В темном-темном лесу - Рут Уэйр

Раздался оглушительный грохот, Фло пискнула и завалилась Грегу на грудь, а от бумажной мишени остались одни клочки.

– Господи! – выдохнул Том.

Я видела в кино, как стреляют по мишеням из пистолета. Аккуратные маленькие дырочки в центре обведенной по контуру фигуры. Сейчас мы увидели совсем другое. Выстрел разнес середину мишени в клочья. Нижняя часть полностью оторвалась и мягко спланировала на ковер из опавших листьев.

– Неплохо, – похвалил Грег, забрал у Фло ружье и пошел к нам.

Фло семенила за ним с розовыми щеками – то ли она разволновалась из-за выстрела, то ли действительно от тесного общения с привлекательным инструктором.

– Как видите, выстрел с малого расстояния имеет серьезную поражающую силу. Если бы это был человек, до больницы он бы не дотянул. Мораль такова: к оружию, дамы и господа, надо относиться с уважением. Вопросы есть?

Мы молча помотали головами. Одна Фло радостно улыбалась. У Нины был очень угрюмый вид. Я вспомнила, что она говорила о своей работе в Колумбии.

Грег кивнул, довольный произведенным эффектом, и мы молча пошли за ним стрелять по таре-лочкам.

Глава 18

– Это было круто! – Фло навзничь повалилась на диван, сбрасывая ботинки.

Носки у нее были розовые и пушистые. Она приподняла голову и стала вытряхивать снег из волос – по пути назад с неба опять посыпало.

– Просто обалдеть! Том, а ты вообще снайпер!

Том с довольным видом устроился в кресле.

– Я в детстве увлекался стрельбой из лука, – объяснил он. – Видимо, похожие навыки.

– Стрельбой из лука?! – переспросила Нина. – Это что, типа как Робин Гуд? И эти, как их… мужики в колготках?

– Это типа как на Олимпийских играх, – парировал Том, который явно привык выслушивать дразнилки по этому поводу. – Нет, колготки не требуются. Кстати, фехтованием я тоже занимался. Полезное дело, между прочим, очень хорошо для дисциплины тела. Сейчас-то я совсем не в форме.

Он согнул руку и полюбовался играющим бицепсом с выражением напускной печали. Нина сочувственно закивала.

– Ах, бедняжечка, и правда. Сиськи больше, чем у старшеклассницы, пресс с кубиками… Совсем ты опустился! Как только Брюс тебя терпит?

– Хватит вам уже! – одернула их Фло.

Клэр наблюдала с дальнего дивана. А я наблюдала за ней, вспоминая, как ей нравилось быть зрителем – время от времени бросая какую-нибудь ремарку, словно камушек в воду, и следить, как от него расходятся круги. Не то чтобы приятная черта, однако не мне ее осуждать, я ведь ее разделяла. Мне всегда больше нравилось смотреть на других, а не чтобы смотрели на меня.

Клэр поймала мой взгляд и заговорщицки мне улыбнулась: «Я тебя вижу».

Я отвела глаза.

Чего она хотела добиться, приглашая меня сюда? Нина увидела в этом попытку за мой счет успокоить совесть – вроде как муж признается жене в измене, чтобы не переживать свое предательство в оди-ночку…

Вряд ли. Какие еще угрызения совести? Клэр не испытывала вины за то, что сошлась с Джеймсом. Да и не нуждалась она в моем одобрении. Мы с Джеймсом расстались много лет назад.

Нет. Я бы скорее предположила, что ей интересно… посмотреть. Самой увидеть, как я это переживу. Наверняка и Нину она позвала, чтобы было интересней. Как ребенок, который не может пройти мимо муравейника, не потыкав в него палочкой.

– А тебе? – вдруг услышала я голос Фло.

– Что, прости? – переспросила я, вынырнув из своих мыслей.

– Тебе понравилось?

– Ну… так. – Я потерла плечо, на котором уже расползался синяк. – Завтра болеть будет жутко…

– А, точно, тебя здорово шибануло отдачей.

Удар был неожиданно сильный, от толчка приклада в ключицу у меня аж дух вышибло.

– Да потому, что ты ружье не держала как следует, – сказал Том. – Смотри, что ты сделала.

Он снял висящее над камином ружье и начал показывать мою ошибку… направив дуло прямо на меня.

Я застыла.

– Эй! – резко произнесла Нина.

– Том! – Клэр приподнялась на подушках. – Убери!

Том лишь улыбался. Я понимала, что он так шутит, но все равно напряглась.

– Чувствую себя Джейсоном Борном, – проговорил он. – Вот реально, власть прямо в голову дает. Ну что, может, допрос учинить? А ну-ка, Нора, выкладывай: почему вы с Клэр знакомы столько лет, а я о тебе ничего не слышал?

Я раскрыла рот, но не смогла выдавить из себя ни звука – так сильно вдруг пересохло в горле.

– Том! – окрикнула Клэр. – Ты бы не размахивал тут ружьем! Ты что, не слушал Грега?

– Да оно не заряжено. – Фло зевнула. – Тетя им кроликов пугает.

– Все равно! – воскликнула Клэр.

– Да ладно вам, я прикалываюсь. – Том снова обнажил неестественно белые зубы в волчьей улыбке.

Но все же опустил дуло и повесил ружье об-ратно.

Я осела на диван, чувствуя, как отступает волна адреналина и разжимаются кулаки. Руки у меня дрожали.

– Очень смешно, – мрачно сказала Клэр тоном человека, не увидевшего в шутке ничего смешного. – Впредь будь добр не наставлять эту хреновину на моих друзей.

Я посмотрела на нее с благодарностью, а она закатила глаза, как бы говоря: «Вот придурок».

– Пардон. – Том принял кроткий вид. – Я просто шутил. Если кого обидел, приношу извинения.

И он отвесил мне дурашливый поклон. Фло зевнула и нехотя поднялась с дивана.

– Ладно, пойду ужином займусь.

– Тебе помочь? – спросила Клэр, и Фло тут же просияла.

Улыбка у нее была поразительная – она буквально меняла все лицо.

– Ты хочешь помочь? Тебе положено сегодня быть королевой, и вообще…

– Ой, да ладно! Командуй, что там надо резать.

Клэр приобняла Фло за плечи, и обе удалились на кухню. Том смотрел им вслед.

– Странная парочка, – произнес он, когда они скрылись за дверью.

– В смысле? – спросила я.

– Я не совсем понимаю, почему Клэр с ней дружит. Они такие… разные.

По идее, звучало странно само замечание, учитывая, что они были не только похожи внешне, но и одеты, как в униформу, в серые «вареные» джинсы и полосатые футболки. Но я поняла, о чем он.

– По крайней мере, они обе разделяют один очень важный интерес, – подала голос Нина.

– Это какой же?

– Обеих интересует Клэр как центр всей нашей долбаной вселенной.

Том прыснул, я сдержала смех. Нина кисло улыбнулась и вальяжно потянулась.

– Ладно, позвоню-ка я своей старушке. – Она вытащила телефон и поморщилась. – Не ловит. А у тебя, Ли?

«Я Нора!» – хотела поправить я, но прикусила язык. Сколько можно всех одергивать.

– Сейчас гляну. – Я полезла в карман, однако телефон не обнаружила. – Странно. Куда он делся? С собой я его брала, еще пыталась на стрельбище залезть в «Твиттер»… Наверно, в машине оставила. Но вряд ли он ловит – пока было максимум полделения. Ты же дозванивалась со второго этажа?

– Ага. – Нина на всякий случай сняла трубку стационарного телефона, подергала за рычаг. – Этот так и не включился… Ладно, пойду наверх, может, с балкона хоть деление поймаю, сообщение пошлю.

– А что такого срочного-то? – спросил Том.

– Ничего. Просто… скучаю по ней.

И она пошла наверх, перешагивая через ступеньку. Том вздохнул и потянулся.

– А ты Брюсу звонить не будешь? – зачем-то спросила я.

Он покачал головой.

– Честно говоря, у нас с ним перед отъездом вышла… небольшая размолвка.

– А… – только и ответила я.

Никогда не знаю, что надо говорить в таких случаях. Сама я терпеть не могу, когда ко мне пристают с расспросами, и всегда предполагаю, что и другие так же. Но иногда людям, наоборот, хочется выговориться, и ты со своей вежливой сдержанностью представляешься им холодной и равнодушной. И хотя мне действительно не особо-то интересно слушать про чужие дрязги и мелкие проблемы, все же порой я не могу не подначить человека на излияния. Во мне включается писатель, который мысленно все записывает и раскладывает по полочкам архива для дальнейшего использования. И вообще, это любопытное чувство – как будто снимаешь стенку у работающего агрегата и смотришь, как что устроено. И, с одной стороны, испытываешь разочарование – ведь устроено все, как правило, очень банально, – а с другой – вращение этих внутренних шестеренок завораживает.

Беда в том, что на другой день человек начинает жалеть об излишней откровенности, причем злится не на себя, а на того, кто его откровения слушал. Поэтому я все же стараюсь держать нейтралитет и не поощрять попыток излить мне душу. Только отчего-то без толку, и то и дело на вечеринках кто-то зажимает меня в угол и начинает плакаться на жизнь и несчастную любовь: «а он мне говорит», «а она хлопнула дверью», «а потом мой бывший»…

Зачем они это делают, зная, что перед ними писатель? Разве они не понимают, что мы – падальщики, мы клюем трупы отживших отношений и забытых склок и даем им новые воплощения, по своей прихоти собираем и сшиваем новые истории.

И уж Том-то как драматург должен был это осознавать… Но нет. Скучающим тоном, который ничуть не скрывал затаенной в душе злости, он принялся жаловаться мне на мужа.