Империи песка - Дэвид У. Болл

о том, что меня тогда заставило уйти столь жестоким образом. Вряд ли мне удастся все объяснить, однако я должен попытаться.

Он окунул перо в чернильницу, и строчки непрерывным потоком полились на бумагу. Поль выворачивал себя наизнанку, ничего не утаивая. У него с собой было всего шесть листов, которые вскоре он исписал с обеих сторон. Пришлось отправиться на базар, где местный писец держал лоток, и купить еще. Когда Поль закончил свое внушительное письмо, день клонился к вечеру. Он отправился в миссию. Мелики дома не было. Поль передал письмо отцу Жану:

– Святой отец, я не стал запечатывать конверт. Раз он открыт, быть может, это скорее подвигнет ее прочитать мое письмо. Просто отдайте ей, и все.

– Я лично вручу ей ваше письмо, – пообещал священник.

Поль собрался уйти, но спохватился:

– Отец Жан, я ведь чуть не забыл. – Он достал из мешка пухлый конверт. – Сюда я больше не вернусь. Когда уеду, вскроете.

Священник принял конверт и с искренним любопытством посмотрел на Поля:

– Что внутри?

– Кое-что для миссии от того, кто перестал в этом нуждаться.

Больше отцу Жану не придется страдать от нехватки средств на покупку лекарств и всего необходимого.

Взяв одеяло, Поль провел последнюю ночь на гребне дюны, откуда открывался вид на бескрайнюю пустыню. Из Сахары дул холодный декабрьский ветер. Поль закутался в одеяло и вдруг поймал себя на мысли, что всего год назад он стоял на этом же гребне с Реми и Недотепой. А почти полгода назад он приходил сюда с Меликой. Все они ушли из его жизни, и он стоял один, проиграв свое главное сражение.

Всего лишь год, а как изменился мир.

Он вырыл нишу в дюне, сел там, уперся спиной в стенку и стал смотреть на звезды. Ночь становилась темнее и холоднее. Он слышал, как пески тихо вздыхают на ветру. Сон к нему не шел. Когда достаточно рассвело, Поль достал из кармана отцовское письмо и осторожно развернул. Бумага на сгибах уже начала рваться, уголки обтрепались. Он прочитал письмо целиком, и, как бывало всегда, глаза зацепились за строчки: «В жизни мне доводилось сталкиваться со смертельно опасными, хорошо вооруженными врагами, но я никогда не сталкивался с врагом по имени Ненависть. Она оказалась сильнее меня, и я уступил ее натиску. И только когда уступил – но никак не раньше, – я утратил честь».

Он столкнулся с тем же врагом, что и отец, и тоже уступил. Они оба заплатили чудовищную цену.

Поль больше не мог здесь оставаться. Каждый дополнительный день лишь усугубит его душевные муки. Пора уезжать. Он не знал, куда и ради чего. Вернется на побережье, а там уже будет решать.

Он встал, стряхнул песок с одежды и холод с души. В последний раз окинул долгим взглядом пустыню, затем сложил одеяло и повернулся, чтобы начать долгое путешествие домой.

И увидел ее, поднимавшуюся к нему на гребень дюны.

Послесловие

Этот роман является художественным произведением, однако многие отображенные в нем события происходили именно так, как я их описал.

Появившихся отчетов об экспедиции Флаттерса было намного больше, чем участников. Там, где мне встречались противоречивые исторические свидетельства, а подобные противоречия неизбежны, я оставлял за собой право романиста приводить события в соответствие с сюжетом. Судьба экспедиции шокировала французскую нацию, способствовав тому, на что и надеялись туареги: чужеземное вторжение в их владения приостановилось более чем на двадцать лет. Но так не могло продолжаться вечно, и с какого-то момента «синих людей» Сахары начали уничтожать. Их жестоко убивали в многочисленных столкновениях, где они храбро, но тщетно сражались мечами и копьями против современных видов оружия. Весь период Первой мировой войны вспыхивали отдельные бунты туарегов против французов, умело подстрекаемые турками и сектой сенусситов. Французы, «покорявшие» пустыню, отвечали на все эти выступления с ошеломляющей жестокостью.

Ахитагель оставался аменокалем вплоть до своей смерти в 1900 году. Его сменил Аттиси, чья роль в отравлении участников экспедиции Флаттерса много лет являлась источником позора для тех туарегов, которые считали подобные действия порочащими достоинство воинов пустыни. Окончательное военное поражение, нанесенное французами ахаггарским туарегам, пришлось как раз на время правления Аттиси.

На протяжении XX века сначала французское правительство, а позднее правительства Алжира, Нигерии, Ливии и Мали отбирали у туарегов то, что веками делало их властелинами пустыни: земли, свободу передвижения, рабов и контроль над караванами. Границы устанавливались произвольно, возникая там, где прежде не существовало никаких границ. Туареги были обречены бессильно наблюдать, как их образ жизни рушится под безжалостным натиском колониализма и национализма. Отчасти это было вызвано тем, что туарегская цивилизация застряла на уровне Средневековья.

Их жизнь, как и пустыня, в которой они обитают, сохраняет ужасную и суровую красоту. Туареги остаются непокоренными и принадлежащими к наиболее благородным и одухотворенным людям планеты. Но если их женщины по-прежнему сильны, а мужчины исполнены гордости, если их и сейчас называют народом поэтов и романтиков, нынешние туареги – лишь слабая тень их былого величия. Они страдают от нищеты и нехватки воды, их наследие – это утраченные мечты. И по сей день кое-где вспыхивают отдельные мятежи, но образ жизни туарегов древности навсегда ушел в историю.

Железная дорога через Сахару так и не была построена.

Кяризы – система водосбора, придуманная персами, – до сих пор существуют во многих частях Сахары, хотя больше не обслуживаются рабским трудом. Однако на протяжении веков бесчисленные поколения рабов жили, трудились и умирали, добывая драгоценную воду из-под земли и питая ею оазисы северной части Сахары. Алжирская Сахара, находящаяся у подножия плато Тадемаит, обладает обширными подземными запасами воды, что делает ее особо благодатным местом для развития сети кяризов.

За время осады Парижа было запущено более шестидесяти воздушных шаров, имевших своей целью преодолеть прусские позиции по воздуху. Пять из них попали в руки пруссаков, еще два унесло в море. Эти полеты лишь незначительно повлияли на ход войны, однако после унизительных поражений на поле боя шары оставались впечатляющим символом французской храбрости, решимости и изобретательности, вызывая восхищение во всем мире.

Лабиринт парижских катакомб, сточных каналов, туннелей, а также старинные каменоломни существуют и поныне, являясь пристанищем старых скелетов и крыс. Зимой 1870/71 года, когда запасы продовольствия истощились и в Париже начался голод, жители ловили и ели крыс. После снятия осады во время гражданской войны в катакомбах укрылась часть национальных гвардейцев, сумевших уйти по туннелям от своих революционно настроенных противников.

Епархия Булонь-Бийанкур и собор Сен-Поль придуманы