Грузинские романтики - Александр Чавчавадзе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ГИАЦИНТ И СТРАННИК
СтранникГиацинт, где былая яркость твоя?День ли, ночь — всё пред ней забывалось на свете.Где поляну дурманившая струяАромата, которым дышали соцветья?
ГиацинтЯ один. Я покинул родные края.В мае там соловьи. Как в руках чародея,Возвращается к жизни вся наша семья.Всё в красе, всё в цвету. Только я сиротеюИ в своем заточении, в оранжерееНе услышу певца своего — соловья.
СтранникРазве ты ничего не нашел тут взамен?Жить внутри безопаснее ведь, чем снаружи.Здесь тебя не достанут средь роскоши стенНи палящее солнце, ни зимняя стужа.
ГиацинтЧто мне золото и серебро богача?С мертвым воздухом комнат мне нечем делиться.Ни росы по утрам, ни журчанья ключа,Ничего нет хорошего в этой теплице,И нельзя за плющом мне от солнца укрытьсяВетерку шаловливые речи шепча.
СтранникТы не прав. А припомни суровую зиму.Ты, наверное, был бы морозом побит.А теперь пусть метели проносятся мимо,—Ты от снега рукой человека укрыт.
ГиацинтМилый странник, на свете всему свое время,Я умру и ожить не сумею в плену.А на воле зимою цветочное племяЛишь на время разлуки отходит ко сну.Как ликуют, проснувшись, зеленые семьи,Когда ласточки оповестят про весну!Только я не смогу пробудиться со всеми,На небесную синюю ширь не взгляну.
СтранникГиацинт, ты напомнил другой мне цветок.Тот цветок — мой еще не изведанный жребийОн нуждается тоже в приволье и в небе.Или, может быть, поздно и он уж поблек?
1842«Как змеи, локоны твои распались…»
Как змеи, локоны твои распалисьПо ниве счастья, по твоей груди,Мои глаза от страсти разбежались.Скорей оправь прическу! Пощади.
Когда же ветер, овевая ниву,Заматывает локоны в клубки,Я тотчас же в своей тоске ревнивойТебя ревную к ветру по-мужски.
1842«Мужское отрезвленье — не измена…»
Мужское отрезвленье — не измена.Красавицы, как вы ни хороши,Очарованье внешности мгновенно,Краса лица — не красота души.
Печать красы, как всякий отпечаток,Когда-нибудь сотрется и сойдет,Со стороны мужчины недостаток:Любить не сущность, а ее налет.
Природа красоты — иного корняИ вся насквозь божественна до дна,И к этой красоте, как к силе горней,В нас вечная любовь заронена.
Та красота сквозит в душевном строеИ никогда не может стать стара.Навек блаженны любящие двое,Кто живы силами ее добра.
Лишь между ними чувством всё согрето,И если есть на свете рай земной —Он во взаимной преданности этой,В бессмертной этой красоте двойной.
1842МОГИЛА ЦАРЯ ИРАКЛИЯ
Князю М. П. Баратаеву
Перед твоей могильною плитой,Седой герой, склоняю я колени.О, если б мог ты нынешней поройВзглянуть на Грузию, свое творенье!
Как оправдалось то, что ты предрекПред смертию стране осиротелой!Плоды тех мыслей созревают в срок.Твои заветы превратились в дело.
Изгнанников теперешний возвратОказывает родине услугу.Они назад с познаньями спешат,Льды Севера расплавив сердцем Юга.
Под нашим небом эти семенаДают тысячекратный плод с десятка.Где меч царил в былые времена,Видна рука гражданского порядка.
Каспийское и Черное моря —Уже нам не угроза. Наши братья,Былых врагов между собой миря,Из-за границы к нам плывут в объятья.
Покойся сном, прославленный герой!Твои предвиденья сбылись сторицей,Мир тени царственной твоей святой,Твоей из слез воздвигнутой гробнице.
1842НАДПИСЬ НА АЗАРПЕШЕ КНЯЗЯ БАРАТАЕВА
Сладость нальешь —Радость найдешь.Пей на здоровье.
1842ЗЛОБНЫЙ ДУХ
Кто навязал тебя мне, супостата,Куда ты заведешь меня, вожак?Что сделал ты с моей душой, проклятый!Что с верою моею сделал, враг?
Ты это ли мне обещал вначале,Когда ты обольщал меня, смутьян?Твой вольный мир блаженства без печали,Твой рай, суленный столько раз, — обман.
Где эти обещанья все? Поведай!И как могли нежданно ослабетьИ уж не действуют твои беседы?Где это всё? Где это всё? Ответь!
Будь проклят день, когда твоим обетамПожертвовал я сердца чистотой,В чаду страстей, тобою подогретом,И в вихре выдумки твоей пустой.
Уйди и скройся, искуситель лживый!По милости твоей мне свет не мил,Ты в цвете лет растлил души порывы.О, горе тем, кого ты соблазнил!
1843«Вытру слезы средь самого пыла…»
Вытру слезы средь самого пылаИ богине своей, и врагу.Пламя сердца, как ладан кадила,Не щадя своих сил, разожгу.
Светозарность ее мне на горе,В нем она неповинна сама.Я премудрость ловлю в ее взореИ схожу от восторга с ума.
Как ей не поклоняться с любовью?Красоте ее имени нет.Только ради ее славословьяЯ оставлю в поэзии след.
1843ЧИНАРА
На берегу могучая чинараНад кручею раскинулась шатром —Тенистое убежище от жара,Приют полураздумий-полудрем.
Шумит Кура, чинару в колыбелиКачает ветер, шелестит листва.Едва ли это шум без цели:В нем слышатся какие-то слова.
Как любящий возлюбленную, яроЦелует корни дерева Кура,Но горделиво высится чинара,Чуть-чуть качая головой шатра.
Повеет ветер — и одною дрожьюЗабьются и чинара и река.Как будто всё у них одно и то же,Одна и та же тайна и тоска.
1844«Осенний ветер у меня в саду…»
Осенний ветер у меня в садуСломал нежнейший из цветов на грядке,И я никак в сознанье не приду,Тоска в душе, и мысли в беспорядке.
Тоска не только в том, что он в грязи,А был мне чем-то непонятным дорог, —Шаг осени услышал я вблизи,Отцветшей жизни помертвелый шорох.
<1845>«Ты самое большое чудо божье…»
Ты самое большое чудо божье.Так не губи меня красой своей.Родителям я в мире всех дороже —У нас в семье нет больше сыновей.
Я человек простой и немудрящий.Подруга — бурка мне, а брат — кинжал.Но будь со мною ты — в дремучей чащеМне б целый мир с тобой принадлежал.
10 января 1845СУДЬБА ГРУЗИИ
Поэма
Посвящение кахетинцамКахетинцам, истинным грузинам,Маленького Каха землякам,Эта речь о времени старинном,О царе, навеки близком нам.
Образ гордости и славы нашей,Как он видится мне самому,Посвящаю вашему бесстрашью,Жизнерадостности и уму.
И когда у вас заходят чашиИ раздастся величаний громНа торжественной пирушке вашей,Помяните автора добром.
Часть первая«Господи, спаси и дай победу!Свой народ тебе я предаю,Ты ведь знаешь сам, какие бедыОбступили Грузию твою.Господи, враги неисчислимы.Помоги нам, Боже, в эти дни.Пронеси свой гнев Господень мимо,Грузию спаси и сохрани», —
Так молился в лагерной палаткеЦарь Ираклий, рвением горя.Были жарки накануне схваткиСлезы сокрушенного царя.На Крцаниси для отпора шахуСтало войско твердою ногой.Здесь придется МаленькомуКаху Силами помериться с Агой.
С юга показались персияне.Небо в эти страшные часыИзливало на поле сияньеВ блеске всей полуденной красы.Царь сказал: «Гляди, моя дружина,Как заносчив нечестивый враг.Слушай, воинство мое! Грузины,Судьбы Грузии у вас в руках.Отдадим ей всё, что только можно.Я надел, как вы, простой доспех.Ныне выяснится непреложно,Кто отчизну любит больше всех».— «Счастье, — отвечало войско хором, —Что ты сам здоров и невредим.Стыд робеть таким волкам матерымС бравым предводителем таким!Только ты живи и долгоденствуй.За тебя отрадно умереть:Что нам враг, когда для нас блаженствоЗнать тебя в живых и лицезреть».Царь был рад ответу ополченья.Тут его любили, как отца.Трубы затрубили наступленье.Встрепенулись ратников сердца.Кто, заслышав эти переливы,Не захочет броситься вперед?!В чьей душе, и в самой боязливой,Звук трубы отваги не зажжет?Разгорелся жаркий бой. ГрузиныРинулись на персов, словно львы.Кровь ручьями хлынула в низиныИ в Куру чрез луговые рвы.Обе стороны схватились близко,Бьются и не замечают ран.Тут весь цвет страны — Тамаз Энисский,Тут и Абашидзе Иоанн.Не слабеет общая решимость,Царь — живой прообраз храбреца.Несмотря на их неустрашимость,Бой в разгаре, не видать конца.Шапки вмиг надвинули грузины,Взяли шашки, свистнули клинки,И врубились хваткою стариннойВ построенье вражье смельчаки.
Ночь границу положила бою.У грузин бесспорный перевес.Царь Ираклий посмотрел вдоль строя.Временный восторг его исчез.Он уже не рад своей победе.Юношам убитым нет числа.Сколько неутешных слез в наследьеЭта битва близким принесла!Их могил уже мы не застанем,Имена рассеяны их в прах.
Памятника нет с напоминаньемО святых и славных их делах.Тишина скрывает эти тени.Спите мирно, тени! Всё равноСлух о вас лелеет провиденье.Вам истлеть бесследно не дано.Вечно живо, цело и сохранно,Что в веках оставило печать,И, покамест не забудут хана,В Грузии вас будут вспоминать.
Царь сказал начальникам: «Нас мало.Надобно врага предупредить:Запереться в крепость НарикалуИ ее поспешно укрепить.Здесь у хана мы как на ладони,За стеной же, на крутой скале,Он поверит, что — при всем уроне —Мы еще в значительном числе.Поговорка есть для обихода:„Силу хитрость может превозмочь“».Согласились с этим воеводыИ ушли в Тбилиси в ту же ночь.
Утром были жители в унынье.Город весь окутывал туман.К Нарикале, крепостной твердыне,Подступил с утра Магомет-хан.Без успеха трое суток срядуБила стены грозная орда.Хан уж снял бы, может быть, осаду,Если бы не новая беда.Хоть никто не ждал ее отсюда,Но пришла измена в их среду,И, к стыду, их собственный ИудаПредал их за небольшую мзду.
Царь хотел, открытием взбешенный,Вылазкой отбросить персиян,Чтоб поправить часть того урона,Что нанес предателя обман.Но уже последствия изменыОбрекали дело на тщету.Дожидаясь сдавшихся, надменноХан стоял на крепостном мосту.Чуть ворвавшись в крепости пределы,Он искал по всем углам того,Кто отсрочивал ему так смелоИ так долго это торжество.А того уж поминай как звали.Царский конь был силен и ретив.Царь Ираклий был на перевале,Честь победы персам сократив.
Часть втораяШумную Арагву с двух сторонСтиснули стеной лесистой горы.Шум Арагвы удесятеренШумом их немолчного повтора.Чудные Арагвы берега!Яркие луга, деревьев шелест!В Грузии кому не дорогаВаша зеленеющая прелесть!В этом месте едущий верхом,Как бы ни спешил, с коня соскочит.Горло освежит себе глотком,Чуть подремлет, лоб водою смочит.И, хотя б потом он опоздал,Он не опечалится у цели,Что дорогой небольшой привалСделал средь цветущего ущелья.Солнце заходящее горитСредь раскинувшегося простора.На открывшийся волшебный видИз шатра царь смотрит с косогора.В даль вперив в рассеянности взглядИ в руках перебирая четки,Наблюдал Ираклий, как закатДогорает в этот миг короткий.Рядом был советник Соломон.Он стоял, глазами дали меря.Кто о нем не слышал! ИспоконЗаслужил он у царя доверье.
Долго ничего не говоря,Любовался царь игрой потока,Вдруг, смешавши зерна янтаря,Он проговорил, вздохнув глубоко:«Соломон, тебе наперечетВедомы народные страданья,Строй моей души и мыслей ход,Нынешнего царства состоянье.Долго я вначале был одинИ ловил кругом косые взоры.Я любви не встретил у грузинИ ни в ком не находил опоры.И теперь, когда мечта мояОкупает прежние усилья,Что преподнесли мне сыновьяИ кому при этом угодили?
Хан отведал крови, как палач,И угомонился только внешне.У него от наших неудачПоложенье с каждым днем успешней.Для лезгин настал желанный миг.Только этого и ждут османы.Грузию средь княжеских интригРаздерут на части басурманы.Как я ни бодрись в свои лета,Силы главные мои иссякли.Маленькому Каху — не четаТвой седой теперешний Ираклий.Сам скажи: кому из сыновейМне в такие дни престол оставить?Дальше будет только тяжелей.Ну, так кто страною будет править?Где же выход? Подскажи исход!Вот решенья самые простые:Русские — прославленный народ,И великодушен царь России.С ним давно уже у нас союз.С ним меня сближает православье.Кажется, я передать решусьВласть над Грузией его державе».
Несколько мгновений СоломонСобеседника глазами мерил.Он был этим всем ошеломленИ еще своим ушам не верил.Но затем воскликнул: «Господин!Дай тебе Создатель долголетья.Берегись, чтоб только до грузинНе дошли предположенья эти.Что стряслось такого до сих пор,Чтоб отказываться от свободы?Кто тебе сказал, что русский дворСчастье даст грузинскому народу?Что единство веры, если нравТак различен в навыках обоих?Русским в подчинение попав,Как мы будем жить в своих устоях?Сколько пропадет людей в тениОт разлада с чувствами своими?Не спеши, Ираклий, сохраниПо себе нетронутое имя.Жизнь, пока ты жив, идет на лад,А умрешь — тебе какое дело,Как поправит рухнувший укладБудущий правитель неумелый?»
«Это мне известно самому, —Отвечал Ираклий, — в том нет спору.И, однако, что я предприму?Где народу отыщу опору?Я сужу ведь не как властелин,Льющий кровь, чтоб дни свои прославить.Я хочу, как добрый семьянин,Дом с детьми устроенный оставить.Для страны задача тяжела —День за днем всегда вести сраженья,Сам ты убедился, сколько злаПринесло нам это пораженье.Хорошо еще, что Мамед-ханТолько главный город наш разграбилИ по деревням средь поселянМеру зверства своего ослабил.Требуется некий перелом.Надо дать грузинам отдышаться.Только у России под крыломМожно будет с персами сквитаться.Лишь под покровительством у нейКончатся гоненья и обидыИ за упокой родных тенейБудут совершаться панихиды».Не стерпел советник. «Господин, —Молвил он, — твой план ни с чем не сходен.Презирает трудности грузинДо тех пор, покамест он свободен».— «Верно, Соломон. Но сам скажи:Много ли поможет это свойство,Если под угрозой рубежиВ эту пору общего расстройства?Я готов молчать, но не забудь,Я предсказываю, в дни лихиеСам повторишь ты когда-нибудь:„Будущее Грузии — в России“».
Так советник со своим царемС болью судьбы Грузии решали.А в ущелье далеко кругомЖили люди тою же печалью.В это время поднялась луна.Царь взглянул. Ночное небо в звездах.Ширь Арагвы бороздит волна,И еще свежее горный воздух.Защемило сердце у царя.Вспомнил он те времена со стоном,Когда, власти в царстве не беря,Он владел лишь кахетинским троном.Юный, беззаботный, в цвете сил,Вызывая в людях обожанье,Он всегда в те годы выходилПобедителем из испытаний.Он сказал, от прошлого вполнеБудучи не в силах отрешиться:«Соломон, пора спуститься мнеВ нашу разоренную столицу.Но пред этим я б хотел хоть разПобывать в Кахетии родимой,Какова узнать она сейчас,Чем живет, какой нуждой томима?Ей моя забота и любовь.Ты ж, пожалуйста, не поленися,Всё для въезда в город приготовь».И советник выехал в Тбилиси.
Утром он на следующий деньЕхал через Ксанское ущелье.Он свою семью под эту сеньПоселил в тревожные недели,И естественно, что он с тропыЗавернуть решил к своим домашним.Направляя к ним свои стопы,Думал он о вечере вчерашнем:«Слава, Господи, путям твоим,Одному ты вверил власть над краем.Дурень и мудрец равны пред ним,И его приказ непререкаем.Как игральной костью, мы даем,Царь, тебе играть своею долей,Но не с тем, чтоб отдавать в заемВ третьи руки нашу жизнь и волю.Пользуйся свободой для себя,Возвышай нас и к величью двигай,Но, правами злоупотребя,Не передавай в чужое иго.Может, случай с крепостью привелДо того царя в ожесточенье,Что виной предателя он золИ на остальное населенье?Но Ираклий знает, как любимВ Грузии он от низов до знати.Почему ж он сделался другимИ переменил свои понятья?Но как знать? Возможно, лишь емуВидимо вполне, что краю надо.И доступное его умуНе открыто для простого взгляда?»В этих мыслях к дому подскакалНаш советник по двору и лугуИ на галерее увидалСофью, верную свою супругу.Выбежав навстречу до углаИ обнявшись с мужем у ограды,На его лице она прочлаСлед заботы с первого же взгляда.«Что с царем?» — она спросила, вдругУгадавши, чем советник болен.«Кажется, грузинами, мой другСофья, наш Ираклий недоволен.Он молчит и хмурится. ХотяЭто спорно, я такого мненья:Он нас всех намерен не шутяНаказать за неповиновенье.Кажется, он русскому царюС Грузией отдастся под защиту.То-то будет время, посмотрю!Вкруг грузинок — франты, волокиты!В Петербурге чем не благодать?В государе вы отца найдете,В государыне — вторую мать.Жизнь начнется в холе и почете.Роскошь, просвещенная среда,Развлеченья, пышные палатыВас забыть заставят без трудаЛязг оружья, войны и утраты.Рядом будут люди вам под стать.И средь образованного барстваКто опять захочет увидатьГрузии истерзанное царство?»
«Пусть умру я раньше, чем пойдуДомогаться счастья на чужбину.Изменив родимому гнезду,Я вдали иссохну от кручины.Можно ли к немилому жильюДушу привязать отделкой редкой?Голая свобода соловьюВсё ж милей, чем золотая клетка.Стоят ли богатство и почет,Чтоб лишаться ради них свободы?!Дома загрустится от забот —Есть с кем обсудить свои невзгоды.Разве так заманчивы местаУ царя чужого и царицы?И у нас есть царская чета —Ею следовало бы гордиться».
Думал ли советник, что средь бедБудет сердце женское так твердо?Крепко обнял он жену в ответ,Радуясь ее словам и гордый.Женщины былого, слава вам!Отчего, святые героини,Ни одна из женщин больше намВас напомнить не способна ныне!Стынет в женщинах душевный пыл.Без него теплей в столичной шубе.Ветер севера оледенилВ жилах их следы отчизнолюбья.Что им там до братьев, до сестер?Им бы только жизнью наслаждаться.Грузия? Грузины? Что за вздор!Разве важно, как им называться?
Царь стоял и слезы проливалНад тбилисской страшною картиной.Он нашел обломки стен, развал,Дым пожарищ, кругозор пустынный,Он нигде не встретил ни души,Лишь, как горький ропот, то и делоРаздавался плеск Куры в тиши.Лишь она от персов уцелела.Вновь в Тбилиси двинулся народ,Услыхав, что царь опять в столице.Частью вновь отстроясь, в свой чередГород уж не мог восстановиться.Мирно годы отдыха прошли.Вновь Ираклий ощутил желаньеВынуть меч за горести земли,Персам и лезгинам в воздаянье.Было в старости ему даноНа османов вновь обрушить силы,Но всё было раньше решено,Ибо сердце царское давноТвердо судьбы Грузии решило.
1839 ТбилисиВахтанг Орбелиани
