Горбовский - Марьяна Куприянова

Сдвинув брови на переносице, Лев Семенович выразительным взглядом посмотрел на троицу. Внешне он был более чем холоден, но внутри весь пылал от гнева. Эта девчонка… ее хотелось за шкирку выбросить вон, за порог, пнуть ногой, чтобы больше она никогда не смела сюда войти… Он заметил, что у него трясутся руки и дергается левая сторона лица.

– Гордеев и Гаев! – Горбовский властно повысил голос, – немедленно разойтись по рабочим местам! Хватит прохлаждаться! – он подождал, пока коллеги поймут, что сейчас его лучше послушаться, и добавил, – а Вы, Спицына, останьтесь.

У Марины сдавило в горле. Она замерла на месте, сцепив руки за спиной. Гордеев и Гаев помялись вначале, но, встретив суровый и бескомпромиссный взгляд коллеги, удалились из помещения. Горбовский остановился в метре от Марины.

– Ты хоть понимаешь, на что идешь?

– Даже лучше, чем Вы, – практикантка не упустила случая съязвить, чтобы еще больше разозлить ненавистного вирусолога.

– Даже так? – он поднял брови, скрестил руки на груди. – Думаешь, все знаешь. Ну я тебе устрою практику, м-мерзавка. Вылетишь отсюда, как пробка. Сама сбежишь.

– Посмотрим.

– Я тебя…

– Лев Семенович! – позвал со стороны входа Тойво.

Горбовский резко повернул голову, белый воротник халата откинулся набок, обнажив шею. Марине стал виден крупный выпуклый шрам в виде большой кляксы. Это было похоже на старый ожог.

– Что, Тойво?

– Вас зовет Юрек Андреевич.

– Подождет. Закрой дверь снаружи, – прорычал Горбовский.

Ли Кан, испугавшись, скрылся. Лев Семенович взглянул на Марину, как смотрят на надоедливую вещь, которую обязаны терпеть поблизости.

– Пшежень объяснил тебе твои обязанности?

– Так точно, – отчеканила Спицына.

– Забудь напрочь все, что он сказал, и слушай меня: ежедневно, без опозданий, ты появляешься здесь в девять утра. Будешь мыть полы и бегать по НИИ посыльной, ясно? Большего ты не заслуживаешь.

– Что?.. – девушка опешила.

– За нарушения будешь оставаться здесь сверхурочно. Работу я для тебя найду. С этого момента ты поступаешь в личное подчинение каждого ученого в нашем отделе, а это значит, ты должна выполнять любые поручения, которые на тебя возложат. О накоплении профессионального опыта можешь забыть, я тебя и близко к микроскопу не подпущу, – четко и ясно проговорил Горбовский, и, не дожидаясь реакции практикантки, стремительно вышел из помещения.

Полы халата развевались за ним, как шлейф. Едва он скрылся, Марина приложила ладонь к сердцу – оно выпрыгивало из груди.

Глава 11. Две новости

«Жизнь дает человеку три радости. Друга, любовь, работу. Каждая из этих радостей уже стоит многого. Но как редко они собираются вместе!»

Братья Стругацкие – «Стажеры»

Как бы Марине ни было противно, а фигура Горбовского в ее восприятии подвергалась все более тщательному анализу, причем неосознанному. Девушка не могла управлять этим процессом – он происходил сам по себе. Избежать его было невозможно, так как юная практикантка отныне должна была видеться с предметом ее подсознательного интереса каждый день.

С чувством тяжести на душе Спицына отслеживала градацию личного видения Горбовского, и эта градация, к ее сожалению, шла на повышение. Сначала девушка видела его лицо как мутное пятно, фигуру – как негнущуюся деревяшку. Затем, помнится, стала различать черты лица Льва Семеновича, цвет глаз, выражение во взгляде. А сейчас наступила стадия, когда Марина видела все, вплоть до ресниц, морщин и родинок. С Горбовского как будто слой за слоем смывался мутный налет, и каждый раз этот человек становился для Марины более ясным, более четким, более отличным от всех других. Она как будто разглядывала Горбовского в микроскоп.

После тяжелого разговора в виварии Марине было, мягко говоря, не по себе. Она весь оставшийся день ничего не ела, хотя и ощущала смутные позывы голода, и почти ничего не пила, хотя во рту все пересохло. Ее дух, такой амбициозный и пробивной, как будто бы отстранился на время от тела, оставив оболочку инертной и апатичной.

Гордеев и Гаев, потерпев неудачи при попытке выяснить, что случилось между Горбовским и Мариной, когда они остались наедине, решили развлечь погрустневшую девушку и устроили ей экскурсию по НИИ, чтобы похвастать ею перед коллегами. Не без гордости они повели Спицыну по смежным секциям, где все давно мечтали посмотреть на нее.

Несмотря на ажиотаж, вызванный ее появлением, Марина не ощущала почти никакой радости. Да, несомненно, она была в восторге от места, где ей предстоит работать, от людей, с которыми ей предстоит работать, и все здесь ей очень нравилось, и она ни о чем не жалела, но… в каждой бочке меда есть своя ложка дегтя. Среди множества хороших, умных, объективных людей, с которыми она познакомилась в тот день, ей предстояло терпеть одного-единственного самодура. А вместо того, чтобы набираться опыта на будущее и приобщаться к вирусологии, Марина должна будет протирать полы и курьером носиться по зданию. Бесподобная перспектива карьерного роста. Именно об этом она мечтала!

Так или иначе, а думать о Горбовском во время посещения других секций было бы грехом. Там было слишком интересно, чтобы позволять себе расстраиваться из-за вражды с кем-то. Марине показали множество интересных вещей, начиная новейшими бинокулярными микроскопами и ультрацентрифугами типа УЦП-65 и заканчивая шипастыми ящерицами с вживленными генами кактуса.

Девушка еще никогда не попадала в такое теплое общество, где каждый человек полон доброжелательности к другому, особенно к новичку. Ученые стремились показать и рассказать ей как можно больше, как будто видели ее первый и последний раз, но обязаны были передать ей все свои знания. Марину буквально разрывали на части, утаскивая в разные стороны, увлеченно объясняя суть своей новой статьи, проекта, научной работы. Все кружились вокруг нее, оживленные и возбужденные. Крамарь и Зиненко так распускали хвосты перед девушкой, что многие стали посмеиваться над ними. И, тем не менее, это была добрая усмешка. Ощущалась между этими людьми особенная аура, основанная на одинаковых интересах и одинаково сильной страсти к своей работе. Эта аура возвышалась над всем НИИ подобно полусфере и куполом накрывала здание. Марина была внутри, под куполом, и могла только восхищаться тем, как здесь все утроено и какие отношения здесь царят.

И чем больше Спицына тонула в бочке этого сладкого меда, тем горше становилась ложка дегтя, которую ей предстоит съедать ежедневно. После экскурсии она возвращалась в лабораторию не без дрожи в коленях. Пшежень ласково осведомился, как все прошло, а Гордеев с Гаевым пустились в пересказ, приукрашивая действия Крамаря и недвусмысленно намекая, что Марина Леонидовна уже завоевала чье-то сердце. К счастью, Горбовского в лаборатории не оказалось. Тойво тоже не было.

До трех часов Марина и Лев Семенович так и не пересекались больше, будто находились не в соседних помещениях, а в разных зданиях. Гордеев тайком позволял практикантке пользоваться микроскопом, вчетвером