Часы любви - Меган Маккинни

Камердинер свое дело закончил. Ниалл оглядел свое лицо. Проклятые морщины никуда не исчезли.

Он встал и заставил себя улыбнуться. Неважно. Гейс не властен над ним, Ниаллом Тревельяном. Гейс не будет иметь последствий, если ради этого ему придется использовать все свои силы, рассудок и волю.

Более того, Тревельян уже успел обнаружить утешение в равнодушии к прекрасной Равенне. Остается лишь пожелать удачи Чешэму в его ухаживаниях. Идея эта позабавила Тревельяна. Невзирая на весь опыт, накопленный кузеном в гостиных, нужно еще отыскать в Ирландии такого мужчину, который способен удержать ветер в ладонях.

И тогда тьма пала на землю.

Настало время друидов, пришла пора кельтских чар, а народ Скии, как утверждали, был благословен даром волшебства, который, однако, проявлялся через несколько поколений. Ския знала, что бабка ее была наделена этой силой… знала она и то, что ворожба[33] стала проклятием старой женщины. Бабка Скии умерла в одиночестве, наказанная как ведьма и изгнанная теми самыми селянами, которые пользовались ее добротой.

И вот однажды настал прекрасный и жуткий день, когда Ския поняла, что воистину является наследницей своей бабушки, ибо обнаружила, что сила проявилась и в ней.

Все началось в Королевском саду. Ския вместе с сестрами восхищалась тисами, как раз после несущего урожай дождя. Смеясь, они бегали по рощице, восхищенные обществом друг друга. Ския устремилась в Королевский Лабиринт, чтобы спрятаться там. Сестры немедленно последовали за ней, и, хотя они сразу же обнаружили в этом новый повод для веселья, оказалось, что принцессы не могут найти пути наружу. Разыскивая выход, они огибали все новые углы подстриженной зеленой изгороди. Но всякий проход заканчивался тупиком.

Когда хихиканье начало превращаться в слезы, Ские пришлось подобрать тяжелую бархатную юбку и броситься к сестрам, закрытым от нее тисами. Она обнаружила их сгрудившимися в одном уголке, ужас застыл на очаровательных милых личиках. Напротив них, в глубине куста, устроился голубой дракончик, поедавший ветви, время от времени обдавая их огненным дыханием, чтобы сделать более удобоваримыми.

– Спаси нас! Спаси нас! – вопили девочки, обращаясь к Скии.

– Изыди, жуткая тварь! – выкрикнула Ския, обращаясь к дракону.

Маленькое чудовище, не обращавшее внимания на стенания ее сестер, тем не менее повернуло голову на ее голос.

Ския разглядывала дракона, надеясь определить способ, каким можно было бы освободить сестер. Тварь держала голову ниже края изгороди, чтобы не заметил рыцарь, способный погубить ее. Густая слизь на спине дракона свидетельствовала о его молодости и здоровье, и спастись от чудовища было немыслимо. Лазурно-голубые чешуйки играли радугой под прозрачной слизью; голубые драконы, самые маленькие, считались и наименее опасными. Тем не менее такое чудище вполне могло съесть всех юных принцесс, и Ския поняла, что если она ничего не сделает, ее сестры погибнут.

– Изыди, презреннейшее из созданий! – она шагнула вперед, рассчитывая привлечь к себе внимание дракона, тем самым давая возможность сестрам бежать.

Чудовище неторопливо тронулось с места, и Ския уже ощущала, как палит кожу его дыхание. Ужас охватил ее, и в порыве отчаяния она расстегнула цепочку для ключей, охватывавшую ее стан, и, размахнувшись словно мечом, бросила из-за головы в дракона.

– Изыди! – завопила она, прекрасно понимая, что тяжелая золотая цепь ничем не может повредить столь могучей твари. И все же она сделала это, надеясь, что сестры сумеют спастись, когда дракон обратит весь свой гнев на нее.

Она съежилась, когда цепочка с ключами охватила переливчатую как яшма пасть дракона. Теперь чудовище прогневается и челюсти эти разорвут ее.

Но тут произошло волшебство.

Из цепочки брызнули искры, осыпавшие все тело дракона. Тварь словно вспыхнула пламенем. Через секунду искры исчезли, и тут уже дракону пришлось прятаться в уголке изгороди.

– Что? – едва сумела вымолвить Ския, не понимая, что случилось.

– Спаси нас, Ския. Спаси нас, – скулили из своего уголка сестры, круглыми голубыми глазами следившие за битвой своей сестры и дракона.

Цепочка упала к ногам Скии. Подобрав ее, она удивилась тому, что столь обыкновенный предмет мог вместить в себя подобную силу. Покрутив вещицу в руках, она уже хотела снова швырнуть ее в дракона, однако тот явно страдал от боли и глядел на нее полными муки и ужаса глазами.

– Изыди! – вновь закричала она, надеясь, что звук ее голоса обратит чудовище в бегство. Она пригрозила дракону цепочкой, но тварь даже не шевельнулась, скрючившись в своем углу. – Я сказала тебе – убирайся! – ткнула она во врага властным перстом. И не веря своим глазам, увидела искры, посыпавшиеся теперь из пальца на дракона. Испустив какое-то полушипение-полурык, тварь проломила изгородь и бежала.

Ския выбежала через пролом следом за драконом.

– Изыди! – гремел ее голос, и искры из пальца били в спину чудовища, топавшего через ржаное поле. И только когда дракон превратился в синее пятнышко, исчезавшее вдали, она подняла палец вверх и с изумлением уставилась на него, потрясенная обнаружившейся силой.

– Ведьма! – прозвучал чей-то голос за ее спиной.

– Ведьма! – прилетел далекий крик.

Резко обернувшись в высокой по грудь траве, она увидела, что некоторые из работавших в поле селян начинают обступать ее; страх и подозрительность превращали их лица в уродливые хари.

– Ведьма! – выкрикивали они снова и снова, окружая ее как затравленного ими зверя.

Ския поглядела на поднятый вверх палец. Такой небольшой… однако же он спас ее сестер. Но только не ее саму.

Теперь ее ожидала участь собственной бабушки. Крестьяне боялись сил Иного Мира больше, чем власти короля. И девушке, которая так любила смеяться, петь и танцевать с сестрами, предстояло теперь сгореть на костре или же – как поступила ее бабка – удалиться в изгнание до конца земных дней своих.

Ския поглядела в полные ненависти лица селян и со скорбью поняла, что спасая сестер, принесла себя в жертву столь же неотвратимо, как если бы встретила смерть в огненных челюстях дракона.

Равенна опустила перо, жалея о том, что приходится оставлять свою сказку. Даже драма Скии показалась ей предпочтительней того унижения, которое, конечно же, ожидало ее вечером в замке Тревельяна.

– Я не могу надеть это платье, – оно такое темное, такое… скучное, – пожаловалась Равенна в зеркало. На ней было старое шерстяное платье, синее, с черным колючим воротником. Ни галуна на рукавах, ни кружев, подчеркивающих баску. Просто грубая темная шерсть от воротника до подола, монотонную гладь которой не нарушил портной.

– Когда ты вернешься из замка, скажем Фионе, чтобы сшила тебе новое красивое платье, – ответила Гранья, обращаясь к внучке.

Равенна повернулась на месте, став лицом к бабушке – с выражением ужаса на лице.

– Вот уж в чем нет никакой необходимости. Я больше не вернусь в замок. Ведь лорд Чешэм всего лишь гость Тревельяна.

– Возможно. Только мне кажется, что ты поближе познакомишься с замком без всяких лордов Чешэмов.

Равенна глядела на бабушку с удивлением. Она шла на этот обед лишь потому, что допустила глупость, желая разозлить Тревельяна. Теперь же она боялась предстоящего вечера. Было бы приятнее просто посидеть у огня, сочиняя продолжение истории принцессы Скии. Если она пойдет, то будет чувствовать себя в замке знатного лорда не в своей тарелке, Равенна в этом не сомневалась. Удовольствие не стоило предстоящих ей мук.

Девушка подняла руки к затылку и расстегнула верхний крючок платья. Она никуда не пойдет. Так будет лучше. Когда за ней приедут, она скажет кучеру, что ей нехорошо, и попросит передать лорду Чешэму самые искренние извинения и благодарность за любезное предложение.

Решившись на это, она расстегнула еще один крючок и вдруг ощутила на своей спине ладонь Граньи.

– Сегодня ты должна ехать, детка. Важно, чтобы ты увидела льва.

– Тревельян не лев, – возразила она.

– Иногда лев таится внутри человека.

Равенна обернулась и крепко обняла бабушку. Когда объятья разжались, по лицу Граньи текли столь же крупные слезы, как и у внучки.

– Я не хочу идти. Ты знаешь, что я не хочу этого, но просто не могу позволить ему победить. Гранья, он отослал меня отсюда. Наверное, это было справедливое и заслуженное наказание. И я не склонюсь перед ним.

– Тревельян ждет. Карета уже здесь.

Равенна поглядела на Гранью и покачала головой. Зрение подводило старую женщину, однако слух оставался великолепным – казалось, что она слышит вещи, неслышимые для каких-нибудь других ушей.

– Гранья, меня пригласил лорд Чешэм, а не Тревельян. Насколько я понимаю, Тревельяна мне сегодня вечером и не увидеть. – Равенна в последний раз поглядела на свое отражение в зеркале, ощущая жуткое чувство в груди. Она повертела головой, пытаясь обнаружить непокорные пряди, и с облегчением обнаружила, что из тугого, неподатливого пучка на затылке не выбилось ни одной. Тем не менее она не испытывала и малейшего довольства своим обликом. Немодная прическа без завитых локонов, простое платье делали ее пресной и мрачной. И никакой радости на лице. Вечер будет пыткой, как мучением были годы, проведенные в Веймут-хэмпстедской школе. Даже себе самой она будет казаться неряшливой и бедной, как церковная мышь.