Центумвир (СИ) - Лимова Александра

– Везде обман. – Грустно покачал головой он, сдерживая усмешку. – Но ты оригинальна. Все в лицо что-то закачивают, ты срезаешь. – Заинтригованно пристально оглядывая мое лицо, деланно осуждающе произнес, – где же нейчерал продукты, в матушку-Русь за этим ехал. Березки, пшеница, деревни с чистым воздухом…

– Твоя деревня объясняет твои слова о том, что вкачивать в лицо это стереотип.

– Подъебала зачетно. На этот раз крыть нечем. – Уважительно произнес он, блеснув иронией в глазах.

Я фыркнула, откидываясь на спинку дивана, глядя на него, пока расставляли заказ. Он выпил виски, и слегка прищурившись, смотрел за мое плечо. И внезапно подался вперед к столу и, положив на него руку ладонью вверх, с живым интересом глядя на меня безапелляционно потребовал:

– Позади тебя моя бывшая. Сделай вид, что ты мне рассказываешь что-то интересное.

Оттенок интонации, жест, взгляд – все в совокупности как-то сразу врезалось в голову и погасило тревожные звоночки разума, упреждающего переплетать с ним пальцы, выпрямиться и повести головой, чтобы волосы с плеча эффектно скатились на спину и легли блестящим пологом, а с языка не сорвалось необдуманное, просто чтобы заполнить тишину:

– В общем, мы с подружкой поехали на страусиную ферму, а там... – запнулась, осознавая, что сделала все инстинктивно и зло посмотрела в улыбающиеся серо-зеленые глаза, которые определенно знали, как добиваться такой реакции от людей и их обладатель имел в этом обширный опыт. Его пальцы сжали мои и он слегка приподнял бровь. Я скривилась и язвительно выдала, – страусы ебутся, представляешь?

Истомин рассмеялся, прикрывая свободной ладонью глаза и снова откидываясь на спинку кресла. На мгновение сжав мои пальце крепче, прежде чем отпустить.

Заподозрив неладное, я аккуратно оглянулась через плечо. Позади, недалеко от нас, сидели две девушки. Красивые, очень ухоженные, дорого и со вкусом одетые. Не сказать, что хищницы, но русоволосая, заметив мой поворот головы, отвела взгляд от Истомина. Да ладно? Правда, что ли?

– Нет, – произнес он, прекрасно расценив мое выражение лица, когда я снова посмотрела на него. – Я не знаю эту мисс. Был сконфужен ее томными взглядами и попросил тебя спасти меня.

Поперхнулась вином, а он довольно ухмыльнулся и перевел взгляд на мою руку, которой касался. Зародившееся было возмущение, готовое сформировать язвительную реплику, застыло и переродилось в удовлетворение, ибо Истомин совмещал приятное с приятным – повод полапать и перевод действий в активную фазу, потому что посчитал, что его атаки рикошетят.

Ошибочно посчитал. Я титаническим усилием сдержала невеселую усмешку, придвигая к себе блюдо и стараясь на него не смотреть. Совсем не рикошетят.

Еда не имела вкуса. Он к ней не притронулся.

– Не голоден? – спросила, отправляя кусочек ароматного, тающего на языке мяса в рот и снова не ощущая вкуса из-за вязкости мыслей, забивших мозг, затрудняющийся с выводами.

– Поужинал часа два назад.

Прожевала и проглотила, промокнула губы салфеткой и, отложив приборы, подняла на него взгляд.

Сидел расслабленно, локоть снова на широкой спинке. Длинные пальцы упираются в висок, полусклоненной вправо головы. Вторая рука на широком подлокотнике, указательный палец медленно и мерно постукивает по грани бокала с виски. Серо-зеленые глаза с легкой дымкой задумчивости, смотрят на мое лицо, изучают, анализируют. Напитывают уютный антураж чем-то пряным, терпким, совершенно ненавязчивым, не бьющим по восприятию, но неторопливо и неумолимо просачивающимся сквозь поры, вплетающимся в кровь, разбавляя ее приятной тяжестью, путающей мысли еще больше. Кажется, кто-то сегодня выпил лишнего…

Я перевела взгляд на свой бокал, не желая признавать, что это вовсе не физическое опьянение. Не желая признавать элементарного – интерес взаимен и он прекрасно это знает.

Чувствует.

– Операция, которую ты делала, болезненна? – в негромком голосе шелест того, от чего мысли становятся тяжелее. Потому что я очень хорошо осознавала, для чего задан этот вопрос. И каким будет следующий. Это просто, если следовать логике. И тому, что до этого вопроса происходило. Господи…

– Нет, там под наркозом.

Он спросит про следы. Сейчас.

– И шрамов нет?

Есть. Есть и шрамы и расцветающее буйным цветом предвкушение, с жадностью запускающая жар в пальцы, которых он касался и требующее, чтобы не только пальцев. Провела языком с несильным нажимом с внутренней стороны левой щеки, где был маленький почти неощутимый рубец, такой же, как и на правой. Движение языка краткое, автоматическое, действительно почти без нажима, но ощутила, что заметил, ощутила то, как сгустилась энергетика и какие аккорды и ноты вплелись в нее. Опьяняя сильнее.

– Визуально следов нет. – Сглотнув и уже не пытаясь подавить усмешку, глядя в стол. Ощущая вплескивающийся в кровь адреналин, приказавший сердцебиению участиться.

– На ощупь? – просто почти уже не нужная формальность.

– Не найдешь. – То, что он ждал.

– Это вызов. – То, что ждала я.

Это согласие. Разрешение. Приглашение. Секунда и он встал из-за стола, чтобы пересесть на мою сторону. Полуобернулась к нему, оставив руку на столе, а вторую на спинке дивана и усмехнулась. Получив то же самое в ответ, ощущая насыщение крови шлейфом его парфюма, оседающего в памяти, вбивающегося в нее. И не только в нее.

Его взгляд по скулам, мгновение и плавно протягивает руку, кончиками пальцев касается щеки.

Разряд внутри был. Не в двести двадцать. Нажим усиливается, слегка, подушечки пальцев по коже щеки ниже, и его глаза темнеют, когда взглядом за ними. В двести двадцать

– Комки Биша здесь. – Перехватила его пальцы, лишь секунду спустя осознавая, что это мое движение продиктовано одним – не хотела, чтобы ощутил уплотнение от филлеров, корректирующих углы нижней челюсти. Болезненная процедура ровно до того момента, пока не начинаешь залипать у зеркала. Быстро сообразив как оправдать перехват его ладони, произнесла, – не находишь, что далековато ушел?

Уголок его губ немного приподнялся. Глаза в глаза и мучительно пересыхает в горле, а вены полнятся тем, что на дне его глаз.

– Не силен в хирургии.

И слава богу. Или не слава богу… Помогите кто-нибудь, у меня сбой системы… Или не помогайте… Я еще определяюсь.

– Вот здесь. – Повела его пальцами в нужном направлении. С мягким нажимом проводя по коже, потому что вены полнились больше и быстрее. Все тем же, что насыщало его глаза. Убрала свои пальцы от его руки, не отводя взгляда от его глаз, следящих за своими пальцами. Чуть усилившими нажим. Снова двести двадцать. Еще раз и внутренние органы просто откажут…

– М, действительно ничего нет, – а он вновь оставил пальцы, медленно, едва прикасаясь, проводя по щеке в сторону мочки уха. – До чего дошел прогресс. – Легкое касание кожи под ухом, одновременно с поглаживанием большим пальцем вдоль скулы.

Его взгляд за этим пальцем. Прикосновение так поверхностно, осторожно и внутри все замирает. Прикосновение выше. По скуле и уходит к виску. Я чувствую тень от его касаний, это онемением вкрадывается под кожу, множется тянущим, приятным покалыванием, сливается с кровью и несется вместе с ней к сердцу, отзывающемуся еще более усилившемся биением. Это напитывает тело тяжестью, вплетается в мысли, размывает их четкость. Их значимость. Пробуждает только одно желание. Странное, бессмысленное, еще не до конца оформившееся, а он будто слышит, потому что перевел взгляд от моих глаз на губы. Пересохшие от жара, разливающимся на чувствительной коже, на которой останавливается взгляд серо-зеленых глаз. Он хочет что-то сказать, но задерживает слова на выдохе, теплом едва ощутимо коснувшимся моего лица. Снова смотрит в глаза. И меня тенет ко дну, где в густых темных водах утонула попытка опьяненного разума сообщить, что грань сейчас тоньше нити и нужно останавливать именно сейчас. Останавливаться...

Он немного подался вперед, одновременно касаясь всей ладонью лица, уводя ее назад, к волосам чтобы придвинуть меня ближе к себе.