Центумвир (СИ) - Лимова Александра

И я отпрянула.

Отодвинулась под скрежет в голове. Скрежет нити рациональности, снова превращающейся в канаты, берущие в тиски осознания происходящего. Ресторан. Люди. Истомин. Тотчас убравший от меня руку и отвернувший непроницаемое лицо.

На мгновение прикрыл глаза, пока я пыталась принять и смириться с позорнейшим фактом – тяжесть жара внизу живота сходит медленнее остального сумасбродства.

Это раздражало. Бесило. Сводило с ума. В основном потому, что он невозмутимо плеснул мне вина и, пересев на свое место, посмотрел с легким, неодобрительным прищуром, прежде чем снова принять ровное, невозмутимое выражение лица. И не понимание причины, почему меня так бесит это, почему так сильно раздражает его явно скрытое недовольство, напрягало. Нужно разорвать контакт. Нужно отойти от него, чтобы взять себя в руки

– Я в гардероб. – Хотела просто спокойно и равнодушно, получилось рефлекторно надменно.

А его это словно хлестнуло. Глаза вспыхнули гневом, рука на столе на мгновение сжалась.

Но я уже поднялась и быстро зашагала на выход.

Забрала пальто и накидывала в вестибюле, пытаясь придать себе спокойное выражение лица. Но перекашивало. Он спустился вскоре. Молча мимо за своей одеждой. Взял пальто и остановился в шаге от меня, поправляющую волосы и не глядящую в его отражение.

– Я же спрашивал в отношениях ли ты. Мужик есть, что ли? – спросил он, встряхивая пальто и раздраженно глядя на меня.

– Ты спрашивал тогда об Илье. – Опешила, изумленно повернувшись к нему.

Он на мгновение зло сжал губы, закатив глаза.

– Ты в отношениях? – вкрадчиво спросил он, надевая пальто и глядя на меня.

– Нет.

– А что за неадекватная реакция тогда? – прищурился и глаза вспыхнули подавляющей злостью, когда приподняла подбородок.

– У тебя? Понятия не имею. Проконсультируйся со специалистом. – Посоветовала я, презрительно искривив губы.

Вероятно, у меня латентная склонность к суициду, потому что я видела, что он и так взбешен, но все равно сказала это с ощутимой долей яда.

И он резко шагнул ко мне.

Я автоматом сделала шаг назад, внимая инстинктам, требующим отступать не поворачиваясь к нему спиной, не отводя взгляда от его разгневанных глаз. Истомин сделал еще один быстрый и широкий шаг ко мне, оказавшись почти вплотную, но отступать мне было некуда, за спиной зеркало, потому оттолкнула и быстро юркнула в сторону, чувствуя, как сердце бешено бьется где-то у горла. Но сильный рывок за предплечье назад, заставил развернуться корпусом, а в следующий момент он второй рукой перехватил меня за горло и впился в губы.

Порвало внутри с таким парализующим эффектом, как будто прикоснулась мокрыми руками к оголенному проводу – закоротило, контроль над телом резко утерян и невозможно отпрянуть, отступить, оттолкнуть. Электрический разряд в мыслях, лишающий способности осознавать происходящее, из-за мощнейшего отклика в виде жара фактически до разрыва в суженных сосудах, в которых кровь сгустилась, изменила состав из-за травящей химии, ударившей по каждой клетке в теле, возбуждая их до предела, сигналящих мощнейшими импульсами, что если сейчас это прекратится я сдохну. Что нужно еще. Больше. Жарче. Нужно еще. И губы в губы с напором. До ощущения опьянения от разноса внутри, возведённого в абсолют и прорывающего этот предел с каждой секундой, с каждым движением его губ, становящихся еще жестче, до легкой отрезвляющей болезненности. Это кнутом ударило по нутру, которое с воинственным кличем: «на смерть!», встало на дыбы, заставив меня вцепить в его плечи, чтобы оттолкнуть. Но его пальцы сжали горло сильнее, а язык раздвинул мои губы и надавил на мой. И он знал, как это делать. Изнутри снова ударила непередаваемая волна жара, который я наивно посчитала заглушенным. Трудно стало стоять. И невозможно понимать. Потому что поцелуй глубже и воцарился ад, топящий в огне и реве бури, сметающей все: разум, рациональность. Душу. Сметающий все, потому что отвечала. Потому что его рука с горла перешла на волосы, сжала их у корней, оттягивая в сторону, заставляя склонить голову, чтобы он снова мог целовать глубже. Откровеннее. Дьявольски. Второй рукой за талию теснее прижимая к себе, вжимая в себя. В нем было что-то дикое, неукротимое, необузданное, в каждом движении губ и языка мощнейший призыв, на который невозможно не откликнуться. И хотелось получить больше. Еще больше. Языком по языку и новое расщепление в разуме от того как остро и горячо вспенилась кровь. Его сильный нажим на мои губы и новый удар, заставивший преисподнюю снова вспыхнуть непереносимым пламенем, посылая по нервам ток, под кожу истому, мучением и невыносимой жаждой травящим разум. И он резко отстранился.

Отступил, неотрывно глядя на меня, медленно облизывая губы, растягивающиеся в сокрушающей по своей сексуальности полуулыбке.

И до догорающих остовов сознания вспышкой дошло то, что граница переступлена. Что не владела ситуацией. Что на поводу у желаний, а это всегда имеет очень хуевый прогноз. Потому что я подсела, а здесь мне никто не даст ведущую роль и хотя бы тень контроля, это не тот клинический случай. И все это в совокупности – сильнейшей пощечиной по моей гордости, самолюбию, самодостаточности, независимости, с яростью отказывающихся принимать простенький факт, что именно такие как я, которые особо громко заявляют, что в любой момент смогут остановиться и являются особо тяжелыми наркоманами. Потому что даже после очевидного полного поражения, упрямо продолжают твердить, что остановиться можно и они непременно это сделают. Прямо как я сейчас, чувствующая почти физическую боль от этого осознания и с откровенной ненавистью во взгляде глядящую на прохладно улыбнувшегося Истомина, с хищным, удовлетворенным выражением в глазах, прикусывающего губу.

– Корона все еще на тебе, не переживай так сильно. – Уголок его губ дернулся, даря сродство усмешке с оскалом и в этом было совершенно другое заявление: «но скоро ты ее снимешь».

«Только в одном случае – чтобы тебе ею переебать» – ответила ему мрачным взглядом.

Он насмешливо фыркнул, резко развернулся и пошел в сторону выхода, бросив через плечо:

– Я отвезу тебя до корпоративной квартиры, предоставленной тебе моей организацией.

Захотелось со всей силы врезать ему по голове. Сначала ногой, потом своей покосившейся короной.

А заодно и Илье, не упомянувшем об этом факте. По хорошему следовало бы прямо сейчас сказать, что никуда я с ним не поеду и найти себе другую хату или номер в отеле, но проблема в том, что документы остались в квартире, да и все вещи тоже и мне в любом случае туда возвращаться. Да и хер с ним, нехай везет, чай не переломится, у меня сейчас желания нет заказывать себе такси, ждать его и не дай бог еще дорогу показывать, а я ее не знаю.

Села в машину, сдерживая желание плюнуть в Истомина, развалившегося перед собой и хлопнула дверью.

Автомобиль неторопливо плыл по городу.

Сжала губы, припухшие от его поцелуев. Едва не заматерилась вслух, признавая – ладно, наших поцелуев. Провела рукой по нижней трети лица стирая иллюзорное покалывание на коже от его щетины. Стирая его горячее дыхание. Жар. Запах. Аромат.

От этих мыслей хотелось заржать. Весело и саркастично. А потом разрыдаться. И плюнуть ему в затылок за такое.

На удивление быстро приехали к дому. Водила припарковался почти на том же месте.

– Он может выйти? – выдержав секундную паузу, ровно произнесла я, глядя в подголовник сидения перед собой.

– Выйди. – Безэмоционально бросил Истомин водителю, тут же выполнившему приказ.

Прикурил, откидывая голову над подголовник и, повернув голову в профиль, смотрел в приоткрытое окно.

– В капитан Брейт Гритан была?

– Не поеду.

– Почему? – и спросил-то с таким искренним удивлением, будто действительно предполагался иной ответ.

– Истомин!..– Страдальчески закатила я глаза и, не удержавшись, злобно пнула его сидение.

– Яр. – Невозмутимо и крайне спокойно поправил он.