Раны заживают медленно. Записки штабного офицера - Илларион Толконюк

Мое служебное положение, возраст и неискушенность в военно-стратегическом плане не позволяли знать святая святых Генерального штаба – плана ведения будущей войны, замысла первых операций, расстановки сил и т. п. И все же у меня, оперативного работника окружного аппарата, прочитавшего немало трудов по военной истории, не могло не сложиться определенного умозаключения о вероятном плане первого периода надвигавшейся войны.

Исходя из принятой у нас в то время военной доктрины и учитывая миролюбивую политику нашего государства, я представлял план действий следующим образом. Агрессор, нанеся удар первым, может на определенных направлениях вклиниться на нашу территорию на ту или иную глубину: это, видимо, неизбежно и должно быть предусмотрено планом. Создав заранее зону прикрытия в приграничной полосе, наше командование наверняка рассчитывает, ведя сдерживающие бои в этой зоне выделенными для этой цели войсками, выиграть потребное время, определить группировки вражеских войск и направления их главных ударов, остановить вторжение на заранее подготовленном рубеже. Одновременно создаст ударные группировки в предусмотренных планом районах и перейдет в наступление, охватывая с флангов силы противника и глубоко проникая в его расположение, переносит действия на его территорию, отсекает их и уничтожает. Временно потерянные районы освобождаются, и война ведется до победного конца на территории агрессора. Важно не удержать во что бы то ни стало всю местность, а разгромить группировки вражеских войск, тогда территория придет сама по себе. Так, если выразить в нескольких словах, мне представлялось наше военное будущее.

И меня не страшила война. Тревожило только одно: смогу ли с честью и достоинством справиться с возлагаемой на меня задачей. Я был морально готов на любые испытания, лишь бы не ударить лицом в грязь. Я сознавал, что победа зависит от каждого из нас, воинов Красной армии, и всех, вместе взятых; свою долю в победу должен внести каждый красноармеец и каждый командир и политработник, проявляя на практике готовность умереть за Родину, за партию, за коммунизм. Этого от нас будут ждать партия и правительство, народ, родные и близкие. Такими были мои размышления в пути. С ними я прибыл в штаб округа к месту службы. Они четкой гранью ложились между прошлым и будущим. Академический курс остался позади, и наступала практическая живая работа в войсках накануне военных событий.

Представляюсь и. о. начальника оперативного отдела штаба округа полковнику Ивану Ивановичу Воробьеву в связи с окончанием академии и прибытием к месту службы. Он повертел в руках диплом и тепло меня поздравил. Рассказ о приеме в Кремле и выступлении И.В. Сталина вызвал у полковника живой интерес.

– Ну и какой же вывод? Будет война? Нападут на нас немцы? – в упор поставил вопросы полковник после короткого раздумья.

– На приеме об этом прямо сказано не было, но по всему видно, что дело идет к тому.

– Сводки Генерального штаба подробно освещают концентрацию германских войск вблизи нашей западной границы. Вряд ли это подходящее место для отдыха, как сообщают газеты, – как бы про себя проговорил Воробьев. – Мы тут кое-что делаем по подготовке округа на случай чрезвычайных обстоятельств. Но мы далеко от границы, округ наш внутренний, и по нему судить что-либо трудно. Вы ехали поездом. Ничего не замечали особенного на железных дорогах? Я имею в виду воинские эшелоны, – допытывался опытный и неплохо информированный оператор.

– Ничего не приметил, все как обычно.

– Плохо смотрели. Оператор должен видеть и то, что другие не замечают. Эшелоны с войсками идут на запад почти непрерывно. Мы тоже скоро начнем погрузку войск. Готовьтесь к напряженной работе. Я доложу о вашем рассказе по команде, – сказал полковник и вышел.

Пришлось много ходить от одного начальника к другому и рассказывать, побывал почти у всех прямых и непрямых начальников. Меня слушали затаив дыхание и ставили вопросы, на которые я ответить не мог, оправдываясь тем, что пересказываю только слышанное.

Командующему округом И.С. Коневу представиться и доложить не пришлось. В штабе он бывал редко, больше мотался по дивизиям и учебным лагерям. Начальник штаба генерал-майор П.Н. Рубцов обещал доложить о моем рассказе командующему со всеми подробностями.

Меня включили в группу по проверке боевой готовности войск. Дивизиям объявлялась боевая тревога с выводом в районы сосредоточения, проводились с ними учения и занятия, в том числе отрабатывалась погрузка в железнодорожные эшелоны.

Присматриваясь к действиям командиров, штабов и войск, к выявлявшимся недостаткам, я пытался представить себе, как эти боевые организмы будут функционировать в бою, какие последствия могут на деле иметь отмечаемые недостатки, хватит ли времени на их устранение. Мы проводили в войсках буквально дни и ночи.

Дивизии первой очереди уже были развернуты до штатов военного времени, впитав в себя большое количество личного состава, призванного из запаса – разных возрастов и с разной подготовкой. Боевому сколачиванию частей и подразделений придавалось особое значение. Но не всегда дело шло гладко, многое еще надо было сделать.

Припоминается такой случай. Один из полков 38-й стрелковой дивизии, дислоцировавшийся в Ростове, после напряженного тактического учения в середине дня возвращался в город пешим порядком. Жара и духота отбирали у людей последние силы. Бойцы и оружие покрылись слоем едкой пыли, заполнявшей воздух и долго не оседавшей. Гимнастерки пропитались солью от обильного пота и торчали, как жестяные. Вместе с командиром полка полковником Ф.И. Грызловым мы ехали верхом на лошадях, наблюдая за маршем. Наше внимание привлекло грубое нарушение воинской дисциплины и порядка. Одна из батальонных колонн, проходя мимо стоявшего у дороги, по-видимому испорченного и оставленного в поле комбайна, нарушив строй, смешалась и бросилась к нему. Солдаты, отталкивая друг друга, хватали пригоршнями и с жадностью пили застоявшуюся в комбайне протухшую дождевую воду. Командир полка, смущаясь меня, как представителя высшего штаба, попытался навести порядок и построить людей. Это ему не удалось, ни строгие команды, ни окрики никакого воздействия не возымели. Рядовые и младшие командиры, да и некоторые командиры взводов, призванные из запаса, явно уклоняясь от выполнения команды построиться, беспорядочно побрели полем по направлению к городу, стремясь самостоятельно, без строя, добраться до военного городка.

На мои замечания о том, что личный состав полка не натренирован переносить физические тяготы и трудности, вызванные усталостью и жарой, и что наблюдаемое явление недопустимо, полковник Грызлов стал оправдываться тем, что люди недавно призваны из запаса и еще не усвоили требований военной службы. Кадровые красноармейцы такого себе не позволят, утверждал он, хотя среди нарушителей порядка были и кадровые солдаты, и младшие командиры.

В штабе я доложил об этом неприятном эпизоде командующему, принимавшему доклады от каждого посредника. Генерал принял мой доклад близко к сердцу и назначил расследование. Крутой характером и бывалый военачальник посчитал случившееся плохим сигналом, говорящим о том, что командиры легко теряют управление подчиненными, усмотрел прямое коллективное неповиновение, что недопустимо. Указанный случай, как явление крайне отрицательное, командующий неоднократно упоминал на разборах учений и проверок.

Как-то вызвал меня полковник Воробьев и поручил разработать план проведения армейского учения на тему «Марш-маневр общевойсковой армии на большое расстояние».

– Вы только что окончили академию, вам и карты в руки, – с улыбкой заметил он, не разъясняя подробно смысла задания.

Ушел я в растерянности. Как составить разработку такого учения, я толком не знал, но признаться не решился. С досадой вспомнилось, что подобной задачи в академии мы не решали. «Учили тому, что нужно на войне, – передразнил я выступавшего в Кремле генерала Смирнова, – прав был товарищ Сталин, упрекнувший докладчика».

Подобрав комплект топографических карт и покопавшись в секретной библиотеке, я обнаружил книжку генерала Исаева, изданную Академией Генерального штаба, с точно таким названием, как и моя тема. Заполучив, как говорится, первоисточник, скрываясь от постороннего глаза в запертом изнутри кабинете, за несколько ночей я изучил этот выручивший меня полезный труд. Все стало ясно, и я взялся за работу. Долго мучился с расстановкой дивизий на карте: никак не мог расположить их с учетом всех уставных требований. Местность казалась совсем не подходящей для размещения войск: дорог мало, естественная маскировка скудная, водоисточников недостаточно, сеть проводных линий связи мизерная, выходы к станциям погрузки тяжелой техники в эшелоны неудобны…