую. Они трещали и стучали так, будто принимали телеграммы со всего света.[47]

Впоследствии мы договорились повторять телеграммы по нескольку раз, пока телеграфист-получатель не ответит, что телеграмма принята и понята.

Мы с Вилькицким обменялись за эту зиму множеством телеграмм и согласовали план спасения его экспедиции в случае, если ситуация будет такой же плачевной, как прошлой зимой, и им придется зимовать еще раз.

В ночь на 22 января пришла телеграмма от нашего министра в Петрограде с поздравлениями с новым годом и пожеланиями, чтобы новый год для всех наших кораблей, сидевших в ледовом плену у Сибирского побережья, был благополучным для плавания. Эту телеграмму мы переслали на другие два судна на востоке.

В ту же ночь с нами попытался связаться Инге, но наш телеграфист посылал телеграмму и поэтому не мог ответить. Об этом сообщили в Инге и сказали, что телеграфист постарается связаться с ними попозже. Мы так и сделали, но не получили ответа.

24 января пришла длинная телеграмма от правительства Вилькицкому и короткая телеграмма от Брейтфуса доктору Тржемесскому с приказанием (с указанием) проводить метеорологические наблюдения каждый час. Также пришла телеграмма из метеорологического института, где выражалось пожелание посылать метеорологические сводки ежедневно. Доктор удивился, что Брейтфус никому не передал привет. Русские вообще-то вежливый народ, сказал он, но, наверное, Брейтфуса нельзя считать русским.