Шелест Да не судимы будете - Неизвестно

Через четыре месяца он снова уехал на фронт в действую­щую армию, связь с ним опять надолго была потеряла. Но встречи в Омске мне не забыть до конца своих дней. Митя был демобилизован из армии только в 1947 году.

И вот Москва. Здесь я встретил многих товарищей, которые были в Купянске, теперь захваченном немцами. А также тех, которые со мной зимой 1941 года отправлялись теплушками в глубокий тыл. Всех их тоже, так же как и меня, вызвали в Москву в надежде скорой посылки в освобожденные районы Украины, но освобождение затягивалось. Немалая армия ответ­ственных партийных, советских, административных работников находилась на положении «безответственных» — ничем не заня­тых людей, ведущих праздный образ жизни. Столовая, где по военному времени кормйли неплохо, общежитие полуказармен- ного типа, тоска, безделье всех нас одолевали. Многие из нас, в том числе и я, просились в действующую армию или в парти­занские отряды — ответ был один: «Ждите решения». Я все же написал официальное заявление в ЦК ВКП(б) о том, что если нельзя в армию или в партизаны, то дайте нам работу, чтобы мы даром не ели хлеб в такое трудное время для нашей Родины. Недели через две после поданного мной заявления меня пригла­сили в отдел кадров ЦК ВКП(б) к товарищу Андрееву, он же был и секретарем парткома ЦК. Андреев внимательно со мной побеседовал, выяснил все вопросы и предложил мне должность инструктора ЦК ВКП(б) в оборонном отделе ЦК. Я это предло­жение. принял с большой радостью, ведь это живое дело, не прозябание в общежитии-казарме в ожидании, когда откроют столовую.

/

Инструктор ЦК ВКП(б) в отделе оборонной промышленно­сти — это ответственная работа, немалый объем и определен­ные полномочия, тем более в военное время. Меня определили в сектор по обеспечению разработки, производства и снаряже­ния реактивных снарядов РС во всех их модификациях. Это было новое и грозное, страшно засекреченное оружие. Откры­то в армии и народе это оружие любовно называли: «Наши Катюши и Иваны». Заведующим сектором был Волков Н. Н., хороший коммунист, инженер, организатор, отличный това­рищ — по-настоящему человечный человек. Впоследствии он стал директором 2-го Московского часового завода. Ему было присвоено звание Героя Социалистического Труда. Уже позже, после войны, мы с ним имели переписку, от него у меня хранится сувенир — электронные настольные часы. Во главе нашего управления стоял генерал Гайдуков, неплохой человек, но очень суетливый. Инструкторами вместе со мной были:

Матюшин из Мурома, впоследствии он стал первым секретарем Краснодарского крайкома партии, и Субботин из Нижнего Та­гила, он длительное время работал в аппарате ЦК. Всю оборон­ную промышленность опекал секретарь ЦК ВКП(б) Мален­ков 27, и мне не раз приходилось быть на совещаниях, которые он проводил. Два раза на них я слушал И. В. Сталина.

Маленков нам не один раз говорил, что И. В. Сталин на­стоятельно требует форсировать производство необходимого количества РС, так необходимых для фронта. Когда на совеща­нии присутствовал И. В. Сталин, он каждый раз давал конкрет­ные, немногословные предложения по усилению производства «Катюш».

Я еще оставался инструктором ЦК ВКП(б), в то же время получил удостоверение ЦК КП(б)У о моем направлении в осво­божденные районы Украины.

Наконец эшелон партийных, советских, административных работников Украины направляется в Купянск, оттуда каждый по назначению. С нами едет большая группа партизан, которые должны были быть переброшены в тыл врага. Эту группу провожал сам начальник штаба всесоюзного партизанского дви­жения Пономаренко П. К. Эшелон наш идет кружным путем, недалеко от мест Сталинградского сражения. Из окон вагонов видны недавние следы ожесточенных сражений, исковерканная военная техника, разбитые железнодорожные станции, разру­шенные населенные пункты. Кое-где еще не убраны трупы вражеских солдат, на большом протяжении по-над железной дорогой в снегу, у телеграфных столбов усажены или приклоне­ны к телеграфным столбам в одиночку и группами убитые солдаты — большинство румыны и итальянцы. Зрелище, ко­нечно, далеко не из приятных.

На вторые сутки прибыли в Купянск, и сразу же небольшая группа во главе с первым секретарем обкома партии машинами выехала в Харьков. По дороге видели страшные разрушения населенных пунктов, много трупов вражеских солдат и исковер­канной военной техники. В Харьков въезжали со стороны станции Основы, слышна была стрельба орудий и минометов — еще шел бой за Харьков.

В Харьков вступили в сумерках, зрелище ужасное. Весь город объят пламенем — много пожаров, взрывов, на окраине города идет стрельба, людей на улицах ни души, город вымер.

На площади Дзержинского горят и рушатся здания: обком КП(б)У, гостиница, Госпром, Дом проектов, ветеринарный ин­ститут. Вся огромная площадь освещена зловещим заревом пожаров, их никто не тушит.

Вся обкомовская и горкомовская группа, прибывшая первым эшелоном в Харьков, разместилась в особняке на улице Ивано­ва, тут же наши рабочие места и общежитие. Мы находимся почти на казарменном положении. Нас предупредили об опасно­сти передвижения по городу, в особенности в одиночку. В горо­де много заминированных зданий, в разных местах города воз­никает беспорядочная стрельба Взяли автоматы и вместе с пар­тизаном Васей тгошли поздно вечером на квартиру по улице Захаржевского к матери Ирийы Дарье Петровне и тетке Лине Петровне. Они сидели в комнате при коптилке уже двое суток, слышали стрельбу, но не знали, что немцев уже выгнала Крас­ная Армия из Харькова. Моему приходу они обрадовались, не верили, что это происходит наяву, встреча была о^ень теплая. Я им рассказал об Иринке, передал ее просьбу, чтобы они приехали к ней в Челябинск. Условились, чтобы они были готовы через два-три дня к отъезду в Купянск, а оттуда я их отправлю в Челябинск.

Я занимался вопросами организации работы промышленных предприятий города, восстановлением электростанций, водо­провода, канализации и городского транспорта. Работы было очень много, приходилось выезжать на места, разбираться и да­вать разрешение на восстановительные работы. Приходило много рабочих и ИТР, группами и в одиночку, предлагали свои услуги, вносили Предложения по пуску промышленных предпри­ятий, восстановлению электростанций, пуску городского тран­спорта. Вносили очень много конкретных и ценных предложе­ний — работы по горло.

На второй день после нашего приезда в Харьков на площади Тевелева состоялся большой митинг, на нем присутствовало очень много народа. Выступал Н. С. Хрущев. Было общее торжество по случаю освобождения города, но вместе с тем и какая-то настороженность. Мы, ответственные работники горкома и обкома, во время митинга находились в специальном оцеплении и охране. Митинг прошел с большим подъемом. Передвижения по городу предстоят большие, а городской тран­спорт еще не работает, надо находить выход. Устанавливаю связи с водителями, они говорят, где имеются автомашины и горюче-смазочные материалы. Достаю две машины, легко­вую— «газик» и грузовую — немецкий «опель». Водители охотно соглашаются работать, просят только разрешения вы­везти семьи из Харькова. Все же здесь Сложная обстановка, часты налеты вражеской авиации, бомбежки, имеются челове­ческие жертвы, обстановка довольно неспокойная.

Встречаю много знакомых, они приходят с просьбами, жало­бами, предложениями. Бывшая сокурсница по рабфаку Леля

Куркина пришла и рассказала о всех ее мучениж при оккупа-_ ции, о голоде и страхе. Очень остался я огорчен, что знакомая девушка Лида, которую я устраивал термистом на завод № 75, уехала с немцами — вот этого я никогда не мог ожидать. Ее мать и сестра Нина плачут и проклинают ее. Где она, неизве­стно.

Вечерами и ночью в обкоме партии собираемся и слушаем радиопередачи по радиоприемнику «Телефункен», принадлежа­щему А. А. Епишеву, отличная машина. Вести же с фронтов разные, как говорят, «с переменным успехом», а на харько­вском направлении обстановка довольно сложная и опасная. Наши танковые части и механизированная пехота, преследуя отступающего противника, очевидно, сильно увлеклись. В рай­оне Барвенкова глубоко вклинились в расположение немецких войск, на сотни километров оторвались от своих тылов и без снабжения.

Конец февраля 1943 года. На дворе большая распутица, подвоз боеприпасов, горюче-смазочных материалов, питания очень затруднено, автомашин явно не хватает, да и проходи­мость их по распутице весьма ограничена, гужевым транспор­том ни на санях, ни на колесах далеко не уедешь.

Из немецких передач мы узнаем, что большая группа наших войск под Барвенковом попала в окружение, пехота пытается выйти из окружения, но несет большие потери. Танки без горючего зарыты в землю, отстреливаются (это пока есть боеприпасы, а затем гибель). Во второй передаче немцы пере­дают, что «окруженная группировка советских войск в районе Барвенкова ликвидируется, много убитых, раненых, пленньгх, большие трофеи военной техники». Мы все тяжело переживаем нашу неудачную операцию. Вышедшие с боями из окружения рассказывают о кошмаре и огромных наших потерях, безнадеж­ности нашей окруженной группировки войск. Находятся «умни­ки», особенно «смершевцы»28, которые пытаются обвинить вы­шедших из окружения чуть ли не в трусости и пораженчестве. Усилились бомбардировки города, у населения настроение уны­лое, на предприятиях рабочие спрашивают нас: «Скажите от­кровенно, вы что, снова оставите Харьков?» А что мы можем им на это ответить?