Хроника смертельного лета - Юлия Терехова

– Ну да, ну да, – кивнул Зубов, – со вскрытием что?

– Много чего. У тебя как с пищеварением?

– Хватит дурака валять, – оборвал его Зубов. – Ладно, пойдем в кабинет. Успеешь закусить, излагая самое главное.

– А как же Астахова?

– Подождет, – буркнул майор, – тоже мне – принцесса…

Оставив поднос на кухне, они вернулись в кабинет. Виктор развернул пакет и впился зубами в еще теплый гамбургер. Все остальное он говорил с набитым ртом, рискуя подавиться.

– Шенберг, как и ты, полагает, что убийца бросил ее живой. Смерть наступила от обильной кровопотери. Множественные порезы на груди, шее, спине, бедрах.

– Смотри, как бы не стошнило…

– Я так жрать хочу, что мне это не грозит, – Глинский прикончил один гамбургер и принялся за следующий. – Так, на чем я остановился?.. Кроме того, бесспорное сексуальное насилие. Характер повреждений не оставляет сомнений.

– Дальше, – потребовал Зубов.

– Обнаружена сперма мужчины со второй группой крови, что соответствует группе крови Рыкова, но если контакт с ним был добровольным и, по его собственному признанию, незащищенным, то сам понимаешь…

– Ясно. Но сие означает, что маньяк был в презервативе – странно, но не невозможно. Ладно, разберемся. Что-нибудь еще?

– Содержание алкоголя в крови – одна десятая промилле.

– Не бог весть сколько, – заметил Зубов. – Дальше!

– Дальше – больше. В крови полно фентанила.

– Что?! – вскинулся Зубов.

Глинский достал из папки бумажку и кинул на стол перед Зубовым.

– Сам посмотри.

– Н-да, – Зубов почесал затылок, – Миша смог определить время введения наркотика? Он был введен внутривенно? Кстати, ампулу мы не нашли. Тот шприц от фентанила?

– Время пока не определил. Введен фентанил внутривенно, с первого раза, тем самым шприцем из мусорного ведра, – Глинский принялся за третий гамбургер. – Так как она вся порезана, то эксперты не сразу заметили след от укола.

– Фентанил, – продолжал он, – вот почему она не кричала. Да еще скотч на лице. Хотя непонятно, зачем он на галстук заморачивался. Она наверняка пошевелиться не могла после такой дозы.

– Не, не так… – медленно произнес Зубов. – Скорее всего, он вколол ей фентанил уже после того как изнасиловал. Иначе, введя наркотик, он бы получил вялую куклу. Насильник, включающий музыкальное сопровождение, скорее всего, заинтересован в реакции жертвы – он хочет видеть страх в ее глазах, подавлять ее сопротивление, – пробормотал он. – Доел свою отраву?

– Почти, – пробубнил Глинский, торопливо дожевывая. – Звать Астахову?

– И немедленно, – произнес майор, пробегая глазами протоколы.

Катрин вошла в кабинет, по-прежнему в покрывале, обернутом вокруг бедер, и ковбойке. Солнечные очки и длинные пряди распущенных волос все еще скрывали ее лицо.

– Итак, мой черед? – спросила она грустно, усаживаясь в кресло. – Пожалуйста, покончим с этим побыстрее. Мне плохо.

– Я заметил, – кивнул Зубов. – Назовите ваше полное имя.

– Астахова Екатерина Дмитриевна.

– Род занятий?

– Преподаю иностранный язык, перевожу иногда…

– Какой язык? – мрачно спросил Зубов.

Женщина равнодушно ответила:

– Английский, испанский реже. Какая разница…

– Расскажите мне о вчерашнем вечере.

– Вы и так все знаете, – уголки ее разбитых губ чуть дернулись, – и про Андрея, и про Мигеля.

– Расскажите, как Орлов вернулся в квартиру, во сколько, о чем вы говорили, что делали.

Выражение ее лица не изменилось.

– Он вернулся около трех. Все к тому времени легли спать. Я увидела из окна, что он сидит у подъезда и позвала.

– Дальше?

Он заметил, как у нее затряслись губы.

– Что происходило дальше?

– Я не хочу об этом говорить…

– Вам придется, – подал голос Глинский.

– И охота вам копаться в такой гадости, – в сердцах бросила Катрин. События минувшей ночи встали перед ней, и к горлу вновь подступили слезы. Воспоминания были ужасны. Как рассказать об этом двум молодым мужикам, сидящим перед нею? Стыдно и противно… Ведь любой из них, мелькнуло у нее в голове, будет судить о подобном происшествии с логикой самца. Мол, оделась вызывающе, намалевалась – сама, никто не заставлял. Вот и напросилась. И никого не интересует, что она просто хотела быть привлекательной для одного единственного. Так вот один единственный и «оценил». Вот и сейчас этот, с усами, пялится на нее с бо-ольшим любопытством. Катрин понимала, что пауза затянулась. Но она ее держала.

– Вы будете говорить? – нарушил Зубов неловкое молчание.

– Нет, – коротко ответила она.

– Почему? – искренне удивился он.

Терпение Катрин лопнуло.

– Потому! Я не желаю это обсуждать, – выдохнула она и закрыла лицо ладонями.

– Послушайте, – Глинскому стало не по себе – он не выносил женских слез. – Возьмите себя в руки. Вам неловко, но…

– Мне не неловко, – мотнула она головой. – Мне больно. Поймите, больше нет сил. Я хочу, чтобы меня оставили в покое, – она всхлипнула.

– Он избил вас? – Глинский протянул ей бумажный платок.

– Нет, – Катрин вытерла нос. – Я упала. Поскользнулась в ванной.

– Вы в этом уверены? Точно помните? – с сарказмом поинтересовался Зубов. – Значит – упали… Ладно, дело ваше. Но пару деталей мне хотелось бы уточнить, – В груди закипал гнев на ее упрямство, а точнее – упертость. Ну как можно быть такой безрассудной дурой? Неужели эта женщина не понимает, что потакает изуверству и варварству? Но как ее заставить? Может, надавить пожестче? – Предупреждаю, мой вопрос опять покажется вам бестактным.

– Спрашивайте, – подняла голову Катрин.

– Вы всю ночь провели с Андреем Орловым?

Катрин, уткнувшись в платок, глухо проговорила:

– Я похожа на женщину, способную пойти еще к кому-нибудь?

– Екатерина Дмитриевна, вы действительно не осознаете смысла моего вопроса? – Зубов повысил голос. – Меня интересует алиби вашего любовника. Он находился с вами всю ночь?

– Да, – твердо ответила Катрин. – Остаток ночи он провел со мной.

– И никуда не отлучался? В туалет, например? – предположил Глинский.

– Туалет и душ находятся в спальне, то есть, в ванной комнате, примыкающей к спальне.

– Орлов мог выйти, пока вы спали, – осторожно предположил Глинский.

Катрин какое-то время не отвечала, а потом подняла усталое лицо.

– Дело в том… – она запнулась, но потом продолжила, – я чутко сплю. Я бы проснулась, если б он встал с кровати и вышел…

Она опять уперлась взглядом в некую точку в углу.

Зубов прикидывал, как задать следующий вопрос, чтобы по возможности избежать истеричной реакции, но, вместе с тем, попробовать достучаться до этой красивой женщины сквозь невидимую преграду ее хрупкой психики. Ну, как-то так…

– Екатерина Дмитриевна, прошу вас прокомментировать вот это, – он положил перед нею листок с французской фразой.

– Вы владеете французским? – спросил он. – Вы знаете, что здесь написано?

Катрин смотрела на листок бумаги, словно на гранату с выдернутой чекой.

– Язык проглотили?..

– Я знаю, что здесь написано, – вяло ответила она. – Но прокомментировать, как вы выразились, не могу…

– То есть как? – удивился Глинский. – У вас эти слова никаких мыслей не вызывают?

– Никаких, – равнодушно отозвалась она. – А какие мысли может вызывать этот бредовый набор слов? При чем тут я?

– А разве это не о вас? – удивился Глинский.

– Нет, не обо мне, – ответила Катрин с вызовом. – С чего вы взяли? Не надо обо мне помнить. Лучше б обо мне все забыли…

Зубов сосчитал про себя до десяти, чтобы постараться унять гнев: «Ну ладно, черт бы тебя подрал! Забыли – так забыли».

– Кто разбил стакан на кухне?

– Я разбила.

– Стакан был пуст?

– Не помню. Там могли быть остатки мартини. Я пила мартини до того, как вернулся Андрей.

– Что еще стояло на столе, кроме этого стакана?

Катрин наморщила лоб:

– Бутылка, ну да, стакан – не помню, допила я его или нет… Серебряное ведерко со льдом, такое, – она сделала неопределенный жест.

– Все это осталось на столе, когда вы ушли с кухни?

– Ушла… – передернула Катрин плечами. – Да, когда я покидала кухню, мне было не до уборки.

– А господин Орлов пил что-нибудь, когда вернулся?

Катрин кивнула:

– Да, пил, тоже мартини, по-моему…

– А из чего? Он взял бокал?

– Кажется, он пил из моего бокала. Сначала. А потом, когда тот стакан разбился, достал новый, из бара.

– Ясно. Расскажите, Екатерина Дмитриевна, про сегодняшнее утро. Во сколько вы вышли из спальни?

– Андрей вышел около одиннадцати, а я осталась, – ответила Катрин, на секунду представив себе, каким безмятежным и счастливым могло бы стать утро этого дня. Ее сердце сжалось от обиды и сожаления.

– Перед этим к нам заглянула Анна, – пояснила она. – Сказала, что завтрак готов.

– Она удивилась, застав Орлова вместе с вами? Она же не знала, что он вернулся?