В Москве-реке крокодилы не ловятся - Федора Кайгородова

— Потерять сознание? Там, наверху? Но ведь оттуда можно упасть!

— Вот именно! — подтвердила Зоя Федоровна.

— Ну, тогда, конечно, — не очень уверенно согласилась я, размышляя, что Санька, может, действительно псих, если ползает по горам с какими — то там фобиями в неразумной башке.

Прихватив моток веревки, мы вдвоем бросились на штурм этой, уже ставшей мне ненавистной горы. Забравшись наверх быстро и без приключений, мы обнаружили, что Санька сидит под тем же кедром в той же обреченной позе, закрыв глаза. Он был бледен, как полотно. Мы обвязали его веревкой. Он почти не реагировал ни на что. Другой конец прикрепили к самой большой лапе многострадального кедра и чуть ли не столкнули Саньку вниз.

Он пришел в себя уже на земле. Сам развязал веревку и пошел умываться к ручью. А мы спустились вниз тем же путем, что и он — по веревке. Никто из одноклассников ничего не заметил. Так у нас с Зоей Федоровной появилась общая тайна. Это она меня попросила никому не рассказывать об этом случае — дескать, ребята засмеют Саньку. Но, по — моему, она преувеличивала.

Когда в старших классах у Герасимовского вдруг проявилась ужасная болтливость, и он получил прозвище «Разбегайся, кто может», я все еще смотрела на него с состраданием, понимая, что, несмотря на развязность и бойкость, он страдает ужасной болезнью, о которой у других есть только общее представление.

Тем временем, мы с Сашей Комаровым подошли к крану.

— Знаешь, Наташка! Ты такая классная девчонка, — неожиданно сказал Саша.

Я с удивлением на него взглянула:

— Чего это вдруг? У тебя что, проблемы с девушками?

Симпатичный, спортивный. И веселый, к тому же. Чего еще желать? Чувство юмора — вообще отпад! Хотя на мой придирчивый взгляд, недостаток у него все же был. Дело в том, что Комаров улыбался чуть смущенно, и от этого выглядел неуверенным. А может, так оно и было.

— Да так себе, проблем особых нет! — ответил Саша. — А все же, такую, как ты, не встречал.

— Смотри, не влюбись! — пошутила я.

— А вот и возьму, да и влюблюсь! — тут же подхватил тему Саша. — Что будет? Замуж, что ли, не пойдешь?

— Ого, куда заехал?! У меня, может, муж есть? — ответила я.

— Нету! — убежденно произнес Саша. — Иначе б не отпустил в мужской коллектив!

— Не знаешь ты нашу работу!

Тут мы подошли к крану, который называется, как мне пояснили, поворотный крюковой кран, предназначенный для погрузки за пределами судна, поскольку у него длинная выносная стрела. Крановщик же, который был мне безумно интересен по причине своего громкого имени, на самом деле назывался оператором. «Николай, Николя, Колян! Кто же ты такой?» — напевала я про себя.

— А вот это и есть наш трудолюбивый Дроздовкин! — представил Саша перепачканного мазутом юношу.

— Коля! — показывая в улыбке ослепительно белые зубы, сказал молодой человек, протягивая мне для приветствия не ладонь, а запястье.

Я неумело пожала ее, а он засмеялся:

— Да, у нас тут не очень чисто, — он обвел рукою широкий круг.

Этот худощавый светловолосый юноша совершенно обезоружил меня своей открытостью. И он уж точно не был похож на лысоватого грузного Коляна, которого я видела в трюме. Впрочем, я не собиралась ограничивать свое знакомство с экипажем поисками Толянов и Михаев.

— Можно я вас сфотографирую! — спросила я, вынимая фотоаппарат.

— В таком виде?

— Вот именно в таком! — подтвердила я. — Человек на рабочем месте. То, что нужно!

Я сняла его на кране, возле крана, с ключом и без него. Саша же фотографироваться наотрез отказался. Он сказал, что «совершенно не фотогеничен, и вообще никому не интересна его физия».

— Расскажите о себе! — попросила я Дроздовкина.

— А что рассказывать? Школу закончил. Служил в войсках ФАПСИ. Знаете такие? Один раз был в Чечне.

— В Чечне? — удивилась я.

— Один раз! — подтвердил Николя. — Но никого не убил! Если это вас интересует?

— Да нет, вы не поняли, — смутилась я, — меня подвиги интересуют. Может, вы подвиг совершили?

— Вроде нет. Или если совершил, то не заметил.

— Ну, вот, к примеру, мы, прежде чем сюда попасть, тонули. Вы не хотели, например, вытащить нас? Это уже стремление к подвигу, — я внутренне сама себе поаплодировала, как тонко я его подвела к вопросу о том, где он был во время убийства.

— Нет! — его лицо стало грустным. — Я даже вас не видел. Моя смена как раз была. Я во — он там был, — он показал на стрелу крана. — У нас же буксир на крюке качался, никак нельзя было глазеть по сторонам. Техника безопасности и все такое.

Так, из списка подозреваемых выпал пока только один человек. Причем, у него абсолютное алиби — висящий на тросе буксир.

Я вздохнула. Конечно, мое сожаление относилось не к тому, что не Дроздовкин оказался убийцей, а к моим следовательским перспективам.

— А дальше что? После армии?

— Сюда вернулся. Устроился на плавкран. Так и живу. Женился вот. Недавно. Сыну пять месяцев исполнилось, — его лицо засияло детской улыбкой.

«С Николя все ясно, — подумала я. — Его главная любовь и гордость — жена и сын! А где же тот Колян, из трюма?» Почему — то тяжелый ящик из трюма бился назойливой мухой в моем мозгу. Или даже не мухой, а большим мохнатым шмелем. Мне казалось, что если я разгадаю загадку ящика, то пойму, кто убийца.

— Саша! У вас на борту есть еще люди с именем Николай? — обратилась я к вестовому, когда мы возвращались назад.

— Есть! А что?

— Да так, — как можно безразличнее ответила я. — Просто я вчера слышала, как кого — то называли Коляном.

— А, если Колян, то это трюмный матрос Николай Кравец, — хмуро ответил мне Комаров. — Но он вчера не был на рыбалке. Он после вахты отдыхал.

— Надо же? — удивилась я как можно более искренно. — Ну, может, раньше слышала это имя. Одним словом, я просто так спросила.

Глава, в которой появляется собака

Несмотря на бурную внутреннюю жизнь, наша махина двигалась вперед на самой малой скорости, и это при том, что встречные суда с надсадным гуденьем уступали нам дорогу. Иногда шлюпки и катера останавливались рядом с бортом или замедляли ход — люди с палуб удивленно рассматривали громоздкое сооружение, которое сначала принимали за баржу, груженую стройплощадкой. Один мужик, проплывая мимо на высоком укороченном катере, показал палец: во!

Густо обжитые подмосковные берега с уютными колоколенками и церквями то и дело мелькали за бортом. Стайка речных буксиров постепенно отстала, вернувшись в лоно родных портов. И только наш одинокий гигант разматывал бесконечный речной серпантин. С берегом и людьми нас теперь связывали лишь две шлюпки, которые заменили во время стоянки. Прикованные крепкими цепями, они внушали надежду, что берег есть, что он осязаем.

Миновав небольшой Пестовский водоем, мы направлялись к вершине северной речной короны — к Иваньковскому водохранилищу. После него начинался выход в Волгу.

— Наташа! У нас намечена часовая остановка в Ивановском на Икшинском водохранилище, — предупредил меня капитан. — Может, вам что-нибудь надо в местном магазине?

— Спасибо, Александр Александрович! А с чем связано то, что мы так отчаянно не торопимся?

— Мы идем по плану. Видите ли, наше судно слишком мощное и потому создано таким тихоходным, при большой грузоподъемности судно дольше идет по инерции, чем при малой. К тому же размеры плавкрана могут помешать движению судов по каналу. В Угличе будем через три дня. Вы, вероятно, там высадитесь и поедете назад поездом. А в Ивановском у нас вынужденная остановка, незапланированная. Мы должны принять на борт еще одного пассажира.

Мы стояли на палубе, ветер трепал мой шарф и мои волосы. Если их, конечно, еще можно было растрепать — я ношу короткую стрижку.

— Но Александр Александрович! Разве вам разрешены частные перевозки? — активно воспротивилась я, вспомнив про наставления следователя Краги.

Это непредвиденная остановка вряд ли соответствовала его планам. Вдруг преступник сбежит? А вдруг человек, для которого совершают вынужденную остановку, и есть тот самый преступник?

— О, не беспокойтесь! — заверил меня капитан. — Пассажир не опасен, это, можно сказать, член семьи.

— Тем более! Еще, оказывается, и член семьи? Вашей? Что это значит, Александр Александрович? — спросила я, вспомнив про ревнивую капитанскую супругу.

— Речь идет о члене семьи Дмитрия Степановича Перова.

— Так это его супругу мы будем катать по Волге? Не лучше ли заказать для нее частный самолет? — я вообще разозлилась, услышав такое.

— Но это не супруга, милейшая Наташа! Я пока не хочу говорить, но вот увидите, он вам понравится! — наслаждаясь произведенным эффектом, ответил капитан.

— Не может мне понравиться член семьи Дмитрия Перова! Он сам — то мне не нравится! — буркнула я совсем уж по — детски.