Фонарь на бизань-мачте - Марсель Лажесс

на свое место, когда на них смотришь при ярком свете, пристально вглядываясь и связывая с другими словами, другими жестами, другим выражением лица.

День завершился блестящей победой жеребца Васко, принадлежащего господину Адриану д’Эпинею. Он выиграл в первом и во втором заезде, и все окружающие увидели в этом некое доброе предзнаменование. Господин Букар был совершенно утешен.

— В понедельник я расскажу об этом Бродле, — сказал он. — Необходимо поддержать настроение у этих несчастных.

Он действительно обратился к властям за разрешением посетить в тюрьме обвиняемых из Большой Гавани, и как раз этим утром его уведомили, что разрешение получено. Господина Бродле и его друзей арестовали месяц назад, следствие уже закончилось, и узники требовали, чтобы их ознакомили с обвинительным заключением. Но вопреки обещанию господина Иеремии содействовать ускорению процедуры дни тянулись за днями, а на их требование не было никакого ответа.

В то время как мы говорили об участи наших соседей, мэтр Лепере показал нам Иеремию и одного из его ближайших друзей, господина Редди, шедших куда-то по ипподрому.

Мы несколько задержались на Марсовом поле. Шествие началось снова, но уже в обратную сторону. Люди так же спешили отсюда выбраться, как прежде бежали на скачки, только с еще большим шумом. Кучера орали и погоняли лошадей. Кондитеры предлагали оставшиеся нераспроданными пирожные, нахваливая их нежный вкус. Торговцы арбузами окликали прохожих. Уже снимали знамена, и под навесами слышался стук молотка по ящикам.

Тени густели по склонам гор, а на горе Открытия вдруг начал слабо помаргивать огонек.

Вечер был мягкий, но почему-то одновременно жестокий. У меня было странное впечатление, будто меня гнетет, но также и возбуждает нечто похожее на предчувствие. Вскоре на ипподроме остались лишь несколько припозднившихся вроде нас горожан, прельщенных внезапно наставшей здесь тишиной.

Мы пешком спустились на Губернаторскую, когда уже всюду зажглись огни. С обеих сторон улицы, на верандах богатых домов, собирались вместе члены семьи. Слышался смех, клочки разговоров. В одном из дворов девушка в длинном платье гонялась за мальчуганом. Она нас увидела сквозь решетку и остановилась с очаровательным выражением замешательства. От света, падавшего с веранды, у нее ярко блестели глаза и видно было, как бурно вздымается ее грудь. Послышались звуки рояля, сначала прерывистые, потом слившиеся в единую музыкальную фразу, чтобы вскоре растаять у нас за спиной. Фонари висели на всех основных перекрестках и, казалось, двигались нам навстречу. Выйдя на Оружейную площадь, мы остановились, удивленные множеством огоньков, которые покачивались на воде. Левые и правые бортовые огни, кормовые и носовые огни, фонари, повешенные на рею и бизань-мачту. Из проехавшего рысью экипажа раздался веселый смех женщины. Я инстинктивно повернулся к Изабелле и в сумерках перехватил улыбку, осветившую ее взгляд и лицо. Именно в это мгновение Анна уронила свой зонтик, и я нагнулся, чтобы поднять его.

Госпожа Букар-мать встретила нас радостными восклицаниями и вопросами. Она уже знала о перипетиях этого дня, хотя и не покидала балкона. Но все клиенты гостиницы, возвращаясь с Марсова поля, заходили поговорить с ней. За сорок восемь часов она успела внушить к себе уважение.

Во время ужина она окликнула проходившего через зал господина Масса.

— Пусть молодежь потанцует, господин Масс. В мое время после такого дня никто не улегся бы сразу в постель.

Гости в ответ на эту идею захлопали, господин Масс поклонился.

— Жаль, что Лепере не смог составить нам компанию. — сказал господин Букар и, повернувшись к матери, добавил: — Вы ведь, наверно, помните, матушка, молодого нотариуса, который тогда приехал в Большую Гавань описывать имение Франсуа? Сегодня он должен ужинать в клубе маврикийских любителей скачек, но завтра он будет с нами.

Старая дама кивнула. Мы с большим увлечением, даже со страстью принялись обсуждать скаковые качества лошади д’Эпинея, ибо, поставив на нее, наши барышни выиграли несколько пиастров. За десертом госпожа Букар-мать спросила у Изабеллы:

— Этот мэтр Лепере также и ваш нотариус?

Мне показалось, что я уловил на лице молодой женщины выражение досады, однако она сейчас же ответила:

— Да, он мне очень помог своими советами, так что я бесконечно ему признательна.

Мы танцевали почти до полуночи, благодаря нескольким самоотверженным дамам, которые согласились сесть за рояль. Ночью я долго стоял на балконе. Я понимал, что это мое пребывание в Порт-Луи стало важным этапом моей жизни, но почему — уточнить бы не смог.

XVIII

На следующий день после мессы мы обсудили возможность поездки в «Грейпфруты». По воскресеньям дилижансы возят горожан на постоялый двор «Поль и Виргиния» возле Королевского парка, где находится старинная усадьба Маэ де ла Бурдонне. Мои друзья горели желанием показать мне этот парк. Там растут любопытные породы деревьев, которые дают пряности, а также пальмы, вывезенные с разных континентов и акклиматизированные на острове, благодаря неусыпным заботам господина де Сере. Меня прельщала мысль повидаться с моим другом Сувилем, но после вечера в театре, беготни за покупками, с которыми все же покончено не было, целого дня, посвященного скачкам, да еще и танцев, госпожа Букар и ее дочери попросили дать им денек отдохнуть.

— Хилые создания! — пренебрежительно бросила госпожа Букар-мать. — Как подумаешь… — Она пожала плечами. — Мой бедный Антуан!

— Времена колонизации давно миновали, бабушка, — с легким нетерпением сказала Анна. — Сейчас мы имеем полное право быть чуточку неженками… да попросту — женщинами.

— О, ты! — возразила бабушка. — У тебя всегда будет все, как ты хочешь. Дай-то бог, чтоб однажды… — Она себя перебила. — А, ладно, я знаю, что говорю.

Она подняла голову и выставила вперед подбородок, как обычно, когда она словно бросала вызов кому-нибудь или чему-нибудь.

— Никола, — обратилась она ко мне, вновь обернув свою шаль вокруг шеи, — попробуйте-ка отнять у современной женщины моды, религию, проблемы, связанные с питанием, и еще сплетни, — что ей останется?

Мы все, живущие рядом с госпожой Букар-матерью, всегда себя чувствовали сбитыми с толку, когда она так на нас нападала. Смутился я и на этот раз.

— Останется, вот как заметила Анна, быть женщиной, ведь это в конечном счете тоже прекрасное дело, не правда ли? — сказал я.

Она меня смерила долгим презрительным взглядом сквозь свой лорнет.

— Фу-ты, господи! Все они одинаковы! Должна вам