Дверь в чужую осень (сборник) - Александр Бушков

Я перевел дух, выругался семиэтажно, сказал:

— Так и заикой остаться недолго…

— Да ладно, — сказал Паша без тени раскаяния. — Никто заикой не стал, даже Леха с Петькой и Галим, когда на нее первыми наткнулись. Эффектно, а, согласись? Такого в цирке не покажут… Еще раз полюбуешься, или пойдем выпьем?

— Пойдем выпьем, — сердито сказал я. — Было бы на что любоваться…

Пока шли назад до столовой, ошеломление схлынуло, но не сказать чтобы совершенно целиком. Действительно, диковина, человек со слабыми нервишками и в штаны наделать мог — за что я бы, пожалуй, смеяться над ним не стал…

Расселись за столом, я себе набуровил в рюмку до краев недурственного австрийского коньячка и дернул одним глотком. Не закусывал. Отметил с радостью: а пальчики-то не трясутся нисколечко, и мурашки по спине больше не ползают — а ведь в первые секунды, когда меня к стене отнесло, мурашки имели место быть, что уж там…

— Как вы на… это вот наткнулись? — спросил я, когда коньяк приятной теплотой прошелся по желудку.

— Говорил же, ординарцы замок сковырнули, — ответил Паша. — Подошли близко, тут она и объявилась во всей красе. Молодцы, ребята бывалые — не драпанули оттуда, благим матом не орали, даже стрелять не пробовали. Никто из нас не пытался, ее, по-моему, и пуля не возьмет, это же камень. Выщербину сделает, и все. Короче, они собрались с духом, еще раз попробовали, как я только что при тебе. Потом пришли и доложили.

— Это когда было?

— Недели две назад, когда заселялись.

— Мать вашу, — сказал я. — Вы с этим две недели живете?

— А что не жить? — пожал плечами Паша. — Она ж, по большому счету, безвредная. Торчит на одном и том же месте, пока не подойдешь, не высунется. В доме за все время не случалось ничего… такого. Подумаешь, рожа в стене…

— И что, ничего выяснить не пробовали?

— Как это не пробовали? — фыркнул Хацкевич. — Обижаешь. Все мы тут люди любопытные, да когда вдобавок такой вот феномен… Короче, обстоит следующим образом. Руками мы ее, конечно, не трогали, она вроде бы мирная, но кто там знает, что у нее на уме, возьмет, да и руку оттяпает. Потыкали длинной палкой в рожу — никаких особенных эмоций, не похоже, чтобы сердилась. Сунули палку в рот — языком вытолкнула, и все. Кидали ей в пасть котлету — выплюнула. Принесли котенка приблудного, во дворе ходил, в пасть ей — тоже выплюнула, так что остался он живой и здоровый. И сейчас у нас живет, дрыхнет где-нибудь — отъелся на советских харчах. Больше ничего нам и в голову не приходит. Стрелять мы по ней не стали — а смыслу-то? Да, когда палкой по ней постукивали, звук шел, как от натурального камня. Что тут еще придумаешь? Может, у тебя идеи есть?

— Нет у меня никаких идей, — сказал я сердито, — Ничего толкового на ум не приходит…

— Вот видишь… И нам тоже. Да вдобавок мы не в отпуске, на службу ходим исправно. В общем, притерпелись как-то, даже наскучило — всегда одно и то же, ничего нового. Впечатление такое, что она нас видит. Но какие выводы из этого факта сделать, я решительно не представляю…

— Через неделю все же не вытерпели, — сказа. и Паша. — Позвали особиста, Мальгинова, ты его хорошо помнить должен.

Я помнил. Мужик толковый и не вредный, в общем.

— И что?

— А ничего, — фыркнул Паша. — Всего мы ему сначала не говорили, просто сообщили, что в подвале у нас имеется нечто странное и непонятное. Пришел он, подошел к стене, рожа объявилась… — Он засмеялся. — Мужик, в общем, держался молодцом, сначала, как ты — да и все мы, грешные — шарахнулся, потом взял себя в руки, еще раз подошел. Мы ему рассказали, что успели сделать, спросили, нет ли у него идей. Не было, как у тебя сейчас нет. Попросил выпить, хватанул полстакана коньячку, посидел, покурил, подумал. И говорит: по его линии тут ничего не усматривается и наверх он ничего докладывать не будет — боится, начальство решит, что у него либо белая горячка, либо мозги встали набекрень… — Он поморщился. — Мы, кстати, по тем же причинам никуда докладывать не стали. Хоть и есть восемь свидетелей, включая тебя с Мальгиновым, нужно еще как-то начальство уговорить, чтобы оно самолично пришло и посмотрело… — и не без ехидства прищурился: — Вот ты у себя в дивизии возьмешься доложить?

— И браться не буду, — недолго думая, сказал я, — У вас начальство под боком, по крайней мере, а до моего тридцать верст пилить. Еще труднее будет уговорить к вам поехать. Прав Мальгинов: подумают на белую горячку или психическое расстройство… Доказательство бы какое-нибудь, наглядное, только где ж его возьмешь… Ага! А если ее сфотографировать?

— Догадались уже, — сказал Паша чуть мрачновато. — Только не мы, а Мальгинов. Похоже, крепенько его заусило, вот и повел расследование частным порядком, как Шерлок Холмс. Принес «лейку», вспышку, три раза сфотографировал рожу — каждый раз кто-нибудь из нас становился на должной дистанции, в сторонке, для большей наглядности и убедительности… — Он махнул рукой и стал разливать по рюмкам, к полному одобрению общественности.

— Что, не вышло снимков? — спросил я с любопытством. — Пленка засветилась?

— Да нет, — сказал Паша. — Все три раза вы ходили отличные снимки, четкие, нормальные. Вот только на всех — только мы трое и ничем не примечательная стена… Вот так вот.

Он рассказал, что этим дело не ограничилось действительно, — если Мальгинова заусит… Волком вгрызается в работу. Под благовидным предлогом поехал за сорок верст в городок побольше, со столь же заковыристым длинным названием, как наш Городок, переводя на наши термины, был австрийским областным центром. Мальгинов рассуждал резонно: немцы — педанты и аккуратисты, везде, где у них сохранились архивы, они содержатся в безукоризненном порядке и охватывают многие столетия. А тот городок, как и наш, война, Венская операция, не затронула совершенно, да и прошлый войны обошли стороной.

Правильно рассуждал. Архив сохранился в неприкосновенности. Сначала наш Шерлок Холмс занялся производителем замка: я не заметил, не присматривался, но он после неудачи с фотографиями в нескольких местах поскреб ржавчину перочинным ножичком и нашел-таки и название мастерской, и город — тот самый, где он копался в бумагах. Особой пользы это не принесло. Оказалось, что мастерская после смерти хозяина в тысяча семьсот тридцать пятом закрылась. Перешла к наследникам, а те (Мальгинов неплохо знал немецкий и читал на готике) вовсе не горели желанием продолжать трудовую династию. Быстренько закрыли заведение, всех, кто там работал, рассчитали, а участок, где она стояла, продали какому-то приезжему барончику. Надо полагать, не прогадали — место было хорошее, почти в самом центре города, покойному хозяину и прежде несколько раз предлагали за хорошую цену уступить землицу, но он отказывался (в папке, говорил Мальгинов, сохранились аккуратно подшитые письма с предложениями и копии хозяйских отказов). Надо полагать, был фанатиком своего дела, это наследничкам оказалось плевать.

Как тогда же говорил Мальгинов, документы все же не дают точной привязки по времени. Навесной замок — штука основательная и не особенно сложная, это вам не часовой механизм. Если регулярно смазывать, прослужить может долго (ну да, и у нас дома на сарайке висел ухоженный навесной замок еще царских времен, судя по надписи с «ятями» и «ерами»).

Что касается дома… Тут тоже кое-что установить удалось (по словам Мальгинова, иные документы и том архиве относились аж к средневековью). Дом построили аккурат в шестьсот пятьдесят девятом, к деду нынешнего, неизвестно куда запропастившегося на военных стежках-дорожках хозяина он перешел в восемьсот сорок девятом. Так что, когда именно дверь, можно сказать, запечатали, неизвестно — но, судя по ржавчине на замке и петлям в любом случае несколько десятилетий назад, а то и в прошлом столетии. Кто-то поступил, в общем умно — обнаружив рожу и убедившись, что от нее никакого вреда и никакой пользы в хозяйстве, не стал тревожить тогдашних ученых, а попросту заложил коридор кирпичом, навесил дверь, запер на солидный замок, а ключ, не исключено, выкинул. Возможно, он и сейчас лежит в каком-нибудь тайнике, а может, и нет, может, его и впрямь выкинули. (Мальгинов провел поверхностный обыск, в кухне, по другим комодам-шкафам, ключа не нашел и на том остановился — в самом деле, поиски ключа ни к чему не вели, найдется он — и что?)

Да, крепенько заусило особиста… После неудачи с фотоснимками он решил поступить с рожей, как с нечистой силой. Сам он в нечистую силу не верил нисколечко (как и я, и ребята), но, видимо, полагал, что дело следует довести до конца. Раздобыл в католической церкви крестик, молитву «Отче наш» на латыни, пошел в подвал и там трофеи испробовал.

Ребята тоже сходили ради любопытства. Ни крест, ни прочитанная вслух молитва на рожу не оказали никакого воздействия. И бровью не повела, не говоря уж о том, чтобы исчезнуть, подобно гоголевской нечисти, заслышавшей петушиный крик.