Чекисты рассказывают. Книги 1-7 - Александр Александрович Лукин

в ресторан». А Бахарев твердил свое: «Почему ты упрямишься? Я хотел бы отметить твое выздоровление. И, вообще, люблю застолье под звуки джаза».

У нее не было никаких оснований кого-то в чем-то подозревать, но шестое чувство подсказывало ей, что встреча в «Метрополе» произошла отнюдь не неожиданно. Возможно, что все это ложный страх. Но в ресторан с Бахаревым она не пойдет. И решение ее непоколебимо. Она должна помешать встрече Зильбера с Бахаревым.

…И надо же было случиться такому. И эти проклятые туфли, и этот визит к Ольге. Вместе с Бахаревым. Щебечущая, расточающая улыбки хозяйка дома. «Как я рада видеть тебя вместе с Николас». Потом появился ее поклонник Владик. Он приехал из института после занятий. Марина так и не поняла его перепалки с Ольгой. У нее это бывает. Сама же просила Владика узнать о каком-то математике, с сыном которого тот дружит, а теперь, когда он рассказывает об этом ученом — «любит правду-матку резать, сторонник некоторой демократизации нашей жизни», — Ольга грубо обрывает: «Владик, оставь нас в покое с этим математиком. Поставь лучше какую-нибудь хорошую пластинку. Давайте потанцуем, мальчики…» Они танцевали и о чем-то весело, оживленно разговаривали. У Марины было отличное настроение. Откуда? Вероятно, Бахарев был «виноват». И вдруг он объявляет: «В воскресенье мы едем на ВДНХ. Гарун аль Рашид дает обед. Согласны?» Первой подала голос Ольга. А Марина молчала. Он подошел к ней, посмотрел в глаза и спросил: «Так как, Марина? Договорились». Она утвердительно кивнула головой и сказала: «Если это тебе доставит удовольствие…»

И вот ВДНХ. Воскресный день. Осень. Зябко. А народу много. Ольга с Владиком не пришли. Ну и пусть себе. Она была рада. Они отправились в ресторан. Ей было очень хорошо вдвоем с Николаем. И вдруг словно какое-то страшное наваждение… Зильбер стоял рядом и галантно склонил голову в их сторону. И теперь она уже с ужасом подумала: «Как и тогда, в „Метрополе“…»

— Я не знаю, не помню, что произошло потом… Я была как в бреду… Я готова была избить этого бородатого негодяя. Смутно припоминаю, как он уговаривал Бахарева поехать к нему в «Метрополь», в его номер, продолжить их «интересную» беседу… И тут словно кто-то стал трясти меня за плечи: «Очнись, послушай, что затевает этот Зильбер…» И я очнулась… Презрела все условности — конечно, девушка не должна была так унижать свое достоинство. Но я не побоялась унизить его. Слишком дорог мне Бахарев. И когда он вместе с Зильбером подвез меня к дому, чтобы затем проследовать дальше, в гостиницу, я стала умолять Николая: «Не уезжай… Я одна дома… Я хочу в этот вечер быть с тобой, вдвоем…»

Наступила пауза. Молчит Васильева. Молчит Птицын. В это мгновение он по достоинству оценил мужское благородство своего помощника — даже ему, начальнику, он не передал Марининых слов… Александру Порфирьевичу нетрудно догадаться, как тяжко ей об этом говорить. Ему бы сейчас пожалеть ее, посочувствовать, но он не имеет права.

— У вас будут еще вопросы?

— Да… И не один… Вы рассказали сейчас о неожиданном появлении Зильбера на ВДНХ. Но, согласитесь, чудес же не бывает… Ведь кто-то…

Марина встрепенулась и испуганно, громче обычного спросила:

— Что вы имеете в виду? Нет, нет, я не организовывала этой встречи. Вы должны мне верить. — И в голосе ее — отчаяние.

— Конечно, бывают и случайные стечения обстоятельств… Допустим… Но, может быть, случайность проявилась совсем в другом. Ну, скажем, вы случайно, без умысла, невзначай где-то обронили слово о ваших планах на воскресенье?..

Марина задумалась.

— Нет, я никому не говорила.

— Тогда разрешите еще вопрос: как вы считаете — Зильбер встречался с вашей мамой?

— Нет, категорически нет.

— Откуда такая категоричность?

— Я сама все рассказала маме. И все мои сомнения — идти к вам или нет — отпали после разговора с мамой. По ее настоянию я пришла к вам.

— А я-то думал, что вас привело сюда доброе чувство к другу… — Птицын улыбнулся, поднялся с места и подошел к Марине.

— Вы не улыбайтесь. — Она теперь смотрела на него снизу вверх. — Это все очень сложно. Вначале мне казалось, что только одна сила побудила меня прийти к вам — Бахарев. А теперь понимаю, что иначе поступить не могла… При любых обстоятельствах… Но разговор с мамой многое решил.

— Мы-то не хуже вас знаем, какая она мудрая, и сильная…

Марина поняла, что разговор закончен. Встала и спросила:

— Я могу идти?

— Да… Впрочем, задержитесь…

Птицын снял телефонную трубку, набрал номер.

— Как ваши газетные дела, Сергей Петрович? Так я и предполагал — тот же почерк. Благодарю за оперативность. А справку пришлите… Для документации…

И, уже обращаясь к Марине, Птицын сказал:

— Ну вот, еще одна ваша загадка разгадана. Могу сообщить, что газета со статьей господина Эрхардта — чистейшая фальсификация. Ловкая проделка, рассчитанная на простаков. В указанной газете за указанное число нет никаких сочинений господина Эрхардта. Газета с его статьей отпечатана тиражом в один экземпляр. Специально для вас… Вот так, товарищ Васильева. А теперь можете идти. До свиданья. Но нам, вероятно, придется еще раз встретиться. Будьте здоровы…

* * *

Как и следовало ожидать, незадолго до отъезда Зильбера Ольга снова вышла с ним на связь. В Архангельском, в тайнике она оставила для него письмо с закодированным текстом, фотокопия с которого лежала на столе Птицына. Медичка сообщала, что решила не рисковать и не посылать с Зильбером все собранное и подготовленное ею, так как скоро сама поедет на каникулы. Что касается математика, то, по некоторым сведениям, он выступал на ученом совете и частично признал ошибочность своей позиции. Но кое в чем продолжает упорствовать. В чем именно?.. Ольга надеется получить соответствующую информацию через близкого ей студента, который дружит с сыном профессора…

А еще через час в этом же парке появился Толстяк. Переваливаясь с боку на бок, он неторопливо приближался к заветной скамейке. Кругом тихо, ни единой души. Он присел на скамейку, углубился в чтение газеты, которую держал левой рукой, а слегка дрожащей правой шарил в тайнике. Все на месте, отлично! Сейчас он поедет на Белорусский вокзал, положит чемодан в камеру хранения. Вечером Зильбер — ему этот шифр известен — заберет чемодан. И делу конец… Завтра рано утром Зильбер улетит домой, и тогда Толстяк облегченно вздохнет.

В столь блаженном настроении он покидал парк, не подозревая, что завтра уже будет сидеть… перед следователем, и рассказывать, как летом служебные дела привели его под Можайск