Епископ ада и другие истории - Боуэн Марджори

Клод и его безмолвный спутник подошли к пруду с карпами, высохшему, поросшему зеленым мхом. Несколько деревьев склонили к нему свои голые ветви; позади него возвышалась каменная статуя, безликая и зловещая. Клод не мог не узнать это место, известное ему как Сен-Клу.

Его спутник остановился и наклонился, чтобы поправить пряжку на туфле. Клоду хотелось поскорее уйти, но он не мог двинуться с места; тот, наконец, выпрямился, взял его за руку и торопливо повел по сухой траве.

Они вышли на берег реки, к дому, который стоял здесь, на границе парка.

Клоду он был хорошо знаком. Сейчас его ставни были заколочены, как тогда, когда он в последний раз пришел к Амброзине. Сад превратился в массу спутанных растений, — куст ежевики своими ветвями загораживал дверь.

— Было бы нелегко найти арендатора для этого места, — неожиданно для себя произнес он.

Спутник выпустил его руку и, оторвав сгнивший ставень одного из нижних окон, забрался в дом. Клод, против своей воли, последовал за ним.

Он видел очень отчетливо (как это нередко бывает во сне) пустую комнату Амброзины, в которой царил беспорядок.

А затем его ужас усилился. Внезапно он понял, что находится рядом с ее убийцей, — в этом не могло быть никакого сомнения.

Он закричал, и в это мгновение убийца бросился на него с поднятым ножом и схватил за горло; он понял, что его убивают так же, как убили ее, что их судьбы связаны, и что ее судьба, о которой он старался забыть, стала его собственной судьбой.

Это был кульминационный момент сна, он проснулся; он больше так и не заснул до утра, и даже в дневные часы сон преследовал его пережитым ужасом.

Это было тем ужаснее, что реальность смешивалась с действительностью, — воспоминаниями о прошедших днях; видение ее дома смешивалось с воспоминаниями о ней.

Прошлое и сон слились воедино, превратив умершую женщину в ужасное видение, вызывающее ненависть и отвращение. Он не мог без содрогания вспоминать самые счастливые минуты, проведенные с нею, маленький театр, в котором она играла.

Прошло три дня, а потом ему снова приснился тот же сон.

Сон повторился в мельчайших подробностях, и он никак не мог проснуться, пока убийца не схватил его за горло, а в бок ему не вошла холодная сталь.

Сейчас, когда до двенадцатого оставалась всего неделя, он начал подумывать о том, чтобы попытаться уклониться от поездки, сослаться на болезнь или попросить кого-нибудь его заменить; но, — и это еще больше увеличивало его страх, — он чувствовал неизбежность своей поездки, и что ему не удастся отказаться от нее, какими бы отчаянными ни были его усилия.

Кроме того, бывали периоды, когда он понимал, как это глупо — тревожиться из-за сна, напоминающего ему о маленькой танцовщице, которую он когда-то любил, вовлекавшего его в некое путешествие к ее жилищу, каковое ему непременно предстояло совершить.

Причиной его страхов были всего лишь этот сон и воспоминания.

В эти минуты разумного спокойствия он убеждал себя: нет ничего странного в том, что его предстоящая поездка в Сен-Клу пробудила в нем воспоминания об Амброзине, и что эта поездка и эти воспоминания объединились в его сне.

Он старался отвлечься жестокой жизнью Парижа, слушая рассказы о ежедневных трагедиях, посещая самые бедные и несчастные кварталы. Однажды он впервые отправился посмотреть на казнь. Возможно, этот ужас, подумал он, вытеснит тот, который преследовал его.

Но первой жертвой, которую он увидел, была молодая девушка с покрасневшими от холода руками, сжатыми губами и светлыми волосами, завязанными на затылке в пучок; ее глаза, уже подернутые тусклостью смерти, смотрели прямо на Клода. Он отвернулся таким резким движением, что толпа, теснившаяся вокруг него, разразилась ругательствами…

Клод шел по холодным, пронизанным ветром улицам Парижа и думал о приближающемся 12 декабря, как о дне своей смерти. Его тревога стала настолько сильной, что он инстинктивно свернул к своему единственному другу, как человек, оказавшийся в полной темноте, поворачивается к единственному источнику света.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Рене Легар был его товарищем по службе, доверенным лицом и советчиком — человеком, на несколько лет старше его самого, таким же трезвым, спокойным, трудолюбивым и уравновешенным.

Он жил в тупике Пре-о-Клер и отсутствовал, когда пришел Клод.

Клод решил подождать; его немного ободрил вид веселой, хорошо знакомой комнаты с книгами, лампой, камином и кофейным сервизом.

Он изо всех сил старался убедить себя, что его страхи нелепы.

Он все расскажет Рене, и этот рассказ поможет ему осознать всю абсурдность происходящего с ним, и тогда они вместе посмеются его глупости за бокалом хорошего вина.

Рене, вспомнил он, тоже был влюблен в Амброзину, но его чувства были обычной сентиментальностью; Клод улыбнулся, подумав об этом; впрочем, Рене даже был готов жениться на этой маленькой твари. Она принимала его почтительное ухаживание (по крайней мере, так утверждали сплетники), пока не появился Клод, с его напором, блестящей внешностью и тугим кошельком.

Рене отступил с величайшим изяществом, и это было давно оставлено и забыто обоими; Клод удивился, почему он вспомнил об этом сейчас, сидя здесь, в тепле и уюте. Наверное, потому что был встревожен, расстроен и даже одержим этим странным сном.

Рене вернулся домой как обычно, раскрасневшийся от резкого холодного ветра, и принялся стряхивать дождевые капли с плаща. Это был бледный молодой человек с густыми каштановыми волосами, невыразительными чертами лица и родинкой над верхней губой. Он выглядел нездоровым и погруженным в себя, а когда работал, надевал очки в роговой оправе.

— Где ты пропадал сегодня днем? — спросил он. — Твой стол пустовал.

— Мне было нехорошо, — ответил Клод.

Рене бросил на него быстрый взгляд.

Сейчас Клод выглядел вполне прилично: он согрелся, на его красивом смуглом лице играл румянец, стройная фигура непринужденно расположилась в глубоком кожаном кресле, на губах играла насмешливая улыбка.

— Я ходил смотреть казни, — добавил он.

— Ба! — сказал Рене.

Он подошел к камину и протянул к огню руки, закоченевшие и покрасневшие от холода; они напомнили Клоду руки девушки, которую он видел на помосте гильотины.

— Это в первый и последний раз, — ответил Клод. — Больше я туда не пойду.

— Я никогда там не был, — сказал Рене.

— Там была девушка, — не смог удержаться Клод.

— Мне кажется, там всегда есть девушки.

— Она была очень молода.

— Да? — ответил Рене, понимая, что от него ждут проявления интереса.

— Она была похожа на Амброзину.

— Амброзину?

— Ты должен ее помнить, — с нетерпением произнес Клод. — Маленькая танцовщица… из Сен-Клу.

— Что заставило тебя вспомнить о ней? — Рене вздохнул с облегчением, словно ожидал чего-то более зловещего и ужасного.

— Именно это я и хочу понять — что заставило меня вспомнить о ней? Мне казалось, я забыл ее.

— Мне тоже так казалось.

— И мне.

— Тогда что же тебе напомнило о ней?

Клод не решался начать, поскольку его страхи представлялись ему сейчас совершенной нелепицей.

— Я должен ехать в Сен-Клу, — сказал он, наконец.

— Когда?

— Двенадцатого.

— По делам Палаты?

— Да.

— И это напомнило тебе?..

— Да. Видишь ли, — медленно произнес Клод, — я не был там с тех пор, как…

— С тех пор, как… — Рене задумался, и, казалось, понял.

— Совсем недавно мне приснился сон…

— Ах, сон… — Рене пожал плечами и повернулся к огню.

— Тебе снятся сны? — спросил Клод, с неохотой переходя к этой теме, и, тем не менее, вынужденный это сделать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Кто же не видит снов… сейчас… в Париже?

Клод подумал о худенькой девушке на ступенях гильотины.

— В Париже можно видеть хорошие сны, — признался он и мрачно добавил: — Очень жаль, что я пошел смотреть казнь.

Рене варил кофе; он добродушно рассмеялся.

— Ну же, Клод, что с тобой? Что тревожит твою совесть?