Шекспир мне друг, но истина дороже. Чудны дела твои, Господи! - Устинова Татьяна

…Что за странные и необъяснимые события здесь происходят?!

– Что скажете, Максим Викторович?..

– Заходи, Федя.

Сзади произошло какое-то движение, и раздражающая желтизна слилась в узкий ручеек, а потом совсем исчезла. Очевидно, Величковский закрыл за собой дверь.

– Ляля в кабинете Юриваныча, – сообщил Федя. – Она его уговаривает, что нужно поехать в ментовку и сдать ключи. Как ценный вещдок. Он ни в какую. Он говорит, что не хочет втягивать ее в историю.

– То есть она настаивает на огласке и обращении в полицию, а он ее покрывает.

– Какая огласка, господин режиссер?! Весь театр уже в курсе. К вечеру в курсе будет весь город! Там еще чай есть?

Озеров пожал плечами. Федя подошел и тоже побулькал немного из носика.

– Моя мамаша всегда нам с папашей выговоры делает, когда мы так из чайника лакаем, – выпалил он и утер губы. – Холодный, а жжется что-то.

– Там имбирь.

– Слушайте, неужели вы верите, что эта малахольная Ольга Михайловна сперла из директорского сейфа деньги?!

– Я не знаю, кто спер деньги, но вчера в этом буфете никакой связки не было. И это я знаю точно.

Федя помолчал, потом выдохнул страстно:

– Откуда?!

– Я вчера заглядывал в буфет. Створка открылась, я присел и заглянул, а потом ее закрыл. Там в ряд стояли четыре чашки, а сзади блюдца. Чашки были абсолютно пустые. Это точно.

– То есть…

– Подожди, не перебивай. Мы вместе отсюда вышли, она на моих глазах заперла дверь. Утром мы пришли к директору и застали у него Лялю. Если ты помнишь, еще решали, где будем читать – в репетиционном зале или здесь. Пришли сюда, она при нас отпирала дверь. Какой вывод из этого мы делаем?

– Какой?

– Связку подложили или вчера поздно вечером, или сегодня утром.

– Кто подложил?

– Федь, ну что ты как маленький? Откуда я знаю?

– Это явная подстава, – заключил Федя Величковский, и Максим кивнул.

Помолчали.

– Выходит, прав Юриваныч, что не хочет везти ключи ментам. Кто там станет доискиваться, как связка попала в буфет!.. Они сделают линейный вывод – раз ключи нашлись у Вершининой, значит, она их утащила у Верховенцева.

– Выходит, – подхватил Федя, – Юриваныч знает, что никаких ключей Ляля не таскала. Откуда он знает?

– Возможно, он ей верит.

– Или знает, кто утащил, и уверен, что это не она.

– Или так, – согласился Озеров.

– Между прочим, у Екклезиаста сказано, – начал Величковский: – «Кто любит серебро, тот не насытится серебром». Это я к тому, что мало того, что серебро украдено, еще и человек убит. Тот, кто подставляет Лялю, хочет свалить на нее убийство тоже?

– Убить мог один человек, а украсть совершенно другой.

– А третий разгромил костюмерную?.. Что-то их до фига получается, Максим Викторович!

– Надо поговорить с Лялей, вот что, – решил Максим. – Пошли, Федя. Или нет, ты лучше сиди здесь и сторожи, а то ей еще чего-нибудь подбросят.

– Пузырь с ядом? – предположил Федя безмятежно.

– А я ее найду.

– Не хочу я сторожить!

– Придется.

Сторожить не пришлось. Дверь распахнулась, вспыхнул свет, Максим зажмурился, и Ляля Вершинина протянула убитым голосом:

– А, это вы…

– Это мы, – жизнерадостно отозвался Федя. – Ольга Михайловна, хотите холодного чаю?

– Мне домой нужно, – не обращая внимания на него, сказала Ляля.

– Мы сейчас уйдем. Мы просто вас ждали.

– Спасибо, что продержали народ так долго, Максим Викторович, – продолжала Ляля. – Если бы сразу отпустили, пропала бы я.

Озеров собрал со стола свой экземпляр «Дуэли» и кое-как затолкал в папку.

– Как к вам в буфет попала связка ключей Верховенцева? – спросил он.

Она пожала плечами.

– На ней есть ключ от директорского сейфа?

Ляля кивнула.

– Точно есть?

– Юриваныч так сказал. Он мне даже его показал!.. Вот, говорит, ключ от сейфа. Их всего два и есть, у него самого и у Виталия Васильевича на связке.

– Что он решил? Отвезти связку следователю?

Ляля аккуратно составляла чашки на маленький столик, где были самовар и сахарница, и ответила, только когда поставила последнюю:

– Я не знаю. Он считает, что эта связка только еще больше запутает дело. Он не хочет никакого лишнего шума и очень жалеет… наш театр.

Федя на заднем плане слегка фыркнул. Ляля не обратила внимания.

Она подошла к полке, порылась и вдруг забеспокоилась:

– Вот здесь… я положила бумаги. Днем, когда чай стали накрывать. Вы не видели?

Озеров и Величковский переглянулись. Они не видели.

– Но как же так, там три листка исписанных! Кто мог их забрать?

– Никто не мог, – сказал Федя. – Кому они нужны? А что в них? План работы на следующий квартал?

Ляля копалась в бумагах.

– Нету, – убитым голосом сказала она наконец. – Куда они делись? Это очень личные записи!..

Максим вздохнул. Она его раздражала.

– Посмотрите в сумке, в столе. К директору вы их точно не брали?

Ляля потрясла головой и огляделась по сторонам.

– Найдутся, – сказал Озеров с нажимом. – Не сегодня, так завтра. Пойдемте?..

В пустом коридоре Максим спросил негромко:

– А нижний замок работает?

Ляля посмотрела на свою дверь, словно пытаясь определить, есть ли в ней нижний замок.

– Нет, наверное. Я никогда его не закрываю, и ключа от него нет.

Озеров покрутил медную ручку, слегка заляпанную краской, – видно, попала, когда красили дверь или стены. Ручка с трудом поддавалась, и язычок замка высовывался и исчезал, как будто дразнился.

– Что вы хотите сделать, шеф? – заинтересовался Федя.

Максим победил наконец замок и с силой захлопнул дверь.

– Да что вы?! – сказала Ляля устало. – Зачем? Как я завтра открою? Я же вам говорю – от этого замка и ключа-то нет.

– Вызовем слесаря и откроем.

– Вы опасаетесь продолжения диверсий? – осведомился Федя Величковский. – Вряд ли они последуют! В одну воронку, как известно, бомба дважды не попадает.

– Береженого бог бережет.

Втроем они спустились по лестнице, и Ляля расписалась в толстом журнале, лежавшем на конторке перед вахтером.

В узкой нише приваленные один к другому стояли похоронные венки.

– Похороны перенесли, – сообщила Ляля, когда они оказались на улице. – Теперь только когда следствие разрешит выдать тело, а когда оно разрешит, никто не знает.

– Мы вас подвезем, – предложил Озеров.

Ляля замотала было головой, но тут из сумерек окликнули:

– Извините, пожалуйста! – и появилась Василиса. Курточка на ней была совсем мокрой от снега, видимо, она долго ждала. – Федя, можно с вами поговорить? – Она сглотнула и выпалила: – Наедине!

Величковский так удивился, что все заметили это удивление, и Василиса заметила тоже.

– Недолго, – упавшим голосом добавила она. – Это… по делу.

– Ну, конечно! – воскликнул Федя, которому стало неловко. – Конечно, можно! Максим Викторович, пардон, я отозван по делу, буду позже!

Он выставил руку калачиком, чтобы Василиса взяла его под локоть, она не взяла, и они пошли вдоль стены театра – очень высокий Федя и сгорбленная Василиса в мокрой куртке.

Озеров и Ляля проводили их глазами.

– Хорошая девочка, – сказала Ляля зачем-то. – Старательная, и театр очень любит. Бабушка у нее болеет, а денег на операцию нет.

– Денег? – переспросил Максим машинально.

– Да, дорогая операция. Ждут квоту или что-то такое, я не вникала, так по слухам…

…У хорошей девочки Василисы нет денег на дорогую операцию, а у директора в сейфе их полно. Может, это важно? Может, об этом нужно подумать?..

…И зачем ей понадобился мой Федька? Да еще… секретно! Она его едва знает! Романтический интерес или что-то другое?..

– Я вас все-таки подвезу, – чтобы отделаться от этих мыслей, Максим заговорил громко и уверенно: – Снег валит! У вас часто бывают такие метели?

Ляля пожала плечами. Ей не хотелось ехать с посторонним человеком, вести с ним пустые разговоры, еще – не дай бог! – сочувствие принимать!.. Или, наоборот, думать, что он ее подозревает – ведь ключи-то у нее в буфете нашлись! Но сопротивляться не было сил. Ей ничего не хотелось.