Грибница - Дикий Носок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ах, Вероника! Кровь с молоком, круглые щечки, серьезные серые глаза, золотистые косы поверх клетчатого пальтишка с коротковатыми рукавами, полненькие, ровные ножки и цыпки на руках.
***
Соседские войны дело забавное, если наблюдать за ними со стороны. Если же ты – одна из сторон конфликта, то приготовься к нервотрепке.
Елизавета Андреевна Чемоданова и Анатолий Кучеренко были соседями. Оба люди одинокие, бессемейные занимали соседние комнаты в бараке коридорного типа. На этом сходство заканчивалось. Елизавету Андреевну в соседе не устраивало абсолютно все. Кирзовые сапоги с налипшими комьями грязи, выставленные в общий барачный коридор; неаккуратно расплесканная у бочки вода; громкий звук телевизора, под который сосед безмятежно спал, а она, дойдя до крайней стадии бешенства от этого шума, начинала колотить в соседнюю дверь кулаками. Спокойно спать по ночам Елизавете Андреевне мешал не только телевизор, но и сам сосед, точнее его оглушительный богатырский храп. Устав маяться и закрывать уши подушкой, она что есть мочи стучала в стену кулаком. Слегка потревоженный, но так и не проснувшийся сосед ненадолго затихал, но вскоре вновь начинал сотрясать стены.
Доведенная до крайней степени нервного истощения Елизавета Андреевна от словесных замечаний и ругани перешла на следующий уровень – мелких пакостей. Для начала высыпала пачку соли в соседскую бочку воды. Однако Анатолий, уехавший на объект на несколько дней, этого просто не заметил. Вернувшись, несвежую воду просто вылил и натаскал другой. Тогда Елизавета налила канцелярского клея в те самые, сроду не мытые сапоги, стоявшие на посту у дверей Анатолия, точно солдаты у Мавзолея. К ее великому изумлению, сапоги так и простояли на месте весь следующий день, и второй, и третий. И только тогда Елизавета Андреевна сообразила – что-то неладно. Сосед не шумел, не храпел, не смотрел телевизор, не устраивал шумных попоек с мужиками.
Утром Елизавета подошла к чужой двери и прислушалась. Если в других комнатах барака гремели посудой, разговаривали, смеялись, смотрели новости по телевизору, то у злосчастного соседа было тихо. Елизавета Андреевна постучалась. Ответа не последовало, но дверь с тихим скрипом приоткрылась. В нос бдительной соседке ударил запах сырого погреба. Пахло гнилыми овощами, мышами, плесенью, сыростью и Бог весть какой еще дрянью. Елизавета Андреевна брезгливо сморщилась. Что этот неряха к себе натащил? Это все-таки жилое помещение, а не собачья конура. Нельзя просто закрыть глаза на такое безобразие.
«Анатолий, Вы дома?» – громко и требовательно воззвала Елизавета через приоткрытую дверь.
Тишина.
«Анатолий,» – еще громче повторила она. И толкнула дверь. Почему бы и нет, раз уж все равно не заперто? В комнате было совершенно темно. Свет уличного фонаря лишь слегка мазнул подоконник и растворился в темени. Пошарив рукой по стене (выключатели всегда делают в примерно одном месте), она зажгла свет. И перво-наперво прошла через всю комнату к окну. Конечно, на улице уже очень холодно, и нормальные люди в такую погоду окон не открывают. Но Кучеренко, по ее глубокому убеждению, к нормальным людям точно не относился, а терпеть этот смрад она была не намерена. Окно, разумеется, оказалось не заклеено. Давно некрашеные, набухшие от влаги рамы с трудом распахнулись, и в комнату полился свежий воздух с леденцой.
Сосед лежал в постели лицом к стене, укрытый толстым ватным одеялом без пододеяльника, замызганным до крайности. На столе стояла грязная сковорода и мутная трехлитровая банка с солеными огурцами. «Ужин холостяка,» – пренебрежительно усмехнулась Елизавета Андреевна и, подойдя к кровати, потрясла грязнулю за плечо: «Анатолий, проснитесь.» И только сейчас заметила, что на волосах у соседа вроде как толстый слой пыли. Она взяла Анатолия за плечо и решительно потянула к себе. Громоздкое тело на удивление легко подалось и повернулось. Елизавета Андреевна судорожно сглотнула, зажала рот двумя руками и закричала. Крик вышел приглушенным. Ничего страшнее она в жизни не видела. Пыль или, скорее, белесая плесень покрывала лицо и шею мужчины, уползая за воротник теплой клетчатой рубашки. Она же росла на вываленном из открытого рта языке, расползалась по нёбу, лезла в глотку.
Елизавета Андреевна опрометью бросилась из комнаты вон, влетела к себе и стала собирать вещи. Через три четверти часа она выскочила из дома с двумя чемоданами и, словно не замечая их тяжести, понеслась на автобусную остановку. Сегодня перекантуется на работе. А завтра . . . Есть у нее хорошая знакомая на вокзале, сможет достать билеты куда-нибудь, только подальше отсюда. И побыстрее.
***
Мужики сосредоточенно курили у бочек. Окурки, падая, утопали в снегу. Похоже было, что этот снег уже не растает, уляжется. Отчего-то было тоскливо. И не только от новостей, принесенных Петровичем.
«Ты сам видел?» – спросил Олег.
«Нет. Когда я пришел, уже милиция понаехала. Никого не пускали. Но мужики рассказывали, что он вроде как в коконе, словно куколка, или в паутине запутанный. И смердит, само собой.»
«И сколько он пролежал?»
«Кто знает? Народ увидел, что у него окно нараспашку. В такую-то холодину. Сунулись, а там такое.»
«Петрович, слушай, ты не думаешь, что это похоже на того лося?» – пояснять на какого именно не требовалось. Оба сейчас думали об одном и том же – загадочных конусах, найденных ими в тайге.
Петрович мрачно кивнул.
«Я свои сапоги выкинул на днях. В которых в тайгу ездил. Они плесенью поросли,» – сообщил Олег. – «И белка сдохла. Её тоже какой-то беловатой мутью обнесло.»
Мужики помолчали.
«Думаешь, мы приперли эту дрянь из тайги?»
Петрович пожал плечами, щелчком отправив едва не обжегший пальцы окурок в снег.
«Белка сдохла, Кучеренко умер. Что же получается? Мы на очереди?»
«Да ладно. Чего ты выдумываешь? С чего нам помирать? И старик Родионов, вон, вполне здравствует, и Савельевых я на днях видел.»
«Ну-ну.»
«Петрович, тебе не кажется, что вокруг черте что творится последнее время? Школу подожгли …»
«Точно подожгли?»
«Да. Ребята сказали. Слава Богу, что не днем. Детишек не было на уроках.
