Разведка - это не игра. Мемуары советского резидента Кента - Гуревич Анатолий Маркович

Второй предложенный мною вариант предусматривал, что мы останемся в Париже или прилегающих к нему окрестностях, чтобы дождаться прихода союзников. В этом случае, конечно, мы должны принять все меры к тому, чтобы скрыть, что собой представляют оставшиеся со мной немцы. Я заметил, что этот вариант вызвал у Паннвица некоторую тревогу. Он, безусловно, продолжал бояться попасть в руки союзников из-за своих «подвигов» в Чехословакии. Отто Бах, видимо заметив это, счел возможным успокоить его, сказав, что, скрывая настоящую фамилию Паннвица, с помощью Озолса, а в особенности Лежандра легко может быть доказано, что оставшиеся в Париже со мной немцы оказывали значительную помощь участникам движения Сопротивления. Паннвиц молчал. Тогда Отто Бах добавил еще одну деталь, которую я упустил из виду.

Он напомнил, что по просьбе Лежандра состоялась встреча моя и сопровождавшего меня немца (а это был, по словам Отто Баха, сам Паннвиц) с американским офицером летчиком, сбитым немцами и укрывавшимся у французского движения Сопротивления. Это важная деталь для нас, подчеркнул он. Это тем более, что об этой встрече сообщалось «Центру». Последнее меня несколько удивило, ибо я на эту тему никогда не говорил с Отто Бахом.

Действительно, эта встреча состоялась и была довольно интересной. Тогда офицер высказал впервые услышанную мною версию о том, что якобы в США существует убеждение, что их дипломатия отдает сейчас Советскому Союзу то, что вооруженным путем они должны будут от него впоследствии отобрать. Действительно, об этой встрече я в свое время, конечно с согласия Паннвица, передал в «Центр» в радиограмме, зашифрованной Ленцем.

Хочу сразу оговориться, около тридцати лет тому назад один из работников Управления КГБ в Ленинграде сказал, что ему было поручено ознакомиться с моим следственным делом. При ознакомлении с ним он натолкнулся на имевшее место в каком-то материале следствия утверждение, что в результате моего «предательства» этот офицер был расстрелян немцами. Сейчас в некоторых литературных источниках указывается, что этот офицер благополучно покинул территорию Франции и добрался до американской армии. Во всяком случае, любому читателю может быть совершенно понятно, что Паннвиц, согласившись на донесение об этой встрече в «Центр», не мог, стремясь спасти свою жизнь, согласиться на уничтожение этого американского офицера.

Мне долгое время казалось, что ответ на мое предложение о переходе через линию фронта не был получен из «Центра». Правда, в литературе и даже у Жиля Перро утверждается, что ответ был получен и в нем мне рекомендовалось не покидать завербованных мною немцев, следовать за ними, так как они могут принести нам еще большую пользу. В любом из этих случаев становилось ясно, что мы будем вынуждены покинуть Париж. Поэтому родился третий вариант. Я предложил Паннвицу встретиться еще раз с Озолсом и поручить ему после освобождения Парижа связаться с кем-либо из наших официальных представителей и через него или по радио сообщить о том, что я отбыл из Парижа до его освобождения союзниками с моими немецкими довольно высокопоставленными товарищами, так как нам предстоит еще значительная работа на территории самой Германии. Примерно об этом пишет в своей книге «Большая игра» Леопольд Треппер (с. 278).

Положение зондеркоманды было напряженным не только потому, что надо было принять решение, что делать дальше, но и в связи с тем, что вообще происходило не только во Франции, но и в самой Германии. Мне сейчас уже трудно перечислить все события, которые вызывали тревогу не только у немецких оккупантов в Париже, но и у всего населения этого города.

Безусловно, Паннвица, а, следовательно, и меня не могли миновать события, разыгравшиеся в Германии 20 июля 1944 г. Я имею в виду заговор против Гитлера. Мы, конечно, ничего не знали о действительных планах и ходе заговора. Тревога была вызвана тем, что ночью в Париже начались довольно массовые аресты против членов СС, СД и самого гестапо. Слухи об этом дошли до Паннвица довольно быстро. Он узнал, что даже начальник полиции генерал Оберг был арестован. Естественно, Паннвиц волновался и за себя, и за всех сотрудников зондеркоманды. Всех, кто проживал на улице Курсель, он разбудил и приказал быть предельно осторожными и при необходимости отстреливаться. Утром обстановка изменилась, и Паннвиц узнал, что все арестованные ночью освобождены и начались встречные аресты тех офицеров вермахта, которые подозревались в осуществлении ночных арестов и несколько позднее – в их принадлежности к заговорщикам.

Через некоторое время Паннвиц уже знал, что в Берлине арестовано много офицеров даже с высокими званиями. Он уточнил, что сам заговор 20 июля должен был положить начало широкому путчу против Гитлера, его ближайших соратников и даже послужить антифашистским переворотом в Германии.

Не могу быть уверенным в слухах, которые появились в зондеркоманде, утверждающих, что главнокомандующий войсками на Западе генерал фельдмаршал Юноге сумел доказать, что, не смотря на существовавшие в его адрес обвинения о том, что и он ранее соглашался на свержение самого Гитлера и полное уничтожение фашистского господства Германии, буквально в последнюю минуту, перед тем как начать аресты в Париже и во Франции вообще, несмотря на настойчивость Берлина, узнав, что при покушении на Гитлера, произведенном полковником вермахта, начальником штаба армии резерва графом Клаусом Шауффенбергом, он был только слегка ранен, фактически вопреки своим прежним убеждениям воздержался от участия в производимых арестах.

Волнения, вызванные заговором 20 июля 1944 г. против Гитлера, и его последствия не были исключением во второй половине 1944 г. Через Золя и Лежандра начали поступать различные слухи об усилении деятельности французского движения Сопротивления. Этим поступающая информация не была исчерпана. Видимо, по линии полиции и немецкой контрразведки Паннвиц начинал получать информацию о готовящемся восстании в Париже, которая тоже его настораживала. Возникал вопрос: какую подготовку следует проводить вообще зондеркоманде и нам, то есть Паннвицу, Отто Баху, Вальдемару Ленцу и мне?

Становилось непонятным, где следует видеть правду, в чем она скрывается? Паннвиц в разговоре с Отто Бахом и со мной как то сказал, что имеются сведения, что в результате арестов после заговора 20 июля 1944 г. только в Париже было посажено более 1000 человек из СС, СД и гестапо. А называя эту цифру, криминальный советник указал и на то, что осуществлявшие аресты солдаты и даже офицеры были вполне довольны, считая, что жизнь в Германии резко изменится к лучшему благодаря уничтожению фашизма. Хейнц Паннвиц был удивлен и тем, что, по поступающим к нему сведениям, почти никто из подвергшихся аресту не сопротивлялся. Было предположение, что аресты производились не немецкими солдатами, а переодетыми в их форму французами, входившими в отряды движения Сопротивления. Но, несмотря на то что оно не находило подтверждения, заставляло многих немцев все же волноваться. Не могли исключить возможности силовых действий со стороны бойцов движения Сопротивления.

Сведения, поступающие к Паннвицу и ко мне все больше настораживали. Паннвиц принял решение все подготовить к эвакуации из Парижа, если угроза его захвата войсками союзников станет актуальной. В то же время Хейнц Паннвиц, удивленный, что из «Центра» нет ответа на запрос о возможности перехода через линию фронта, все же счел необходимым принять все необходимые меры к продолжению начатой нами уже не «Большой игры», развязанной гестапо, Гиммлером при непосредственном участии Леопольда Трейлера, а игры за спасение его жизни ценою пользы, приносимой Главному разведывательному управлению Генерального штаба Красной армии.

Отто Бах, опираясь на какие-то полученные им от неназванных источников сведения, заявил, что влияние Шарля де Голля не только среди бойцов значительной части французского движения Сопротивления, но и войсковых частей и всего населения Франции возрастало. Он напомнил, что де Голлю удалось в Алжире одержать «победу» над Дарланом и Жиро, которые делали все для того, чтобы не признавать власть Лондонского комитета де Голля. Этим путем он возглавил Французский комитет национального освобождения, который буквально чуть ли не накануне начала высадки англо-американских войск во Франции, осуществленной, как я уже указывал, 6 июня 1944 г., объявил Временным правительством Французской Республики. Исходя из сказанного, можно было понять, что генерал де Голль становится во всевозрастающей степени общепризнанным главой Франции, борющейся за свое освобождение от оккупантов и превращение вновь в одно из ведущих независимых государств Западной Европы.