Дог-бой - Ева Хорнунг

Ромочка спустился ниже, в теплое подбрюшье метро, и тоже размотал тряпки, которыми укутал лицо. Теплый воздух приятно ласкал обмороженную кожу. Зачесалась голова. Он отыскал славное темное местечко рядом с бомжами, но не вплотную к ним и вдали от застекленных киосков, теснившихся вдоль одной стены подземного перехода.

Он сел рядом с двумя собаками, стащил с головы обе шапки и почти сразу заснул. Пусть собаки его охраняют! Но Белая и Серый тоже заснули. Они доверяли Ромочке и понимали: он не случайно привел их в это теплое место. А еще они, совсем по-щенячьи, обрадовались сказочному теплу. Мимо них тек нескончаемый людской поток, похожий на бурную серую реку. Какой-то молодой человек остановился и сфотографировал их на свой мобильник. Белая проснулась. Ее рычание разбудило Ромочку и Серого. Ромочка вскочил, изумленно озираясь по сторонам, а Серый зарычал и притворился, что сейчас бросится на нахала, нарушившего их покой. Но людская река по-прежнему текла мимо, и они успокоились.

Их окутывало блаженное тепло, но всем им хотелось есть. Ромочка достал из-за пазухи грязный пластиковый пакет; наверное, здесь тоже можно просить объедки. Под землей люди ели не так часто, как наверху, и все же им перепадали кое-какие крохи. Местные сразу признали в нем собачьего мальчика; Ромочке даже не нужно было ничего говорить. Некоторые даже радовались, увидев знакомое существо. Поскольку Ромочка попрошайничал «для собак», никто не стеснялся кидать в его пакет все, что попало. Бросали надкусанные хот-доги, пирожки, слойки, шаурму, картофельные очистки — словом, любые объедки. Негусто, и все же дома каждому что-то перепадет.

Ромочка забеспокоился. Как там его семья? Кроме того, он боялся, что снова замерзнет по пути домой. Он понятия не имел, долго ли проспал в подземном переходе, и не знал, какая там, наверху, погода. Он оторвался от жизни и не знал, куда податься. Связав пакет узлом, он сунул его под одежду, чтобы еда не замерзла по дороге, и снова замотался в свои тряпки. Чтобы хватило сил на долгий обратный путь, он поделился с Серым и Белой хот-догом.

Ромочка забредал на охоту в центр города — не в последнюю очередь затем, чтобы отогреваться по пути на станции метро. Он устраивался рядом с местами, в которых торговали едой, и набивал пакет объедками. Еду он выпрашивал, а иногда и воровал. Обычно он брал с собой только Белую, потому что она на снегу была почти невидима. Хоть Белая и побаивалась, на улицах она не отходила от него ни на шаг, но к киоскам и палаткам он подходил один. Они с Белой пометили свои собственные места встречи. Постепенно Ромочка разобрался, в какое время люди чаще всего едят, и выходил на охоту в конце обеденного перерыва. Часто первую добычу он съедал на ступеньках станции метро, чтобы хватило сил для новой охоты. Дождавшись нужного часа, он снова выходил на промысел. Набрав полный пакет, возвращался домой. Собранных им объедков хватало на всех. Кроме того, у них была Лауренсия.

Но добираться до мест, богатых добычей, становилось все труднее. Шел снег; снег и холод мешали находить пропитание. На дорогу до «Рима» и обратно уходила почти вся ночь. Голодная стая брела гуськом, проходя одну за другой чужие территории, человечьи и собачьи. Оказалось, что зимой в городе кипит странная ночная жизнь. Улицы убирали люди, по мостовым медленно ползли снегоуборочные машины. Их они старались обходить стороной. Домой добредали с трудом, почти как во сне. Ноги ныли от холода и усталости. Ромочка промерзал насквозь.

Чтобы не проваливаться с головой в глубокие сугробы, они шагали по очищенным, посыпанным солью тротуарам, но и там было опасно. Они выбирали кварталы, в которых убирались меньше: двигались по окраинам жилых кварталов, по переулкам, вдоль железнодорожных путей. Заборы фабрик и заводов заметало снегом. Однажды Ромочка все-таки провалился в сугроб. Если бы не Белая, он бы, наверное, замерз. Белая вытащила его зубами. Ромочка визжал и тявкал.

Лауренсия завалила его подарками. Однажды он притащил в логово несколько старых одеял. Она подарила ему пару детских сапожек, подбитых овчиной. Он никогда не отказывался от подарков и не забывал говорить ей «спасибо». Самым волшебным подарком оказалась куртка. Увидев ее, Ромочка лишился дара речи. Куртка была новенькая, на воротнике еще висел магазинный ярлык. От нее пахло магазином и Лауренсией, а больше никем. Ромочка сунул руки в рукава. Лауренсия радостно улыбалась. Ему почему-то стало стыдно, захотелось поскорее уйти. Улыбка Лауренсии липла к его покрасневшему лицу, как паутина.

Забежав за угол, отделавшись от счастливой Лауренсии, Ромочка обнял свою куртку. От меховой подкладки пахло зверем. Рукам, лицу и шее было тепло и мягко. Сама куртка была светлая, стеганая, толстая и теплая. И с карманами! Мамочка, Золотистая и трое остальных ужасно хотели ее обнюхать, но Ромочка отмахивался от них и шагал вперед. Ничего, они подождут.

Добравшись до первого места встречи, все быстро проверили метки, оставили новые и окружили Ромочку, чтобы обнюхать его куртку. Он присел на корточки, и все принялись нюхать его, тычась влажными носами ему в лицо и руки. Почуяв запах кролика, Черный совсем обезумел. Закатив глаза, он зарылся носом в меховую опушку капюшона и, поскуливая, впился в нее зубами. Ромочка хихикнул и стал отгонять Черного, но тот никак не желал уходить. Всю дорогу до дома большой пес бросал на него безумные взгляды и то и дело тянул зубами Ромочку за рукава. Ромочка огрызался, и Черный просил прощения, но тут же забывал о правилах хорошего тона. Запах кролика лишал его остатков разума.

Заметив, как жадно Черный смотрит на его куртку, Ромочка решил ее убирать. Всякий раз, снимая ее в логове, он вешал свою драгоценную куртку на балку — повыше. Куртка грела его в самые лютые холода. Жить стало проще. И людям больше нравился нарядный маленький попрошайка. Ромочке даже стали больше подавать. Многие люди тоже надевали на себя звериные шкуры. Хотя от них сильно пахло духами, Ромочка чуял запахи овцы, лисицы и других неизвестных зверей. Благодаря куртке он ощутил свое родство с этими людьми, закутанными в меха. Однажды, оказавшись в ярко освещенном переходе, он вдруг заметил, что его куртка ярко-голубая сверху, и очень удивился.

Мороз крепчал. Даже голубая куртка больше не согревала Ромочку. Всякий раз, забираясь далеко от дома, он боялся замерзнуть. Иногда он заходил на теплую станцию метро, но не дальше и, греясь в тепле, с ужасом представлял, как побредет потом домой.

Еды не хватало. Изголодавшийся Ромочка все чаще смотрел не в лица прохожих, а на еду, которую они несли в руках. Добираться до «Рима» стало невозможно. Ромочка надевал на себя все подарки Лауренсии, а сверху закутывался в одеяло.

Одетый таким образом, окруженный собаками, в логове он более-менее отогревался. По улицам стало очень трудно ходить в толстой многослойной одежде, да приходилось обеими руками придерживать одеяло. Поэтому дальше метро Ромочка не добирался. Домой он всегда возвращался закоченевший. Пока стая жадно пожирала принесенную им добычу, он отыскивал самую сухую собаку и сворачивался рядом с ней клубочком, трясясь и дрожа всем телом. Ромочка нетерпеливо тявкал на собак, торопя их скорее ложиться. Все уже знали, что делать, укладывались вокруг него, довольно вздыхая, а он с довольным видом гладил их. Даже в логове он не снимал варежек.

Ромочка проводил в метро много времени и уходил, когда надеялся, что другие собаки успели что-нибудь раздобыть, или когда его пакет наполнялся доверху. Мало-помалу о нем услышали те, кто и раньше делился с ним объедками. Домашние люди приносили ему еду. Бывало, помогали и по-другому. Одна худая старушка как-то подарила целый черствый пирог и толстые взрослые варежки; в другой раз дворник бросил перед ним на землю шерстяную шапку с ушами.

Однажды, выйдя на улицу из дверей метро в серый верхний мир, Ромочка потянул носом и почуял благоухание. Началась оттепель.

Увидев его, Лауренсия расплакалась и поцокала языком, заметив, как он отощал. Она все подкладывала и подкладывала ему добавку. Пока Ромочка и собаки насыщались, она смеялась и пела песни. Ромочка вежливо спросил, как у нее дела — не слишком ли докучает милиция. Лауренсия хлопнула в ладоши, как будто раздавила комара.

— Когда-нибудь крыша рухнет! — беззаботно сказала она, и Ромочка заулыбался, хотя понятия не имел, о чем она говорит. К ужасу и радости Ромочки, она даже, затаив дыхание, порывисто обняла его.

Их городские охотничьи угодья значительно расширились. С одной стороны их территорию ограничивало шоссе. Оно проходило с той стороны, откуда восходит солнце. На шоссе день и ночь ревели машины, а утром и вечером по обочинам сновали пешеходы. От рассвета до заката южной границей служила широкая бурая река. Река текла очень далеко от их логова; добраться до нее стало возможно только после оттепели. На дорогу до реки и обратно уходила вся ночь — от заката до рассвета. Между рекой и восходом солнца находился ресторан «Рим». С севера, с той стороны, откуда являлись Чужаки, границей служила опушка дикого леса, которого боялась даже Мамочка. На опушке они часто чуяли лосиные следы.