Кредо жизни - Хуважбаудин Шахбиев

Вот так-то.

Дело – табак

Совхоз «Автуринский» специализировался на табаководстве – это очень коварное производство. Весной табак распускал множество широких длинных листьев. Однажды едем на «ГАЗ-69». Впереди – директор, я – сзади. Он, показывая на табак, пышно растущий на полях 1-го отделения (с. Автуры), произносит:

– Комиссар, это наши деньги!

– Не говори гоп, пока не перепрыгнешь! – напомнил я ему русскую пословицуу. – В шелководстве так бывает. Из грены – а это зернышки, меньше икринок осетровых, вылупляются в инкубаторе гусеницы, им дают листья тутовника, и они растут как на дрожжах, огромные по сравнению с греной. Прожорливые, лоснятся. Ну, думаешь, быть большому шелку. Ан – нет. Тля их съедает! Гибель массовая – до кокона доходят иногда всего 10–15 %. Так и с табаком. Осенью лист табачный покрывается плесенью, скручивается и зачастую гниет. Это очень вредное для здоровья производство… Осенью директор уже отворачивается от табака и говорит:

– Комиссар, что будем делать? Табак на корню гниет, люди не хотят убирать!

– Соберем актив села Автуры, проведем расширенное заседание парткома с сельским исполкомом и спросим с вас и других исполнителей, руководителей бригад и звеньев. Все зависит от вас, надо повысить материальную заинтересованность.

Директор вскоре «заболел», и мне пришлось бороться с этим. Я часто оставался в руководстве совхоза, как швец, и жнец, и на дуде игрец (директор, секретарь парткома, главный ветврач и главный зоотехник).

В этих условиях кто-то доложил Ф. Е. Титову обо мне, и в мае 1965 года я стал директором совхоза «Шалинский». Вопреки РК партии, клеветникам, всякой твари из ОК партии, злопыхателям, врагам моим…

Несмотря на перманентную борьбу, в этих сложных условиях мне, тем не менее, удалось сформировать базовый материал и защитить диссертацию на соискание степени кандидата сельскохозяйственных наук. Оппонентов из республики, жаждущих, чтобы моя защита не состоялась, хватало – что и говорить, боялись они моего становления. Даже Вениамин Королев, ранее работавший в ВУЗе, где я учился, был моим оппонентом. Я ему в студенческие годы не очень импонировал, мешал блудить. Но и Королев, и все прочие опростоволосились. На 73 вопроса мной были даны безупречные ответы, а ученый секретарь Толпаров (Северо-Осетинский сельхозинститут) запротоколировал все это добросовестно и отправил в ВАК.

Моя диссертация и протокол были утверждены на первом заседании нового ВАКа в 1971 году. А через полгода после защиты мне вручили диплом кандидата наук, в отличие от их аспирантов-очников, что со мной в день защиты шли (им задано было всего лишь по 1–2 вопроса). Экспертиза задергала их. И дипломы им вручили со скрипом через 1–1,5 года. Я благодарен за помощь: Джанаеву Г. Г. – ректору, Тменову И. Д.; моему помощнику Хутиеву К. Е. и руководителю Дзанагову Хасанбеку Бахоевичу, своему дяде по матери Ахмадову Бай-Али и матери Калисат Хадж за поддержку и участие в заседании в день защиты.

Вместо повышения по службе, после защиты я по воле партократов был назначен заместителем генерального директора мясокомбината по снабжению и сбыту. Оказалось, здесь свили осиное гнездо расхитители госсобственности. Вор на воре сидит и вором погоняет. Управляли же всей этой шайкой-лейкой из… Обкома партии. А в РК осел чиновник, потомок из пришлых, завезенных, заброшенных сюда. Тогда я понял, что меня хотят столкнуть с этой сворой в надежде, что я либо сдамся, откажусь от борьбы, либо закончу свои дни в «объятиях» этого «спрута». С именем Аллаha (с.в.т.) я принял бой с этой зловещей сатанинской силой. И победил. Но какой ценой далась эта победа. Первый РК партии требовал от прокурора упрятать меня в СИЗО. Хотя бы на 3 суток. Тот отказался, и ему этого не простили. В Аргуне был вытрезвитель, и воры из мясокомомбината предлагали хорошие деньги за то, чтобы меня на ночь запрятали, а те знали, что я не пью и не курю, нет причины…

Тогда эти «воры в законе» решили подстроить мне аварию: ослабили крепления тяг моего «пирожковоза» («Москвича»), надеясь, что я разобьюсь насмерть. Благо, я имел привычку ездить осторожно и, когда тяги отказали, оказался на обочине кювета. Но не в кювете. Сам же вызвал завгара, вручил ему эту «Антилопу гну» да еще покрыл матом – за то, что не проверил своевременно машину, хотя был уверен в подвохе.

Я помог очистить мясокомбинат от этой своры во главе с Глушенко, бездарным директором-алкашем, и его холуем – секретарем парткома Ибрагимовым, этих недорослей, митрофанушек упертых, вышвырнули первыми. Потом власти взялись и за остальных воров в законе. Помощник прокурора ЧИАССР В. Постников зависел от них и помогал им – защищал этих воров… А У. Исмаилова прогнали из РК за это…

Как-то на бюро Обкома КПСС сняли с должности Председателя Горисполкома Малгобека Маскурова Шахангирея. И тут же Дорохов потребовал отобрать у него табельное оружие. Шахангирей предложил Дорохову самому сделать это: «Если ты мужчина, иди сюда и возьми его!..» Я, как многие сородичи, был с ним солидарен, он и такие, как он, къонахи-джигиты – образцы для подражания. Возможно, и по этой причине тоже Дорохов попытался расправиться и со мной, почил бесславно – из спецклиники прямиком в могилу угодил, семья не забрала его труп…

На одной лестничной площадке с ним жил директор треста «Скотопром» Тонгиев Ваха (Зураб). И вот они сговорились выжить меня из совхоза «Шалинский», где я был директором и назначить своего «покупателя». При этом сам совхоз переименовали. На меня же напустили свору из прокуроров, милиции, ревизоров КРУ Минфина и других карательных органов республики. В течение 7 месяцев длилась комплексная ревизия: 60 «борзых» копались в документах совхоза, при этом шла их ротация постоянно. А в самом тресте «Скотопром» были упертые бездари в предназначении – в должностях, они нагло врали, что заготовили скот, стригли купоны и воровали. Здесь осели воры в законе и по себе судили обо мне. И что же? Ничего не нашли. Я же добился отмены Постановления Совмина республики и восстановления совхоза в прежнем виде. При этом сам имел полное право вернуться на должность директора. Однако, уважив Гайрбекова М. Г., Председателя Совмина республики, не стал настаивать на этом. Но и Тонгиеву Зурабу не дали работать, его ставленнику «помогли» расстаться с партией и работой. Тогда этот Зураб уехал в Нальчик, и там, на Ингушской улице, жил. Почил, говорят. Богатство не спасло.

Таков конец зла. Иного не дано. Апряткин – секретарь Чечено-Ингушского ОК партии – заявил на Политбюро ЦК КПСС, что в ЧИАССР он ходит с заряженным пистолетом. Тогда Дин-Мухаммед Кунаев (1-й секретарь ЦК Компартии Каз. ССР) сказал Л. И. Брежневу: «Мы с вами знаем чеченцев – они хорошие, трудолюбивые и доброжелательные люди… Считаю, что он просто устал». Апряткина сняли, и он в приемной ЦК КПСС упал с инфарктом, попал в морг, а оттуда – в могилу, так говорили. Интересная штука – эта жизнь: мои враги давно сгнили и забыты, а я наслаждаюсь победой жизни, здравствую и в сердце России – Москве – пишу эти строки…

Бунт в Аргуне

В 1957 г. все чеченцы-возвращенцы жили под открытым небом. В основном под шатрами из бодылок кукурузы. К своему дому не подойдешь и на пушечный выстрел – жиган согреет. Нельзя и подумать даже. В Шалинском районе (тогда Междуреченском) начальником РОВД был Варварычев. Типичный казачий есаул: кубанка, шашка и маузер на боку, а в руках плетка (кнут сатаны). Этот разбойник налетал на базары, отбирал ценности (ковры), избивал кнутом чеченцев, независимо от возраста и пола, и все добро присваивал себе. Кутили они беспробудно с тогдашним прокурором Брызгаловым, по прозвищу Хромой, пьянчуги – нажми на посиневший нос, и сивуха потечет. Ведь тогда не было элиты власти, а был лишь сброд. Возглавлял весь этот бедлам секретарь Междуреченского РК партии Ревякин. Чтобы охарактеризовать его, достаточно привести цитату из газеты «Грозненский рабочий» (орган Обкома партии). Статья так и называлась «Междуреченский вельможа». Автор приводит слова Ревякина на бюро Райкома партии: «…Если я насеру на этот стол, вы все с пристрастием холуйским вылижете языками – отполируете его до ослепительного блеска!»

Через 13 лет наши с Ревякиным пути перекрестились в Госзаготинспекции республики. Я же говорил, что кадровый принцип был таков: чем ты глупее – тем умнее твое положение, и наоборот. Думаю, достаточно примеров, чтобы проиллюстрировать власть, которая была тогда в Чечено-Ингушетии. Точнее, безвластие. Я не преувеличиваю: на самом деле не было никакой власти. Были всякой твари по паре – сброд воров, мошенников и пьяниц, горстка безоружных чеченцев была готова ко всему.

Председатель РИК Чагаев, как мог, пытался предотвратить социальный взрыв, но с ним считались только чеченцы, а отнюдь не эти, облеченные властью, варвары. Вот тут-то и явился спаситель, легендарный Герой Великой Отечественной, кавалер высшей награды США «Легион чести», бывший командир кавалерийской дивизии Висаитов Мовлит Алироевич (читайте его книгу «От Терека до Эльбы») – Къоман Къонах стаг, он и навел порядок.