Марафон нежеланий - Катерина Ханжина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ой, еще горяченькие, – воскликнула Рита.
– Вкусно, – промурлыкала Лера.
– Угу, – отозвался нестройный гул наших голосов.
Этим и ограничились наши словесные впечатления.
Предзакатный час мы проводили у своих домиков. В каком-то томном, полугрезящем состоянии лениво разговаривали, спокойно реагируя на то, что собеседник минутами не отвечает, а потом вдруг вспоминает о тебе, расслабленно бросает абстрактную фразу в ответ и вновь погружается в свои мысли.
Я писала обрывки словосочетаний, такие ярко-образные, что их жалко было окружать прозаичными словами, чтобы сформировать логичные предложения: «Примятая трава под порезанными ступнями», «Рубиновый дождь после встречи с металлом», «Прикосновение цветочного лепестка к обгоревшей коже», «Холодное солнце твоего взгляда», «Самая изысканная соль на губах»…
Рита, которой я, к своему удивлению, совершенно без страха показала записи, отметила, что это емкие названия для картин.
– Моих воображаемых картин, – ответила я не сразу.
Журналист дремал в гамаке, заслонив глаза от солнца правым предплечьем. Макс начал писать картину. Лев, вчера обгоревший до багрянца на носу и плечах, остался в домике. Услужливый Сава делал массаж Поэтессе. Лера красила ногти на ногах, отвлекаясь на какие-то забавные мысли – подолгу смотрела в небо и блаженно улыбалась. Маша и Настя не выходили из домика – после того как они ушли с занятия, с ними никто не общался.
За десять минут до вечерних бесед впервые в нашем саду появился Адам. Справа от него шел Миша, а слева – Венера. Он медленно кивнул каждому из нас, как бы одобряя, что мы сейчас здесь, работаем над собой. Но не остановился, не сказал ни слова, а прошел дальше, к домику Насти и Маши.
Он зашел, а Миша с Венерой остались сидеть на крыльце, полушепотом разговаривая, судя по выражению их лиц, о чем-то будничном.
Из домика донеслось холодное и очень повелительное:
– Мы поговорим вдвоем.
Потом были слышны возгласы возмущения со стороны Насти, но она все-таки вышла. Сердито посмотрела на нас, скрестила руки на груди и оперлась спиной о стенку дома.
Если в домике и разговаривали, то шепотом, мы ничего не слышали. Все старались делать вид, что они заняты, но даже шорох ручки по бумаге и перелистывание страниц звучали неестественно.
Макс попытался уменьшить напряжение и спросил Мишу, не остались ли у него еще круассаны. Миша мягко улыбнулся и покачал головой. Больше никто ничего не говорил.
Вдруг послышались судорожные рыдания. Настя рванулась к двери, но Миша схватил ее за ногу. Венера встала, приобняла ее, что-то шепнула и потянула на крыльцо. Настя оттолкнула ее руку, но присела, злобно сузив глаза и поджав губы. Вскоре рыдания затихли, послышался смех с истеричными нотками. Еще через пару минут Адам вышел вместе с Машей, расслабленно обнимая ее и шутливо улыбаясь.
Они так и прошли вместе до пляжа: Адам, обнимая Машу, и Настя рядом с Машей, недоверчиво косящаяся на Адама. У подушек, на которые мы начали рассаживаться, он убрал руку, погладил Машу по щеке и ласково улыбнулся.
– Мне печально, что мы до сих пор не доверяем друг другу. – Адам еле слышно сказал эту фразу.
Последние слова как будто обглодал шум морских волн. Он отвернулся к темной блестящей воде и молча стоял не меньше минуты.
– Вы доверяете мне?
– Да, – прозвучал нестройный хор неуверенных голосов.
Он тяжело вздохнул и сел в позу лотоса на свой камень, теперь лишь слегка возвышаясь над нами. С печальной улыбкой оглядел нас.
– А друг другу?
Все стали медленно поворачивать головы по сторонам и, встречаясь взглядами, кивать друг другу.
– Ну ладно, – Адам резко вскочил на ноги. – А себе вы доверяете?!
Все закивали, и только Поэтесса крикнула:
– Да!
– Вы честны с собой? Отдаете отчет в том, что вы когда-то делали больно другим? А себе? Признаете свою неправильность? Или маскируетесь?
Все растерянно молчали.
– Давайте сыграем в игру, – сказал он строго, прищурив свои черные глаза. – Встаньте!
Мы почти синхронно поднялись на ноги, только Настя отстала, делая вид, что отряхивает с ног песок.
– Настя! Всем встать!
Она дерзко посмотрела на него, но промолчала и встала, высоко задрав подбородок.
– Хорошо, – Адам замер и стал рассматривать нас. Наверное, он встретился своим холодным черным взглядом, таким пугающим сегодня, с каждым из нас. – Я называю какое-то действие, и если вы этого никогда не делали, то можете присесть; если делали – остаетесь стоять. Если вы сидите, но следующее действие про вас, то вам снова нужно подняться. Все понятно?
Мы закивали, а Макс весело крикнул:
– Разберемся!
Адам ответил:
– Конечно, разберетесь.
– Я никогда не крал чужие вещи. – Он сказал это резко и непривычно громко.
Рита сразу присела, остальные задумались. Я вспомнила, как в детстве украла у соседской девочки сумочку для Барби, такую пластмассовую, розовую. Мама не покупала мне ни одежду, ни мебель для кукол – зачем, если можно сделать все самостоятельно? А ее Розочка к тому же еще и шьет замечательно. У моей соседки этих сумочек было, кажется, пять или шесть – для каждой куклы. Я задумалась, считается ли это кражей.
– Если не уверены в чем-то, оставайтесь стоять. Обязательно запишите свои сомнения, разберем их позднее.
Настя села, как будто назло, и посмотрела на Машу. Та дернулась, но все-таки осталась стоять.
– Я никогда не причинял себе вред намеренно.
Рита и Настя остались сидеть, к ним присоединились Антон, Лера, Маша и Сава. Быстро-быстро пронеслась в голове мысль о том, что Рита останется сидеть до конца. Своей солнечностью и идеальностью она напоминала мне Розочку. Видимо, поэтому у меня появилась какая-то зависимость от ее ободрений и лучащегося оптимизма, как у какого-то противного насекомого от огоньков света, совершенно бесполезного для него.
– Я никогда не думал о самоубийстве.
К нам, стоящим, присоединилась Лера. А я опять засомневалась. У меня никогда не было яркой, осознанной мысли о том, что я хочу себя убить. Но иногда, в разговорах с Сашей, полушутливых-полупафосных, мы говорили о том, как это ужасно, стареть, и что, если мы не умрем своей смертью, вместе сделаем что-нибудь, когда у меня начнет дрябнуть кожа, а у него выпадать волосы.
Я никогда не сомневалась в том, что мир не
