Кожаный Чулок. Большой сборник - Фенимор Купер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Могикане и разведчик слушали этот путаный, сбивчивый рассказ со все возраставшим интересом, и когда Давид попытался объяснить, чем занимается племя, держащее Кору в плену, разведчик перебил его вопросом:
— Заметили вы, какие у них ножи? Английского или французского изготовления?
— Мысли мои были далеки от столь суетных безделушек: я думал лишь об одном — как утешить девушек.
— Наступит день, когда вы перестанете считать нож индейца такой уж суетной безделушкой,— возразил разведчик с нескрываемым презрением к неразумию певца.— А бывают у них праздники сбора зерна? И можете ли вы что-нибудь рассказать об их племенных тотемах?
— Зерно у них в большом употреблении: размоченное в молоке, оно приятно на вкус и полезно для желудка. Что такое тотемы — я не знаю, но если они имеют отношение к индейской музыке, то о ней не стоит даже говорить. Люди этого племени не сливают голосов в хвале господу и, несомненно, относятся к числу самых закоснелых идолопоклонников.
— Вот уж тут вы клевещете на индейцев. Даже минги — и те поклоняются лишь одному истинному и живому богу. Сказки, будто индейцы чтут собственноручно изготовленных идолов,— это злобная ложь белых, говорю это к стыду людей моего цвета кожи. Правда, туземцы стараются жить в ладу со злым духом, как поступаем и мы с врагом, сломить которого нам не под силу, но за милостью и помощью они обращаются только к доброму Великому духу.
— Может быть и так,— сказал Давид,— но я видел странные, фантастически раскрашенные изображения, которые приводят индейцев в восторг и служат предметом поклонения, сильно смахивающим на идолопоклонство. В особенности одно — притом существа отвратительного и мерзкого.
— Змеи? — торопливо вставил разведчик.
— Почти что. Это изображение противной презренной черепахи.
— Ха! — в один голос выдохнули внимательно слушавшие могикане, а разведчик покачал головой, словно человек, сделавший важное, но отнюдь не приятное открытие. Затем Чингачгук заговорил по-делаварски с такой серьезностью и достоинством, что его слова привлекли к себе внимание даже тех, кому были непонятны. Они сопровождались выразительными и по временам энергическими жестами. Один раз он высоко поднял руку, легкий плащ вождя распахнулся от этого движения, обнажив грудь, и Чингачгук приложил к ней палец, словно желая подчеркнуть важность сказанного им. Дункан, чьи глаза неотрывно следили за индейцем, увидел на смуглой груди сагамора изображение выше-помянутого животного, искусно нанесенное синей краской, хотя контуры рисунка уже несколько стерлись. Все, что он когда-то слышал о расколе многочисленного племени делаваров, разом ожило у него в памяти, и с нетерпением, которое было почти невыносимым,— так много было поставлено на карту,— он ждал теперь случая вмешаться в разговор. Его, однако, опередил разведчик; отвернувшись от своего краснокожего друга, он сказал:
— Мы сделали открытие, которое может пойти нам и на пользу и во вред,— это уж как господь соизволит. В жилах Чингачгука течет благородная кровь делаваров, и он — великий вождь Черепах! Из слов певца следует, что среди племени, о котором он рассказал, находятся сейчас индейцы из этого рода. Конечно, потрать он на осторожные расспросы хоть половину времени, убитого им на то, чтобы превращать свою глотку в трубу, мы знали бы теперь число их воинов. В общем-то мы идем по опасному пути: друг, отвернувшийся от тебя, часто опасней кровожадного врага, охотящегося за твоим скальпом.
— Объяснитесь,— попросил Дункан.
— Это давняя грустная история, и мне не хочется вспоминать ее, потому что повинны в ней главным образом люди с белой кожей, чего никто и не отрицает. Кончилась она тем, что брат поднял томагавк на брата, а минги оказались в одном лагере с делаварами.
— Значит, вы полагаете, что часть племени, у которого живет сейчас Кора, составляют делавары?
Разведчик утвердительно кивнул, хотя ему явно хотелось избежать дальнейших разговоров на эту болезненную для него тему. Нетерпеливый Дункан поспешил предложить несколько планов спасения сестер — один другого нелепей. Манроу, казалось, вышел из состояния глубокой подавленности и выслушал безрассудные выдумки молодого человека с почтением, не подобающим ни его сединам, ни преклонному возрасту. Разведчик же, дав влюбленному излить свой пыл, нашел доводы, убедившие Дункана, что торопливость в деле, требующем величайшего хладнокровия и предусмотрительности, равносильна полному безумию.
— Хорошо бы,— добавил Соколиный Глаз,— отправить певца обратно в лагерь: пусть потолчется, как обычно, среди индейцев и осторожно предупредит девушек о том, что мы близко. А когда нам понадобится посовещаться с ним, мы вызовем его сигналом. Сумеете вы, приятель, отличить карканье ворона от свиста козодоя?
— Козодой — приятная птица: у него мягкий и печальный голос,— отозвался Давид.— Впрочем, поет он слишком отрывисто и не в такт.
— Ну, что ж, раз вам нравится его свист, пусть он и будет сигналом,— согласился разведчик. — Итак, запомните: если вы три раза подряд услышите свист козодоя, вам следует прийти в кусты, где, по вашему мнению, прячется эта птичка...
— Погодите,— прервал его Хейуорд.— Я иду с ним.
— Вы? — изумленно вскричал разведчик.— Вам что, надоело видеть восход и закат солнца?
— Давид — живое доказательство того, что даже гуроны могут быть милосердны.
— Да, но Давид умеет драть глотку так, как это не удастся ни одному человеку в здравом уме.
— Я тоже могу разыграть роль безумца, дурачка, героя, словом, кого угодно, лишь бы вызволить из плена девушку, которую люблю. Не возражайте — я все равно поступлю так, как решил.
С минуту Соколиный Глаз молчал, остолбенело глядя на молодого человека. Но Дункан, который из уважения к опыту и заслугам разведчика до сих пор беспрекословно повиновался ему, теперь заговорил тоном старшего, да так повелительно, что противоречить ему оказалось немыслимо. Он заранее отмахнулся от всех возможных возражений и затем, уже более спокойно, продолжал:
— Вы можете изменить мою внешность — переодеть меня, даже раскрасить,— одним словом, превратить в кого угодно, хоть в шута...
— Разве такому, как я, подобает изменять внешность человека, созданного могучей дланью провидения?— недовольно буркнул разведчик.— Но, посылая войска в бой, вы, надеюсь, из предосторожности уславливаетесь хотя бы о сигналах и местах стоянок, чтобы те, кто сражается на вашей стороне, знали, где и когда они могут встретиться со своими?
— Послушайте,— перебил Дункан.— Вам уже известно от преданного спутника пленниц, что эти индейцы принадлежат к двум разным племенам, а может быть, и народам. У одних, тех, кого вы считаете ветвью делаваров, живет девушка, которую вы называете Темноволосой; младшая же ее сестра, несомненно, находится во власти наших врагов-гуронов, и выручать ее надлежит мне — по годам и по положению. Поэтому пока вы с вашими друзьями будете вести переговоры об освобождении старшей, я вызволю младшую или умру.