Невиновный - Ирен Штайн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Н.В. Гордеев».
***
Я вдруг ощутил каждую мышцу своего лица – как между бровей пролегла морщинка удивления, собрав складкой кожу, будто швея грубую ткань. Заметил, наконец, что рот приоткрыт в немом вопросе. Наверное, я был похож на студента, которому сообщили о смерти богатой тетушки из Гватемалы, и от неожиданности непонятно, скорбеть или радоваться. Радоваться.
Как там говорят – колесо Сансары сделало оборот? Нет, скорее, мой палец спустил курок, и очень удачно. Удивительно, чертовски удивительно. Стрелял-то я в ублюдка с заплывшими жиром мозгами, а попал прямо в голову себе несколько-летней давности. И все – нет больше банковского служащего, который чуть что покрывается потом от страха – он убит и благополучно забыт. Но так ли просто от него избавиться? Вспомнилась девочка у придорожного мотеля, упавшая в грязь. Тебе ли не знать, Сережа – этот трус до ужаса живуч. Ты ведь ничего не сделал, чтобы помочь. Ни-че-го!
– Я ничего не сделал. – Губы снова произнесли это сами, как защитную мантру, способную укрыть то ли от совести, то ли от закона.
Я ничего не сделал. Так ребенок закрывает глаза руками, и свято верит, что становится невидимым.
Я. Ничего…
– Эй, чего ты там бормочешь? У нас новый план? – Женька, недавно лежащая на кровати в позе морской звезды, теперь сидела, сложив ноги по-турецки, и поедала меня глазами. Наверное, так наблюдают за писателем, прямо сейчас проживающим свой шедевр. Моя жизнь – не шедевр. Но твоя, Бонни, может им стать.
– Разве что план на вечер.
– Оторвемся?
Ох уж этот огонек, будто в ее глазах щелкнула зажигалка, и теперь оторваться захотелось даже мне. Минута – и ковбойские ботинки стучат по мрамору ступеней.
– Не отставай! – И я уже перехожу на бег, отбросив к черту степенность. Вот ветер ударяет в лицо, дает понять, что стен больше нет. Мы не защищены? Нет же – не ограничены. Ни этим гранд-отелем со швейцарами и ковровыми дорожками, ни дворами-колодцами, в одном из которых остыл труп Гордеева. Городом не ограничены, а может быть, даже страной. И сейчас мне самому вдруг поверилось в мечту об острове, ведь капли с неба – чем не океанский бриз?
– Сюда?.. – У входа в здание, из-за железной двери которого пробивался грохот басов, я замер в растерянности. На ступеньках скучал охранник, докуривая черт знает какую по счету сигарету. А внутри было что-то разнузданное, неизвестное, манящее к себе мотыльков…
– Был когда-нибудь в клубе?
Улыбка поползла по моему лицу. Совсем недавно я задал Женьке тот же вопрос, только про кладбище. Да, ну и компания подобралась – психи, не иначе.
А ведь я не был даже на студенческих дискотеках – наверное, предпочитал лишний раз не отсвечивать, чтобы как в школе, мимоходом не нарваться на любящие меня неприятности. А может, просто потому, что никто не звал. Так и проходили мои вечера – за книгами, в попытках не отвлекаться на ревущую музыку на первом этаже общаги.
– Я подпишусь на это, только чтобы приглядывать за тобой. – Всегда проще было сделать вид, что меня ни капли не интересуют подобные «развлечения», чем выставить себя изгоем. Вот и сейчас пришлось напялить эту маску, приправив ее гангстерской суровостью.
– Вот только не вздумай изображать папашу-ханжу. Просто выключи голову. Будет весело.
– Как на аттракционах? – Спросил я, но Женька уже схватила меня за руку и потащила за собой. Щелчок проглотившей нас железной двери утонул в звуках, которые язык не поворачивался назвать мелодией. Сразу захотелось сбежать или вжаться в стену, или выругаться вслух, мол, какого дьявола ты спускаешься в клокочущий, мерцающий, извивающийся множеством тел подвал.
За барной стойкой стало получше. Появилась возможность сесть, и смотреть на творящееся вокруг с позиции наблюдателя.
– Пей! Что-то ты совсем деревянный!
Прямо у меня под носом появился стакан виски с колой, который я по инерции опрокинул, только потом начиная задавать в голове вопросы – как пятнадцатилетнего подростка вообще сюда пустили, и когда она успела сделать заказ.
– Еще пей! – Стакан наполнился будто магическим образом, пока я вертел головой по сторонам. – Сейчас расслабишься.
Не помешало бы. Но, в самом деле, тугой комок нервов, в который я превратился во время шествия вниз, начал постепенно ослабевать.
В металлической клетке, подвешенной над танцполом цепями, изгибалась девица в латексе, будто змея, напрочь лишенная костей. Мне казалось, что она смотрит прямо на меня, облизывая прут решетки. Неужели ей действительно нравится заточение, или же это маска, мол, я сама так хотела, а не кто-то неведомый сломил мою волю?
Если ты выше всех, еще не значит, что ты свободен.
От этой мысли я замер на полувдохе, будто мне выстрелили в грудь. Рука инстинктивно нашла третий стакан, и когда во рту разлилась горечь, широко распахнутые глаза будущего мертвеца стали постепенно возвращаться к норме. Закрываться, щуриться, пытаясь вернуть четкость расплывающейся картинке мира. Но потом стало все равно – боли и печали начали тонуть, лишь вяло поднимая костлявую руку над водой. Даже какофония вокруг плавно сложилась в мелодию. И я улыбнулся.
– Вот видишь – просто надо привыкнуть.
Женька наблюдательна, настолько, что от нее не ускользают эмоции, а это, между прочим, редкий дар. Такой я встречал только у нее и у… Нет. Довольно. Сейчас должно быть весело, потому что я это, черт возьми, заслужил. Должно быть, и будет, и даже прошлый я не сможет мне помешать.
***
– Пей! Пей! Пей! Пей! – Скандировал голос. Или целая толпа, разогретая алкоголем и зрелищем, взявшая нас в полукольцо возле барной стойки. Передо мной плыли светодиодные огни, изломанные в стекле бутылок, и дымился целый десяток шотов.
– Поехали! – Женьке все это нравилось. Ее несла невидимая волна, но она не барахталась в ней, отплевываясь от пены, а просто отдавалась стихии, тем самым ее покорив. Вот нами опрокинуто по рюмке с каждого конца, и в следующую секунду пальцы торопятся схватить следующую, чтобы так же поспешно влить в себя содержимое, даже не ощущая вкуса. Лишь бы волна не превращалась в штиль. Лишь бы голос позади не умолкал. Третья, четвертая. Кто успеет выпить больше, тот и победил. Правила просты, как перетягивание каната. Капли стекают из уголков рта куда-то вниз, но нет времени следить за ними – каждая секунда на счету. Хватаю следующую рюмку, шестую по счету. И наши пальцы с Женькой соприкасаются. Для нее это пятая. Победа или ничья? Но вот ее рука исчезает. Вот я кривым от возбуждения жестом доношу сосуд до рта. И голос позади взрывается.
Кажется, я встаю и оборачиваюсь. К удивлению своему,
