Пуля для бизнес-леди - Лев Корнешов

Главный редактор, прочитав эту статью, взорвался:

— Теперь вы чокнулись на почве секса, Соболева?

— Мужчины мою позицию поддержат, — ехидно улыбнулась Настя. — Конечно же, которые ещё могут…

Подумала и добавила:

— И девушки тоже. Те, которым надоело обслуживать за порцию шашлыка да рюмку коньяка, то есть задарма. Вы задумайтесь, — предложила она Главному, — над происхождением словечка «дешевка». Кстати, чисто русское словечко…

— Ну и…

— Потому что дешево стоят мужчинам наши девочки… А если серьезно, то вы сами видите, тираж газеты растет…

— Да, за шесть месяцев добавили полтора миллиона.

— Не мне вас учить, — сказала уверенно Настя, — но пройдет совсем немного времени и эти, и другие ныне запретные темы будут обсуждаться вслух и откровенно.

— Вы так уверенно говорите…

— Можете не сомневаться — так будет.

Главный замурлыкал «Гори, гори, моя звезда».

— Вот что я вам скажу, дорогая Анастасия Игнатьевна… Откровенно. Я вас печатаю потому, что мне самому до тошноты надоел тот бардак, который называется нашей советской действительностью. И мне столько лет, что бояться мне больше нечего. Отбоялся свое…

Он подошел к окну, уставился невидящим взглядом в пространство. Настя тихо покинула кабинет. Ей стало чисто по-человечески жаль этого умного, изношенного человека, вся жизнь которого прошла в страхе: вначале боялся, как бы не «взяли», потом — как бы не сняли…

Заведующая редакционной библиотекой Марья Никитична служила на своем посту с начала тридцатых годов. Она пережила времена массового изъятия из библиотек книг «врагов народа» и просто чем-то неугодивших властям авторов. Списки на такие книги приходили из таинственной организации под названием Главлит с потрясающей регулярностью. Марья Никитична в те темные времена нашла комнату на задворках в обширных помещениях библиотеки, велела сделать железную дверь и закрыла её стеллажами с книгами, которые с трудом, но отодвигались. В этой комнате хранились по одному-два экземпляра «арестованных» книг. Пришло время, когда срок их «заключения» за железной дверью истек, но к книгам, ставшим библиографической редкостью, Марья Никитична допускала только избранных. Настя была в их числе. Она получила редкую возможность заглянуть в прошлое, ибо сохранились не только труды расстрелянных «вождей», но и книги на самые разнообразные темы и советских, и зарубежных авторов. Именно там, в личном «книгохранилище» Марии Никитичны она натолкнулась на книги о проституции в России, о первых наркоманах, о крупнейших торговцах оружием. Она с интересом прочитала воспоминания князя Феликса Юсупова об убийстве Распутина, её поразил своей искренностью дневник фрейлины Анны Вырубовой — но это было чтение для самообразования. А вот книги Бориса Пильняка, репортажи Кольцова — это серьезно, у них можно было учиться писать, учиться ремеслу.

Руслан Валерьевич с давних лет был в приятельских отношениях с Марьей Никитичной и прекрасно знал, какие ценности хранятся в её комнатке за стеллажами. Он и подсказывал Насте, что читать. Но он же посоветовал: «слишком спешишь. Часто публикуешься. Видны торопливость, которую просто ненавистью к мерзостям жизни не оправдать».

— Что ещё просматривается? — спросила Настя, уже зная ответ. Руслан Валерьевич был слишком опытным редакционным работником, чтобы от него можно было что-то утаить.

— Одному журналисту не под силу собрать такое количество материалов и все строгой секретности. Смотри, Анастасия Игнатьевна…

Это был серьезный звоночек. Он означал — Настю могут заподозрить, что она на кого-то работает.

Настя срочно запросилась в командировку, в Грозный. Там назревали серьезные события, она это чувствовала. И уж если привезет материал — он будет добротно сшит собственными «нитками».

Материал она привезла. Он назывался «Кавказские пленники». Соболева писала, что в Чечне вскоре вспыхнет необъявленная война — яростная, до полной политической слепоты. И что в этой грядущей войне победителей не будет. Она приводила свой диалог с молодым танкистом майором Александром Улановым:

— Чечня запасается оружием и формирует вооруженные силы. Втайне, конечно. А у вас там, в Москве, напускают туману побольше. Но это кровавый туман… Мы — заложники…

— Заложники… Чего? Неправильной государственной политики, имперских амбиций?

— Нет, конечно. Мы заложники больших денег. Только здесь я понял, как правы те, кто утверждал, что у нефти особый запах — крови.

— Где же выход? Каким он видится тебе?

— Не знаю. Я военный, выход пусть ищут политики.

После публикации «Кавказских пленников» Главному позвонил куратор из ЦК и потребовал, чтобы перестали печатать «эту взбесившуюся стерву». Но к порогу страны уже подступил июль и все стало не так просто, как раньше, для ЦК: приказали и пиши не очерки, а покаянные письма… в то же ЦК.

О Главном в редакции говорили, что он навсегда ушиблен тридцать седьмым годом, когда на его глазах, тогда начинающего репортера, увозили в неизвестном направлении лучших журналистов редакции. Но он был слишком опытным политиком, чтобы не уловить ветер грядущих перемен. Он ответил так:

— У нас каждый четверг — редакционная летучка. Приезжай и объясни журналистам редакции, почему не рекомендуется печатать Соболеву.

Куратор приехать не решился.

В редакции к Насте относились теперь по-разному. Все были с нею приветливы, когда она появлялась в редакционном кафе ей почти из-за каждого столика предлагали присоединяться. Она охотно подсаживалась к тем, кто ей был интересен, ибо нередко в трепе за кофе мелькали неофициальные суждения и любопытная информация. Но многие ей завидовали, ибо ещё вчера она была в редакции никем, девочкой, которую можно было попробовать трахнуть, а сегодня выбилась в редакционную элиту. Она стала одной из когорты «золотых перьев», а те, интригуя друг против друга, тем не менее держались сообща, ибо если допустить, что кого-то из них спихнут с редакционного пьедестала, то ведь и с другими могут поступить точно так же.

Редакционных «девушек» смущало то, что Настя вроде бы ни с кем не спит, хотя мужа у неё нет и не было. Добрые подружки стали распространять слухи, что она то ли лесбиянка, то ли фригиднее арктической льдины. Появление Кушкина, как ни странно, положило конец слухам: рослый, спортсмен, даже чемпион какой-то. Редакционные дивы выбор Насти одобрили: у неё своего ума палата, и нужен такой штучке, как она, именно мужик, а не заумный специалист по глубокомысленным беседам.

— И как он? — не удержалась, поинтересовалась Люська Заболотина.

— У-у-у! — многозначительно протянула Настя.

Люська тут же помчалась в отдел, чтобы сообщить девчонкам, что Настя в восторге от своего спортсмена.

— Да вы только гляньте на нее, вся аж светится, удовлетворенная по самый пупок.

Девицы заржали.

А у Насти было такое ощущение, что она балансирует на тонкой проволоке над глубокой, глубокой пропастью. И ещё никогда она не чувствовала себя такой одинокой…

Наследство из-за океана

Это было как гром среди ясного неба. В письме, которое она получила на свой домашний адрес, нотариус — далее следовали фамилия и имя, длинный перечень званий означенного нотариуса, название юридической фирмы — официально уведомлял, что её родственница урожденная Мария Демьянова скончалась. Он выражал искреннее соболезнование приличествующими случаю грустными словами. И по-деловому сообщал, что покойная Мария Демьянова в завещании так выразила свою последнюю волю: недвижимое имущество (дом, земля и т. д.) передать в дар православной церкви в Канаде, а все свои сбережения, находящиеся на счету в одном из швейцарских банков, она завещает своей дорогой племяннице, гражданке СССР Соболевой Анастасии Игнатьевне. Других родственников у неё нет, и завещание никем не оспаривается, законность его несомненна. В связи с этим нотариус просил выслать экспресс-почтой необходимые для вступления во владение наследством документы — далее шел не очень длинный перечень. Убедившись в их подлинности, нотариус обещал, если уважаемая госпожа Соболева иззволит именно ему это поручить, максимально быстро уладить все формальности. В завершении юрист уверял госпожу Соболеву в своем глубочайшем уважении.

Настя тупо уставилась на листик бумаги с логотипом юридической фирмы. Отложила его, потом перечитала ещё раз. Ерундистика какая-то, кто-то решил над нею подшутить — такими были её первые мысли. Она спрятала письмо в ящик письменного стола, решив, что непременно отыщет шутника.

Через несколько дней в редакции она случайно узнала, что из своего заграничного далека приезжает Алексей. Это было обычно. Зарубежных собкоров время от времени вызывали в Москву, чтобы они там, на заграничных хлебах, не разжирели, подышали дымом Отечества.