Газета День Литературы # 148 (2008 12) - Газета День Литературы

Не надо современному мужику никакой собственности, хлопотно с ней. Разочарован он последними реформами по улучшению народной жизни. Усреднён стал мужик, подстрижен со всех сторон суровым двадцатым веком. "И сама деревня, шесть столетних изб, садится с каждым годом. Будто ... дубиной её в землю вгоняют. Трава кругом всепожирающая... Гляжу на эти тающие в жарком дне избы – последний из тех, кто знает о мужиках лет на 150 вглубь – по молве, по рассказам, по сидению в архивах, по догадкам. Сколько тут разных водилось" ("Народ, да не тот", "Двина" № 1 , 2008 г.).

И на четырёх страницах очерка с гордостью пишет о предках своих земляков: о деде своего деревенского соседа Вадика Скрозникова – Иване Сергеевиче Полуянове, известном местном шорнике. Вся волость знала его хомуты, шлеи, сёдла – с личным клеймом в виде трилистника. Василий Михеевич Колыбин держал мельницу, Павел Филимонович Синцов – токарню. Был свой легендарный маслодел – Александр Дмитриевич Бушихин. Маслодельный аппарат он сам (лично!) привез из Швеции на кредит крестьянского банка и на собственные накопления. Сколько жизненного азарта надо было ему иметь, чтобы преодолеть все препятствия, таможни и дерзнуть съездить за необходимой покупкой в Европу из глухой северной деревни! Зато жили сытно и вольно, ни на кого не надеясь, рассчитывая только на свои силы. Крепкого крестьянского замеса были люди. По сути, получился не очерк, а настоящий гимн трудовому человеку, хозяину своей судьбы, своей земли.

В очерке "Соло для половиц со скрипом" ("Двина", №4, 2006 г.) упоминается первый насельник Артемий Синцов, пришедший в эти места без малого 400 лет назад, по имени которого названа деревня Синцовская.

Многие здешние мужики, как и дед писателя, участвовали в русско-японской войне, например, Егор Васильевич Шестаков служил в то время на крейсере "Лена" в эскадре Рожественского.

"Я помогал Олегу больше для собственного удовольствия", – пишет в одном из очерков автор… В том и состоит особенность самобытного автора, что в его произведениях органично сочетаются историческая действительность и современность, острое сопереживание землякам и готовность личного участия.

"Внешний мир как молодая поросль, холодно обступает. А внутри тебя одновременно наслаивается былое. Нетронутое и нетленное, как кольца в срезе старого дерева. Там всё записано и оцифровано, всё переливается сочными красками жизни, омывается тёплым током от корней. Ток этот мощный и животворный" ("Соло для половиц со скрипом"). Под действием этого тока правнук цусимского матроса, Олег, в память о прадеде, взялся за ремонт родового жилища. Значит, толчок в его душе произошёл, если он настоящим наследником себя почувствовал, завет прадеда сберечь дом услышал.

Для человека с тонким душевным слухом, бесконечно любящим деревню свою деревянную, нет большего счастья, чем уловить мелодию обновления отчего дома: своего или соседей-дачников.

Автором схвачено главное, что есть на деревне: необыкновенное трудолюбие и взаимовыручка, милосердие и добросердечие, незыблемые нравственные устои. Как иллюстрация к этому – шесть невыдуманных рассказов в скромно оформленной книге "Бельфлер".

Повествование ведётся от лица местной жительницы Евстолии Власьевны из деревни Серебряницы. "Каков первый мужчина попадётся, такая у неё и судьба задастся", – народным присловием начинается рассказ "Отступница". Много парней за Олёной "ухлястывало", а она выбрала Сергея Просторо- ва. "Думала, как сама без оглядки и до смерти готова любить, так и Сергей будет". А он ей прямо сказал, что надоела. "И к мужикам на потеху пихнул. Первым откупорил да и всем дал напиться... И тело, и душу женскую по ветру пустил. А потом сам же и повторял за кобелями: "Подстилка". Сколько потом было у неё мужчин, и не помнит Олёна Дмитриевна, а умерла одиноко, зимой, на собственной печи в холодной нетопленой избе.

Рассказывая о необычной семейной жизни Анны и Ильи ("Со второго захода"), пожилая женщина, от лица которой ведётся рассказ, мудро замечает: "Любовь – любовью, а счастье терпением да угодливостью наживается. Редкая женщина с таким талантом рождается. Мужиков и того меньше. Все самолюбы да гордецы". Шестнадцать лет понадобилось Анне и Илье, чтобы понять, как они любят друг друга. Пока жили вместе, не уступали ни в чём, развелись, создали новые семьи. Через много лет судьба снова свела их, жили потом людям на заглядение. "Ну, так ведь, парень, иным и века не хватает, чтобы научиться жить в согласии, да уважать- любить друг друга до старости".

"Нет большего греха для женщины, – начинает следующий свой рассказ Евстолия Власьевна, – чем своего родного ребёнка бросить. На мужика променять. Нет таким бабам прощения... Смертный это грех для женщины... Но и в нём есть прощённые" ("Грешная мать"). Не прощённой жила Антонина Варавина, пока брошенный сын Володя дедом не стал. Он, сын-то брошенный, её и допечаловал, Антонина ещё и внуков понянчила.

Грань между действительностью и вымыслом в творчестве Александра Лыскова довольно условна. Часто под вымышленными фамилиями легко угадываются реальные люди: директор совхоза, местный фермер, рабочие пилорамы, сам автор. В каждом его произведении раскрывается новая сторона жизни, новые люди, в каждом по-новому светит солнце и звучит новая музыка.

Мелодия любви, живой, трепетной, искренней явственно ощущается в рассказе "Марья". Любви не первой, но страстной. Главный герой – с ошибками, с разочарованиями в жизни – любит яростно, ревниво, тревожно и нежно. Она отдаётся этой любви без оглядки, вся без остатка, веря и не веря в неожиданное счастье. Каждое слово повествования неподдельно, выстрадано.

Рассказы и повести писателя читаются подряд как масштабный роман, как продолжение его давнего большого произведения "Вольная птица" (журнал "Север" № 9, 1998 г. Переиздан в 2008 году под названием "Клочки"). Произведения мощного, лиричного, современного, почти автобиографического. О жизни в столице провинциального журналиста. В некоторые моменты становится страшно за судьбу главного героя романа. Выдержит ли, не согнётся, не пропадёт ли в жестоком, чванливом и грубом городе? Выдюжил. "Совесть гражданина и патриота, а прежде того праведное родительское благословение вывели его на стезю справедливости, и он выбрал для своего пера антибуржуазную газету "Завтра", в которой был одним из создателей, и где трудится уже почти 15 лет" (М. Попов, "Двина" № 2, 2007 г.)

Самые светлые страницы романа "Клочки" посвящены заповедной малой родине, куда главный герой приезжает вместе с беременной женой. Здесь рождается его наследник – без акушерок и повитух, уповая только на вековой житейский бабий опыт и милость Божью. Сцена рождения новой жизни запоминающаяся и образная, чувствуется рука большого мастера. "Я закопал плаценту под черёмухой, по поверью, навек привязав сына к этому месту на земле". В надежде, что теперь для сына эта земля будет как и для него, оберегом и неиссякаемым источником жизненной энергии, любимым местом на земле. Что здесь, в тишине, сын расслышит и запомнит музыку весеннего дождя, ветра, шуршания трав, трели лесных птиц.

Деревенская патриархальщина преследует писателя повсюду: в мыслях, ассоциациях, в вещах. Хотя его творчество не ограничивается сельской тематикой. Он остро воспринимает наше время и все то, что с нами происходит. В каждом человеке он пытается разглядеть живую душу, даже в Жанке-наркоманке ("История ложки") и в начинающем рэпере Егоре (драма в стихах "Далида"). В его произведениях запечатлена разнообразная, бесконечно изменчивая современность и яркие характеры героев.

Но тема деревни всё-таки ближе Александру Лыскову, он прекрасно знает реалии и основы деревенской жизни, её психологию. "В мире деревни – хорошо. Неохота ничего менять. Дом есть. Соседи. Друзья и недруги. Земля и небо. Свой дурачок, своя гулёна и свой бомж. Всё есть" ("Погружение", "Двина" №№ 3-4 2001 г.). Есть свои романтики, подвижники и трудяги – чистые души, которые сохранили в отношении к миру и ближним свет истинного добра и любви.

В мире деревни всё есть.

Архангельская область

Владислав Трефилов “...ТУТ НЕ ЗАБЛУДИШЬСЯ”

Случается, что юноша из села в мечтах о литературной славе приезжает в город, получает образование и продолжает писать, привычно извлекая из памяти всё более бледные, но по-прежнему дорогие впечатления, связанные с "малой родиной". И вот он уже слывёт "певцом деревни" и сам кичится своей "исконностью", тогда как давно живёт интересами и хлопотами горожанина, выезжая в родные места лишь погостить, пыль в глаза пустить, впечатления освежить, – да и то всё реже и реже.