Серый ангел - Валерий Иванович Елманов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чего стоила одна операция по ликвидации Хитрова рынка и Кулаковки, со всеми их подземными притонами в «Сухом овраге». Задействованы были, помимо полицейского руководства, аж два армейских полка, осуществлявших оцепление.
Причём многочисленных обитателей ночлежных домов и подвалов не просто шерстили, не оставив в них ни единого человека, но вдумчиво рассортировав по соответствующим категориям. Инвалид? В работный дом. Малолетка? В детский дом-интернат. Для матёрых рецидивистов гостеприимно распахнулись тяжёлые двери всех главных тюрем Москвы, включая Губернскую, Исправительную, Центральную пересыльную и даже Военную[7].
Судя по восторженным откликам газет, мероприятие удалось на славу. Один из журналистов почти в сталинском духе написал: «Жить стало лучше, жить стало спокойнее». И добавил, что такого покоя от преступного элемента Москва не знала даже в последнем довоенном году.
Одновременно с сортировкой уголовного народца принялись за благоустройство территорий. Капитальное. При этом оказалась полностью разрешена ещё одна проблема – безработица. Пока ряд фабрик продолжали стоять, их рабочим предложили потрудиться на гигантских стройках. Фронт работ оказался столь обширен, что местных даже не хватило – пришлось везти из близлежащих лагерей для военнопленных тысячи немцев, австрийцев и венгров.
Кроме того, Виталий не забыл своих разговоров со Щавельским, которые они не раз вели по пути в Москву. Особенно про церковных иерархов, кои государю не помощники. И другое его утверждение: в умелых руках церковь может стать весьма серьёзным союзником для светской власти.
Учитывая случившееся с патриархом Тихоном, получалось, что теперь протопресвитеру и карты в руки. Особенно с учётом того, что вместе с ним латыши увезли в Петроград и тех, кто должен был стать в случае чего местоблюстителем патриаршего престола. А это, по сути, трамплин, с которого, говоря спортивным языком, до верхней ступеньки пьедестала рукой подать. Оставалось на первых порах чуточку помочь Щавельскому стать «серебряным медалистом».
По счастью, хватая заложников, стрелки преимущественно хапали народ в рясах, а мирян особо не трогали. В том числе и избранных на Поместный собор. Даже если кое-кто из них находился в Москве.
Списки имелись, и потому Виталий, едва разобравшись с великими князьями, сразу, не жалея времени, объехал с визитами чуть ли не половину из них. После чего поставил перед уцелевшими архиереями, пребывавшими в полной растерянности, вопрос ребром. Мол, разумеется, светская власть приложит все усилия, дабы вызволить из узилища как патриарха, так и прочих заложников. Но пока они там, и неизвестно, сколько будут томиться. А оставлять в столь беспокойное время церковь без руководства – негоже. Отсюда вывод: надо избрать нового местоблюстителя. Кого? Ну-у, вам виднее, но сдаётся лучше протопресвитера Щавельского не сыскать.
Во-первых, тот на протяжении ряда лет успел на деле блистательно доказать свои превосходные организаторские качества.
Во-вторых, человек уже сейчас входит в Высший церковный совет.
В-третьих, является настолько авторитетной личностью, что в своё время его выдвинули в качестве одного из кандидатов на патриарший престол.
В-четвертых, он ныне избран ещё и в Регентский совет.
А в пятых, он уже с императором на короткой ноге. Равно как и с его сёстрами. Потому именно ему будет проще всего в ряде щекотливых вопросов отстоять интересы церкви, предварительно потолковав с государем в неофициальной обстановке.
Увы, но среди тех, с кем он беседовал, оказались и сторонники иных кандидатов. Скорее всего, кто-то из них исхитрился выйти с жалобой на вдовствующую императрицу. Дескать, возмущены столь явным нажимом властей и более чем красноречивыми подсказками. В конце концов, сейчас не прежние времена и церковь стала независима.
Мария Фёдоровна, как женщина умная и деликатная, напрямую отчитывать Голицына не стала. Однако с лукавой улыбкой заметила про некоего пострела, который успел добраться даже до церкви. Словом, везде поспел, кроме… выполнения обязанностей по своей основной должности. Произошло это буквально накануне дня рождения Марии.
А сейчас Виталий окончательно понял: откладывать далее своё посещение заседаний Особого совета нельзя. Ладно его недоброжелатели, но коль о том же самом заговорила союзница, каковой является вдовствующая императрица, значит, пришла пора. В конце концов ангелы – не страусы, и прятать голову в песок им негоже. Поэтому сразу после завтрака он подался в здание Сената, где заседали экономисты и финансисты.
Впрочем, настроение было бодрым. Уж больно его вдохновили последние слова Марии Фёдоровны, догнавшие Голицына у самых дверей.
– Кстати, я смотрю, вы своих снайперских достоинств отнюдь не утратили, по-прежнему без промаха бьёте. Только вместо мишеней по девичьим сердцам. Ох, проказник! – и обернувшийся Виталий подметил на её лице улыбку.
Намек был предельно ясен. На миг стало не по себе. Однако глаза Марии Федоровны в колючки не превратились – уже хорошо. Да и улыбалась она хоть и лукаво, но без тени насмешки. Скорее, доброжелательно и даже как бы не… поощрительно.
Уф-ф! От души отлегло. Одно дело, когда предупреждают о том, что знают твою тайну и выдают увесистую добавку: «Не сметь!» А коль ее нет…
Кто знает, может из вдовствующей императрицы и в этом вопросе тайная союзница получится, если дело дойдет до объяснений и встанут на дыбки старшие сестры.
Глава 7
Переход к колхозам, или замкнутый круг
– Полагаю, мы с вами сработаемся, – с наигранной бодростью заявил Голицын Александру Васильевичу Кривошеину. И с ходу ринулся в лихую атаку, осведомившись: – Какие сложности?
Судя по слегка приунывшему лицу председателя комитета по экономике, то бишь одному из заместителей Виталия, было заметно, что тот в глубине души сам рассчитывал возглавить Особый совет. Особенно с учетом неявки Голицына ни на одно заседание.
Пришлось подсластить пилюлю, утешив его уверением, что в сугубо специфичные вопросы Виталий лезть не собирается. Зато обязуется воплотить в императорский указ любую полезную для страны инициативу. Разумеется, если Кривошеин или председатель финансового комитета Николай Николаевич Покровский предварительно смогут убедить его в её важности.
– Как раз об этом кое-кто хотел с вами переговорить, – внезапно оживился Кривошеин, и с лёгким упрёком в голосе добавил: – Который день вас дожидаются, – и он повернулся в сторону группы молодых, каждому лет по тридцать, не больше, людей, давая им знак подойти поближе.
Те, радостно оживившись, ринулись к Виталию и принялись первым делом торопливо выкладывать перед ним на стол целую груду документов. Голицын поинтересовался, что это такое, и получил ошеломительный ответ. Дескать, по сути перед ним готовая программа возрождения и дальнейшего развития сельского хозяйства.
Когда прозвучала фамилия заговорившего первым, Голицын насторожился,